Саладин. Победитель крестоносцев - читать онлайн книгу. Автор: Александр Владимирский cтр.№ 117

Саладину явно хотелось произвести впечатление на известного богослова, как человеку, который когда-то хотел посвятить себя богословию. Поэтому он и отругал Баха ад-Дина, что тот не допустил к нему одного из видных суфиев.

Баха ад-Дин приводит пример милосердия и по отношению к пленным крестоносцам: «Однажды я находился при нем, когда к нему привели пленного франка. Этот человек был так напуган, что страх сквозил через каждую его черту. Переводчик спросил о причине такого страха, и Господь вложил такой ответ в уста этого несчастного: «Я очень боялся, прежде чем увидел его лицо, но теперь, когда я перед ним (перед султаном) и вижу его, я уверен, что он не причинит мне зла». Султан, тронутый этими словами, даровал ему жизнь и отпустил на свободу.

Я прислуживал повелителю во время одного из походов, предпринятых им на вражеские фланги, когда один из лазутчиков привел женщину, которая рвала на себе одежды, рыдала и непрестанно колотила себя в грудь. «Эта женщина, — сказал воин, — пришла от франков и попросила, чтобы ее провели к султану; вот я и привел ее сюда».

Султан через переводчика спросил, что случилось, и она ответила: «Прошлой ночью мусульманские лазутчики проникли в мой шатер и похитили моего ребенка, маленькую девочку. Всю ночь я искала помощи, и наши командиры посоветовали мне обратиться к королю мусульман. «Он очень милостив, — сказали они. — Мы позволим тебе отправиться к нему, чтобы ты попросила его вернуть тебе дочь». Итак, они позволили мне пройти сквозь их сторожевые посты, и ты — моя единственная надежда найти мое дитя».

Султан был тронут ее горем; его глаза наполнились слезами, и, действуя по подсказке своего великодушного сердца, он послал гонца на рыночную площадь лагеря, чтобы найти малышку и привести ее, заплатив за нее купившему ее столько, сколько тот сам заплатил за нее. Женщина явилась к нему ранним утром, и не прошло и часа, как гонец вернулся, неся на плече маленькую девочку. Как только мать увидела ее, она бросилась на землю, уткнувшись лицом в пыль и рыдая так, что все, кто ее видел, не могли удержаться от слез. Она подняла глаза к небу и начала говорить на своем языке что-то, что мы не поняли. Мы отдали ей дочь и посадили на лошадь, чтобы она вернулась во вражеский стан».

Что ж, султан мог позволить себе продемонстрировать милосердие по отношению к своим самым заклятым врагам — крестоносцам. Тем более если это касалось безвинной женщины и ее дочки-младенца. И отдельного рыцаря, взятого в плен, султан мог помиловать, особенно если почувствовал, что установил с ним некий душевный контакт (как Даву с Пьером Безуховым у Льва Толстого в «Войне и мире»). Но все это нисколько не мешало Саладину уничтожать почти всех попавших к нему в плен крестоносцев, особенно после резни гарнизона Акры, устроенной участниками Третьего Крестового похода.

Баха ад-Дин утверждал: «Султан очень не любил прибегать к телесным наказаниям своих слуг, даже если они обманывали его сверх всякой меры. Однажды в казну были положены два кошелька, набитые египетскими золотыми монетами; их украли, а вместо них подложили два кошелька, наполненных монетами из меди. Он ограничился тем, что уволил со своей службы всех, кто имел отношение к этому ведомству». Это лишь еще раз доказывает довольно безразличное отношение к финансовым вопросам.

Султан мог считать себя победителем. Он стал первым мусульманским правителем, который остановил крестоносцев.

Но, завершив войну с крестоносцами, Саладин чувствовал себя разбитым и слабым. Его одолели болезни. Харизма его поблекла после падения Акры и нескольких тяжелых поражений. Своеволие эмиров возросло, а войско уже не верило в его полководческий гений, как прежде. Все чаще Саладину приходилось обращаться за помощью к придворным врачам в Дамаске и в Каире. В Каире его пользовал знаменитый врач-иудей из Испании, известный под именем Мусы ибн-Маймуна, или Маймонида. В разгар войны с крестоносцами Саладин страдал от частых приступов малярии, которая была бичом обеих воюющих в Палестине армий.

Еще во время последней войны с крестоносцами Саладин страдал от тяжелой болезни. Его состояние также ухудшалось сообщениями о смерти любимых сыновей и племянников. Баха ад-Дин свидетельствует: «Я видел нашего султана на равнине Акры в ужасных страданиях от постигшей его болезни; все его тело покрылось сыпью из гнойников, от талии до колен, и это не позволяло ему сидеть (не исключено, что это был сифилис. — А. В.). Находясь в шатре, он не мог сидеть за столом. Поэтому он повелел раздавать всю приготовленную для него еду людям, которые там были. При этом его походный шатер стоял неподалеку от врага. Расставив армию в боевом порядке, поделив ее на центр, правый и левый фланги, он не покидал седла с раннего утра до дневной молитвы, проводя смотры своим отрядам, а затем, с третьего часа пополудни и до заката, вновь проводил время в седле. В течение всего этого времени он терпеливейшим образом сносил великую боль, которую причиняли ему болезненные нарывы. Я был потрясен этим, но он все время повторял: «Когда я в седле, то не чувствую боли, она возвращается только тогда, когда я схожу с коня». Какое доказательство благосклонности Аллаха!

Пока мы находились в ал-Харнубе, после того как султан был вынужден по причине болезни покинуть Талл ал-Хажл («Холм Куропаток»), франки получили известие о его отбытии и высыпали (из своего лагеря), надеясь нанести удар по мусульманам. Это был тот день, когда они обычно водили коней на водопой. Они дошли до источников (ал-Абар), расположенных в одном дне пути, у подножия Талл ал-Хажл. Султан отправил свой багаж назад, в сторону Назарета, и позволил Имад ад-Дину ^[24], повелителю Синжара, сопровождать его, поскольку этот властитель также был болен. Сам султан остался на месте. На следующий день, видя, что враги наступают на нас, он, больной, сел на коня и построил своих воинов для пресечения атаки. Ал-Малику ал-Адилю он поручил командовать правым крылом войска; (своему племяннику) Таки ад-Дину ^[25] он доверил командовать левым флангом; а в центре он поставил своих сыновей, ал-Малика аз-Захира и ал-Малика ал-Афдаля. Сам же он занял позицию, которая угрожала тылу противника. Как только он спустился с горы, к нему привели пленного франкского воина, и он повелел отсечь ему голову, поскольку этому франку предложили принять Ислам, но он упорствовал в своем неверии и отказался. Враги продолжали продвигаться к истоку реки, и, пока они наступали, султан совершил фланговый маневр, выйдя им в тыл, и отрезал им путь к лагерю. Время от времени он останавливался, чтобы сойти с коня и передохнуть в тени от куска ткани, который держали над его головой. Хотя солнце палило немилосердно, он не позволял расставить ему шатер, опасаясь, что врагам станет известно о его болезни. Франки, дойдя до истока реки, остановились, а султан занял господствующую позицию на возвышенности напротив них. Когда день подошел к концу, он приказал своим воинам вернуться на посты, которые они занимали в самом начале, и всю ночь быть во всеоружии. Сам он вместе с нами, бывшими при нем, отошел в тыл и велел поставить свой шатер на вершине холма. Его врач и я провели ночь, ухаживая за ним. Его сон, часто прерывавшийся, продолжался до рассвета. При звуке трубы он сел в седло и повел вперед свое войско, намереваясь окружить врага. Тогда вражеская армия [оставив надежду на атаку] начала отступать от западного берега реки к лагерю, и мусульмане в течение всего дня наседали на них. Вверив себя во власть (Господа), султан выслал вперед тех из своих сыновей, которые находились при нем, а именно ал-Малика ал-Афдаля и ал-Малика аз-Захира. Одного за другим он отправлял в бой своих приближенных, до тех пор пока рядом с ним не осталось никого, кроме его врача, меня, инспектора военных запасов и снаряжения и юных слуг, державших флаги и штандарты, — никого, кроме нас. Каждый, кто увидел бы эти знамена издалека, подумал бы, что под ними собралось великое множество людей. Враг продолжал свое отступление, скрывая потери. Каждый раз, когда человека убивали, они немедленно хоронили его, а своих раненых они уносили с собой, чтобы никто не мог определить, каковы понесенные ими потери (это обычные фантазии, направленные на то, чтобы объяснить отсутствие видимых доказательств того, что неприятель понес большие потери. Раненых отступающие еще могли забирать с собой, и то не всех. А уж захоронением убитых в разгар боя уж точно никто не занимался. — А. В.). Мы следили за каждым шагом этого отступления и видели, что противники ужасно измотались до того, как добрались до моста и сделали привал.