– Так не пойдет. Сначала деньги. Давай, плата за секс.
– Джейн… Ради бога.
– Плевать на бога – я трахаюсь не ради бога и не ради кого-либо еще. – Она протянула ему его бумажник. – Пять фунтов – я беру пять фунтов.
– Джейн, бери все. Можешь взять все.
– Пять! – Она руками схватила его за плечи, так что ногти вонзились в его посиневшую от ушибов кожу. – Давай – на неделе я в любую ночь могу получить на автостраде десять!
– Джейн, твое лицо…
– Плевать на мое лицо!
Смущенный этим взрывом, Мейтланд порылся в бумажнике. Когда он отсчитал фунтовые бумажки, Джейн вырвала их у него из руки и засунула под подушку.
Она села на него верхом, а он взял ее за груди. Мейтланд пытался запомнить каждое касание, каждое движение этого полового акта, тот оргазм, что молнией прошел по перенапряженным нервам всего тела. Он принял правила игры, установленные молодой женщиной, радуясь предлагаемой ими свободе, понимая потребность в этой игре, чтобы избежать любого намека на какие-либо обязательства друг перед другом. Его отношения с Кэтрин и своей матерью, даже с Элен Ферфакс, все тысяча и одна нагруженных эмоциями сделок его детства были бы терпимы, если бы он мог заплатить за них некой безразличной валютой, протянуть твердые наличные через прилавок этих дорогостоящих отношений. Он пользовался этой девушкой вовсе не для того, чтобы она помогла ему выбраться с острова, а по мотивам, которых никогда раньше не признавал, – из-за потребности освободиться от своего прошлого, от своего детства, от жены и друзей, от всех их привязанностей и требований, чтобы вечно блуждать по пустынному городу собственного сознания.
Однако в конце их короткого полового акта Джейн Шеппард полезла под подушку и вытащила пять фунтовых бумажек. Она пригладила волосы, судорожно подрагивая бедрами, и Мейтланд замешкался с деньгами в руках, а она выхватила их у него и засунула обратно в бумажник.
19. Зверь и всадник
– Погоди, Проктор! Стой!
Со своей выгодной позиции на спине у Проктора Мейтланд обозрел центральную низину острова. Во время своего послеполуденного патрулирования они добрались до заброшенного церковного двора на юге от автомобильного кладбища. Мейтланду был виден весь остров от проволочной ограды под виадуком до западной оконечности. Бетонное пересечение двух автострад сияло на солнце, как изящная скульптура, и Мейтланд часто мысленно представлял, как воспользуется этим высоким настилом, чтобы устроить себе милый висячий сад.
Проктор под ним терпеливо прислонился к покосившемуся надгробию. Одной рукой он сжимал здоровую ногу Мейтланда, держа калеку на своей широкой спине. Свое изуродованное лицо он прижал к стершимся буквам надгробной надписи, сделанной еще в XIX веке. Мейтланд заметил, что бродяга тайком трогает буквы иссеченными губами. Запах сладковатого пота от Проктора поднимался в неподвижном воздухе, как дух ухоженного домашнего животного. Левой рукой Мейтланд держался за воротник его смокинга, а в правой сжимал железный костыль, поднимая его, чтобы указать на различные особенности острова, привлекавшие его внимание. Постукивая Проктора прямым концом костыля, он мог править им, разъезжая по острову.
Бросив взгляд на послеполуденное движение машин – прерывистый поток легковых автомобилей, автобусов и бензовозов, – Мейтланд снова обратил взор на запад. Этот наблюдательный пост он посещал несколько раз в день. Отсюда было видно, не вторгся ли кто-то на остров. Вдобавок ему так и не удалось определить путь, которым остров покидала Джейн Шеппард – где-то на откосе прилегающей дороги должна быть утоптанная тропинка.
– Ладно, Проктор, поехали дальше. Напрямик обратно к «Ягуару». Ради бога, не урони меня. Не хотелось бы сломать вторую чертову ногу.
Проктор громко фыркнул и приготовился. Осторожно неся Мейтланда на спине, он осматривал густую траву перед собой, выискивая на церковном дворе изношенные ступеньки, ведшие на некогда проходившую внизу дорогу. Проктор пробирался сквозь траву, нащупывая путь покрытой рубцами рукой, и его толстые чувствительные пальцы определяли густоту, влажность и наклон стеблей, отвергая одни и выбирая другие хорошо знакомые коридоры.
– Проктор, я сказал: напрямик.
Мейтланд постучал бродягу костылем по голове, показывая путь, ведущий через пологий холмик. Проктор пропустил приказ мимо ушей. Он прекрасно знал, что этот прямой путь мог выставить Мейтланда на обозрение с автострады, и потому пустился по длинному извилистому маршруту мимо зарослей крапивы и разрушенных стен.
Мейтланд без лишних споров согласился на этот маршрут. Он приручил старого бродягу, но между ними существовало молчаливое соглашение, что Проктор никогда не поможет ему бежать. Мейтланд качался из стороны в сторону на спине у бродяги, балансируя костылем, как канатоходец. Его правая нога, ненужная, как ножны сломанной пике, волочилась позади.
Тяжело отдуваясь, Проктор пробирался к автомобильному кладбищу. Без этого вьючного животного Мейтланду было бы трудно вообще передвигаться по острову. После сильного ливня, который шел шесть дней после столкновения с Проктором, отовсюду лезли трава и крапива, бузина и колючая поросль. Хотя больная нога начала заживать, Мейтланд здорово ослаб. От то и дело начинавшейся лихорадки и несвежей пищи он потерял в весе больше 20 фунтов, и Проктор без труда носил его некогда грузное тело. Мейтланд чувствовал, как сквозь мышцы проступают кости тазобедренного сустава – это скелет посылал ему привет. Бреясь перед походным зеркальцем Джейн Шеппард, он сдавливал и растирал щеки и подбородок, но кости вновь собирались в маленькое, острое личико, с которого смотрели усталые, но свирепые глаза.
Несмотря на физическую слабость, Мейтланд чувствовал уверенность в себе и ясный ум. Теперь, с окончанием дождя, он мог вернуться к обдумыванию задачи, как же выбраться. Последние два дня холодного дождя Мейтланд просидел в подвале над примусом, прекрасно сознавая, что по текучей жидкой грязи забраться на откос не сможет.
Теперь он взглянул на подсыхающий склон. После двух дней одиночества в ожидании возвращения Джейн Шеппард (она вернулась лишь этим утром) тонкий, но отчетливый экран в сознании отделил его от движущихся мимо машин. Мейтланд нарочно заставлял себя думать о жене, сыне и Элен Ферфакс, вызывая в уме их лица. Но они все удалялись и удалялись, отступая, как далекие облачка над Уайт-сити.
Добравшись до автомобильного кладбища, Мейтланд приник к спине Проктора. Ворча про себя, тот двигался меж лежащих на траве покрышек. Мейтланд понял, что его столкновение с Проктором и Джейн случилось в последний момент, когда это еще было возможно. Теперь, неделю проболев и питаясь впроголодь, он бы не смог им противостоять.
– Правее – опусти меня здесь. Осторожнее!..
Мейтланд постучал Проктора костылем по голове. Как ни мелочно это казалось, но ему нравилось шпынять старого бродягу. Он добавил еще один удар, целясь костылем в серебристый шрам, шедший у Проктора по шее. Мейтланд сознательно поддерживал в себе злость и вспыльчивость, подзадоривая себя насладиться наказанием. Если он расслабится, Проктор его уничтожит.