Замужем за олигархом - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лобановская cтр.№ 32

Когда миновал еще годик, все преподаватели в МИФИ уже помнили Каховского как постоянно мелькающую в институте личность и, кое-как дотянув его до троек, приняли, сжалившись над измученным и неприкаянным малым. К тому же он всех уже достал, и видеть его в приемной комиссии еще и следующим летом никому не хотелось. Так Михаил прибился, наконец, к милосердному МИФИ, как щепка к глиняному берегу. Впереди уже назойливо маячил тридцатник, а Каховский еще ходил в студентах.

Кому какие выпали фишки… Мир жесток и безумен.

Ему не привыкать теперь стало жить, после опыта последних лет, где попало, и не дома, а по общагам. Многого не проси… Михаил стал неприхотливым, тихим, почти незаметным, но в самой своей глубине остался весьма амбициозным. Обитая нешумно и скромно в дальнем конце общежития в одной комнате с младшекурсником Алексеем, Каховский становился тому даже в тягость как сосед. Хотя первое время после армии мучился, без конца вспоминая дядину квартиру в центре, шикарную ванную, большую кухню… Жизнь складывалась, конечно, лучше, чем боялся, но много хуже, чем хотелось.

Одну комнату в квартире тетя Бела теперь сдавала каким-то приезжим с Кавказа. Там сразу стало тесно, шумно, грязновато — коммуналка! Вопили дети, в ванной без конца текла вода. И хотя тетя всегда звала к себе Мишу, он заезжал к ней только в гости, изредка и ненадолго. Он был племянником дяди Наума и всегда помнил об этом. И постоянную прописку дядя ему сделать так и не успел, хотя собирался. Не успел или не захотел? — часто думал Миша. И еще сильнее замыкался от отчаяния.

Бабушка писала редко. Она очень плохо видела. Часто под ее диктовку писал Санька, который тоже отслужил в армии, в десанте, а теперь вкалывал грузчиком в порту. Пьет Санька сильно, с бутылкой не расстается, как с любимой женой, жаловалась бабушка, когда диктовала соседке. Жалко парня, сопьется… Но в Калязине пили многие, да и вообще России к этому не привыкать…

«Учись, Мишенька, — заклинала бабушка. — Я так рада, что ты, наконец, поступил… И институт такой видный… Обо мне не тревожься. Я проживу… И Санька, в случае чего, всегда поможет…»

А Миша и не тревожился.

В свои уже немалые годы Каховский выглядел не выросшим и не созревшим, не способным заматереть или повидать виды — не мужчина, а так, мужчинка. Голос у него оставался чересчур высоким, странно тонким, возбужденно заискивающим, походка была быстрая, с чуть наклоненным вперед корпусом, что говорило о нервном истощении. Застенчиво-скромная улыбка, маленький рост и вечная небритость превращали его одновременно и в ту собачку, что до старости щенок, и придавали сходство с махнувшим на себя рукой бомжем. Очевидно, думали многие, сильно набузив в свое время, Михаил теперь всем своим поведением старается замолить это, став льстивым, неприятно улыбчивым и мягкотелым в отношениях с людьми. На голове у Каховского засветилась ранняя плешка, которую он все время старательно прикрывал обрамляющими густыми волосиками, укладывая на нее пряди «внутренним займом», чтобы казаться моложе и интереснее. Он регулярно прыскался мужским дезодорантом, влюблялся подряд во всех девочек из общаги, отчего начинал мучиться и еще больше замыкаться.

Но все менялось тогда, когда он, после долгого воздержания даже от капли спиртного, вдруг начинал пить и уже не мог остановиться, — так, видимо, сказалась на нем прошлая рабочая жизнь. Случался большой запой, во время которого Каховский непременно вламывался в комнаты к девушкам, приносил им водку, обцеловывал их и уговаривал любить его, такого прекрасного мужчину.

В конце концов и он, и облюбованная им девочка напивались по-черному, а утром обнаруживали друг друга голышом, сладко спящими, тесно обнявшись в одной постели. Девица сначала несколько терялась, но Михаил — ничуть, и сразу предлагал ей насовсем переселиться в его комнату и жить отныне вместе с ним. И так горячо это делал, что девушка соглашалась.

Но, прожив с ним месяц-другой, все-таки смывалась, жалуясь подругам и сетуя, что, мол, как нет у них в общаге мужиков — так, девочки, и этот не мужик! А почему? Да потому, одинаково объясняли все возлюбленные Каховского, что, едва начав совместную жизнь, он прятался за их спинами, денег в общий дом не приносил и, чтобы создать настоящую семью, пусть и гражданскую, у него чувства ответственности не хватало. Вот и весь сказ.

Так повторялось раза три — дикий запой Каховского, новая соблазненная девица, а в конце концов — новый разлад. Девочки покупались на солидный возраст Михаила — годы по негласному обывательскому правилу подразумевали жизненную опытность и зрелость, — а также на характер на первый взгляд тише воды, ниже травы. Но при ближайшей совместной жизни Каховский оказывался совсем не тем, каким был издали.

И Михаил снова оставался один. Сидел по-турецки в уголке кровати, тихонечко сочиняя курсовые работы и письма бабушке. Для курсовых он уламывал обычно кого-нибудь из общаги курсом постарше, те давали ему свои работы, и он валял нечто свое на основе уже сделанного другим.

Каховского это не очень колыхало. Наоборот, он нередко произносил свой личный манифест:

— Чтобы создать свое, надо сначала хорошо научиться повторять то, что уже придумано до тебя! А потом, через несколько лет, когда приобретешь опыт, и за свое собственное браться! Как только — так сразу…

Такая позиция декларировалась им постоянно и ничуть его самого не обескураживала. Но этот самый час собственного действия у него пока так и не наступил.

И так он жил себе и жил, мечтая о женских ласках и сетуя о потерянном несколько раз рае в шалаше общажной комнаты. Днем писал работы и решал задачи, а в выходные ходил в спортзал заниматься атлетической гимнастикой, чтобы чувствовать себя лучше и выглядеть привлекательнее. «Дай бог воли, дай бог воли, остальное заживет…» Стараясь обрести свой дом, Михаил долго оставался неприкаянным и бесконечно одиноким…

Пока не встретил Наталью.

Михаил увидел ее на Петровке и, мгновенно зачарованный взглядом ее круглых очей, тотчас прилип с любимым дурацким вопросиком всех столичных приставал:

— А вы в кино не снимались? Я вас видел на экране! Это трудно забыть…

Девушка была не слишком привлекательной: щупленькая, по-мальчишески коротко стриженная, но выглядела женственно, даже очень женственно, хотя вместе с тем казалось, в ней так мало истинно женского. Парадокс…

— Конечно, снималась! И не раз, — ответила девушка не моргнув глазом. — Я обычно играю мартышек. У меня они классно получаются. Мое амплуа! Правда, похожа? Просто вылитая!

И она картинно повернулась к Михаилу в профиль. Но Каховского подобными заявлениями пронять оказалось невозможно: он вдруг решил не отступать от намеченной цели и шагать напролом. Мартышка так мартышка. Еще лучше. Это нечто!

— А где дом десять, не знаете? — продолжал настырный и прилипчивый, как скотч, Михаил, стремясь любыми средствами и способами осуществить задуманное.

Для чего ему дом десять понадобился?..

— Дом десять не знаю, — честно призналась мартышка. — Зато я отлично знаю дом тридцать восемь. И как раз туда я могу вас проводить с огромным удовольствием. Мне по дороге, и у меня в запасе уйма времени.