Махно - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 30

За ним — объективный процесс истории. За ним — природная стихия народа. Волин понимает. И Аршинов понимает. А Кропоткин — он просто из великих мудрецов и пророков.

И вот хлопцы в теории не искушены — а все основы чуют верно. Ибо идет анархизм от души человеческой и от справедливости.

Понятен ли вам всемирный масштаб и драматизм происходящего? Человек творил судьбы мира и брал на свою руку ответственность за миллионы жизней и будущее страны. Он жизнью отвечает за каждый свой шаг, за каждое свое слово — да не своей жизнью, а всеми, кто ему доверился, кто уже отдал жизнь за светлое будущее для всех, кто еще должен народиться в этом светлом будущем, ради которого мы льем столько крови, и плачем над порубанными телами родных, и кричим в кошмарах.

Он верил — в счастье для всех, кто трудится и честен. Герои и святые горящих горизонтов — ангел за одним плечом, и черный бес за другим: как воскресенье и тень от перекрещенных стволов.

Станция Гуляй-Поле находилась верстах в восьми от самого села, что в России не редкость. Хотя в любой другой стране такое село называется городом — в 1913 тут жило более 10 000 человек.

Вот на своей родине, в своей собственной столице, Махно и решил принимать очередных высоких гостей.

Прибыл к перрону, как водится, бронепоезд с, как водится, бронированным салон-вагоном посредине. Высыпал из броневагонов отряд охраны, направил в стороны пулеметы.

Утро, листва шепчет, пыль летит, рельсы мазутом пахнут, мало торжественности.

И выходят из салона на дощатый полусгнивший перрон:

Председатель Совета Труда и Обороны, один из вождей партии большевиков и героев Октября — Каменев Лев Борисович. Вполне господского вида и в летнем пальто. Сподвижник Ильича.

И следом за ним — командующий войсками Харьковского округа Климент Ефремович Ворошилов. Усики щеточкой, сапожки зеркалом, галифе «Черное море» и гимнастерка мягкого дорогого сукна. Папиросу закуривает.

Прогуливаются! Ждут Махно. Батько задерживается в Мариуполе. Ясно, да? Подождут, не баре. Махно работает.

Махно приехал с истинным шиком: к локомотиву был прицеплен один вагон.

Секретарь Каменева вспоминал:

«Махно — приземистый мужчина, блондин, бритый. Синие острые ясные глаза. Взгляд в даль, на собеседника редко глядит. Слушает, глядя вниз, слегка наклоняя голову к груди, с выражением, будто сейчас бросит всех и уйдет. Одет в бурку, папаху, при сабле и револьвере.

Поехали в автомобилях — всем разжился Махно. В центре Гуляй-Поля ждал строй бойцов каре. Махно произнес речь с трибуны, потом Каменев произнес, но ему хлопали и кричали меньше. Обедали, и Каменев косил на красавицу-украинку, жену батьки, а Ворошилов ухарски щурился.

Когда один из вождей в сопровождении командующего войсками наносит визит скорее, нежели инспекцию, — это почти дипломатический уровень. Собрали „актив“, и Каменев прочитал доклад. Увы; места о коммунистах и ЧК одобрения собравшихся не вызвали.

В порядке прений председатель Гуляйпольского Совета Коган спросил: „Зачем большевики организовали эту постыдную травлю нашего революционного анархического движения?“

Заминая неловкий момент, Махно указал в окно на дерево, где лично повесил белого полковника.

Махно демонстративно не пил спиртного. Пьяных не было».

Каменев сообщил Ленину свои подозрения: не соединился бы Махно с атаманом Григорьевым, не было бы головной боли… (Была в этих матерых эмигрантах предусмотрительность…)

Еще античные феминистки работали амазонками в древнегреческие времена. Христианское Средневековье пресекло непотребное смешение определенных Сверху функций разных полов. Однако женщиной оказался по усыпальном обмывании один из Римских Пап, женщины выбивались в люди на пиратских кораблях, и кавалерист-девица Надежда Дурова проложила дорогу в спецназ женщинам из русских селений. И вообще каждая революция имела свою Теруань де Мерикур.

Русская революция поставила женщину в авангард прогресса. Софья Перовская руководила бомбистами-нигилистами! Вера Засулич стреляла в губернатора! В конце концов, даже Фаня Каплан была определена конспиративными руководителями навсегда канувшего в тайну заговора как бы стрелявшей в Ленина. И шикарная идейно-бывалая красотка Коллонтай обратала не кого-нибудь, а руководителя решающего для революции Балтфпота Дыбенку. Роза Землячка руководила массовыми расстрелами в Крыму, Лариса Рейснер была комиссаром флотилии, а вклад Инессы Арманд и Надежды Крупской в бессмертное дело Ленина общеизвестен. «Женщина в революции» — о, это тема! ждет со стоном нетерпения свою автора-феминистку!..

Как постсоветские годы стерли грань между понятиями «заработать» и «награбить», так Гражданская война стерла грань между профессиями «революционер» и «разбойник». Грабишь богатых? убиваешь классово чуждых? проповедуешь всеобщее равенство? ждешь светлого будущего без буржуев? — ну, видимо, революционер.

Происхождение Маруси Никифоровой осталось малоизвестным. «Из мещан». На нескольких сохранившихся фотографиях отображена не актриса и не киска. Нефотогенична: дубовая рожа. Остались воспоминания: резка, хладнокровна, мгновенно соображает и решает, жестока.

Отряд ее никогда не превышал сотню конных. Был молниеносен и неуловим — поскольку в той серьезной круговерти ни одна серьезная сила не снисходила до того, чтобы тратиться на поимку блохи — досадливой, но неопасной, ничего не решающей! Чуть что — отряд смывался, да и хрен с ним. Он был вроде рыбки-лоцмана при акулах, шакале меж волчьих стай.

Отчасти потому большевики еще в апреле 1918 прикрыли у себя анархистов — что любой разбойник мог объявить себя анархистом, отказать в подчинении кому угодно и успокаивать смущенные души бандитов приличной идейной подкладкой. Приблудившихся же «идейных» анархистов банды охотно кормили и слушали вечерами их рацеи о теориях, как уголовные на нарах велят вечером «романисту» «тискать ро́ман», т. е. развлекать их беллетризованной байкой об изячной и авантюрной жизни.

К Махно Марусечка прибилась еще в Александровске. Ее интересовали города, потому что там были хорошие вещи. Ее интересовал Махно, потому что давал вольности и «крышу». Махно терпел ее как еще одного борца за анархию, легкого на подъем и привыкшего к самообеспечению и самоснабжению. Вот — все до нас тянутся!

О, это мог бы быть роскошный мелодраматичный сюжет из времен революции: два альбатроса, нашедшие друг друга в огненной буре. Но он был более идейный, и стал попрекать ее непринципиальностью, а она была более взбалмошная, и укоряла его за назидательность. И, плача скупыми слезами, эти души, созданные друг для друга, расстались, чтобы продолжать борьбу порознь и встретить неизбежную смерть в одиночку.

В серьезном бою отрядик Маруси был бы уничтожен, и она берегла своих, уводя от ударов: они не хотели умирать, они хотели грабить буржуев и убивать офицеров при надежных гарантиях победы и малого риска. Озверевший как-то батько отрядик расформировал, а Марусю загнал в лазарет сестрой милосердия. Этот вариант монастырского покаяния беззаветной борчихе мгновенно осточертел, и она вымолила у Махно отпустить ее с хлопцами: ведь анархия — это всем воля?