Странный он все же.
Мое путешествие длилось недолго. Через десять минут я оказался прикованным к стене в комнате, которая, по всей видимости, служила будуаром для повелительницы.
Женщины – хруки удалились, оставив меня в одиночестве. Опять же недолгом. Полукруглые двери распахнулись, и в комнату стремительно вошла Любава.
Как всегда прекрасная.
– А… тебя уже привели, – небрежным жестом она сбросила одежу и легла в широченную кровать.
Я никогда не видел ее такой. Даже в глазах с непривычки заискрило. И вообще, я только чудом не потерял сознание.
– Говори, – приказала Любава.
– Что говорить? – я даже заикаться стал.
– Расскажи мне о странах, где побывал. Ведь ты немало видел?
– Для начала неплохо освободить от цепей, – я решил идти напролом. В самом деле. Всему есть предел. Я, конечно. понимаю, что она теперь стала такой… великодержавной, но…
– Еще слово не по теме и я лично перережу твою глотку, – позевывая и кутаясь в белое покрывало, заверила Повелительница.
И я ей поверил. Трудно не прислушаться к пожеланиям человека, который совсем недавно чуть не лишил меня головы.
– Ладно, – сдался я, – Может лучше сказочку?
– Валяй сказочку, – милостиво согласилась, Любава, позевывая.
– Значит так, – начал я. Уж лучше здесь сказки сочинять, чем в норе гнить. К тому ж общество приятное.
Я устроился поудобнее, насколько позволяло мое подвешенное состояние и, глубоко вздохнув за непутевое время провождение, стал рассказывать:
– В далеком, далеком мире, в другой стране, совершенно непохожим на этот, в одной деревушке жила-была красивая девушка. Ее звали… Ну неважно, как. Главное то, что эту девушку без памяти любил один парень. Хороший такой мужик. Крупный, симпатичный. Работящий к тому ж. Вот. Но в один прекрасный день, а может и не слишком прекрасный, заколдовал злой колдун прекрасную девушку и отправил в дальние страны. Долго кручинился парень, но решил, что жизнь положит, но найдет любимую.
Любава лежала закрыв глаза, не двигаясь. До чего ж она красива.
– До чего ж она красива была, девчонка эта. Прям как ты. Долго парень по лесам бродил, по болотам. Нашел все-таки. А девчонка эта его признавать не хочет. Ну ни в какую. Тогда взял он здоровенную хворостину, да отстегал непутевую по одному месту. Девчонка сразу ж признала любимого. Поженились они. Стали жить поживать, да добра наживать. Все.
Несколько минут стояла тишина. Я уж подумал, что Повелительница заснула, но это оказалось не так.
– Я бы с этого мужика за его дерзость кожу с живого содрала, – не спит, все слышит.
– Грубая какая-то ты стала, – пробормотал я.
– Стала? – повелительница вскочила, отбросила покрывало и подошла ко мне. Запах фиалок закружил вокруг, опьяняя и лишая сознания, – Что значит – стала. Ты говори, да не заговаривайся. Что-то странное в тебе есть. А что, не пойму. Ты давеча сказал, что знаешь меня. И сейчас вот. Странно это.
Любава, словно беспокойная кошка, закружилась по комнате.
– Знаешь, одному тебе откроюсь. Но… , – Любава прижала острие кинжала к моему кадыку, – проболтаешься, не обижайся.
– Ага, – согласился я, стараясь не делать резких глотательных движений.
– Происходит что-то со мной, – повелительница слегка ослабила нажим, но нож не убрала, – Приходят ночами сны беспокойные. Беспокойные, да незнакомые. Как засну, чувствую себя счастливой. А проснусь, ничего не помню. Только чьи-то руки и губы. Ласковые такие и жадные. Тоскливо мне после снов этих становиться. Тоскливо и беспокойно. Вот ты, много видел, много знаешь, от чего это происходит?
А ведь точно заколдована. Гадом буду. И наверняка Клавка руку приложила. Заворожила. Да только до снов не смогла добраться. Неподвластны они ей. Сны.
– Это жизнь прошлая в твою память вернуться хочет. А ты ее не пускаешь.
– Жизнь прошлая? Откуда ей взяться? А если даже и так, то чьи руки меня во сне ласкают?
– Мои Любава, – сказал и думаю, прирежет же. И чуть-чуть прав не оказался.
Кончик ножа взлетел к горлу, подрожал немного, поднялся к глазу и холодный металл опустился на щеку.
– Ты? – повелительница улыбнулась. Значит и сказку про себя… нас рассказывал?
– Да.
– Странный, ой странный ты человек. Мне бы тебя убить, а рука не поднимается. Ласка, говоришь? А ты на себя в зеркало смотрел. Я таких уродов и не встречала еще. Длинный, как жердь. Насмешил ты меня. Ой, насмешил.
Любава зашлась в смехе. А мне грустно стало. Что толку, что владею тайнами Странников. Они и в нужную минуту не всегда вовремя приходят, а в этой ситуации и подавно не помогут. Делать-то что? Одна надежда, выбраться, узнав где Сердце Тьмы захоронено, уничтожить его. И тогда все вернется на круги свои.
– А скажи мне, Лю… повелительница, не слыхала ли ты про Сердце Тьмы?
– А тебе до него какое дело? – насторожилась Любава.
– Просто.., – а что скрывать то? – Хочу уничтожить его.
Повелительница отошла к небольшому окну, открыла раму из цветного стекла, вздохнула свежий ночной ветер.
– Уничтожить… За что так ненавидишь Сердце?
– Как тебе сказать? Если не стереть его в порошок, весь мир полетит ко всем чертям. Ни тебя не будет, ни меня, ни ветра этого степного.
Говорю, а сам глазами темный силуэт пожираю. Красотища-то какая, неописуемая.
– Ну вот что, – Любава резким движением закрыла окно и скрылась в мягких подушках кровати, – Про Сердце твое не слышала. Утром ты умрешь. Молчи. Не от моей руки. Но умрешь. И не тревожь меня более. Наслаждайся последней ночью.
Повелительница отвернулась, оставив меня наедине о своими мыслями.
Вот тебе и на. Думал найду союзника, а нашел врага.
Переждав час, другой и убедившись, что Любава больше не проснется, я погрузился в сознание Странников. Мне сейчас нужна прежде всего свобода. Что с ней делать, решу потом. Я имею ввиду свободу.
Тело размякло, растворилось в образах и словах, отделилось от души и водой выскользнуло из сковавших его цепей. Собралось вновь в единое целое. Дождалось, пока душа-блудница не вернется на место. Хотел силы Странников? Получи.
В себя я пришел сидя на полу. Ноги и руки слегка болели, но в остальном все прошло нормально. Вот что значит колдовство! Ну Странники! Спасибо.
Осторожно, что бы ничего не задеть, я подкрался к кровати повелительницы.
Ее лицо было таким, каким я привык его видеть. Ни надменности, ни тщеславия. Полураскрытые губы манили, и я не выдержал.
Легкий, нежный поцелуй, и я уйду.