На полу у двери стояла керосиновая лампа без абажура, и ее свет ослепил его, когда он попытался посмотреть молодой женщине в лицо. Мейтланд капризно заворочался, чувствуя боль в ноге, и женщина укутала ему плечи красным одеялом.
– Расслабьтесь, мистер Мейтланд. Мы вызвали помощь. Кэтрин – ведь так зовут вашу жену?
Мейтланд слабо кивнул. Облегчение и проявленная забота ошеломили его. Когда женщина подложила ему под голову руку и поднесла к его губам кувшин, он ощутил запах ее теплого сильного тела – смесь ароматов и запахов, от которых закружилась голова.
Он лежал в маленькой комнатке, чуть больше чем 10 на 10 футов, и почти всю ее занимала металлическая двуспальная кровать с матрацем, на которой он лежал. Из центра потолка поднималась вентиляционная шахта, но окон в комнате не было. За открытой дверью виднелся ведущий наверх лестничный пролет. На стене, в футе над постелью, висела выгоревшая киноафиша с Джинджер Роджерс и Фредом Астером. На стене напротив виднелись более современные вырезки из богемных журналов – психоделический постер в стиле Бердсли
[1], зернистый крупный план мертвого Че Гевары, манифест «черной силы»
[2] и безумно взирающий из-под голого черепа Чарлз Мэнсон на суде. Из мебели, кроме ящика у кровати, в комнате был лишь ломберный стол, уставленный косметическими баночками, флаконами с духами, тюбиками губной помады и запачканными лоскутами ткани. К стене был прислонен дорогой кожаный чемодан. На вешалках на его крышке висели юбка, свитер и нижнее белье.
Мейтланд собрался с силами. Лихорадка начала отступать. Он вспомнил неистовое нападение в бомбоубежище и как его вечером выволокли наружу, но боль от ударов утихла от первых же слов молодой женщины. В контексте его испытаний на острове даже эта убогая комнатушка – как он догадался, расположенная в зловредной близости от автострады – своим стилем и комфортом не уступала лучшим апартаментам где-нибудь на речном берегу в Савойе. Когда женщина села на постель, Мейтланд взял ее за руку, стараясь выразить всю свою благодарность.
– Мы… – проговорил он разбитыми губами. – Мы рядом с островом? – И, осознав, что она могла не знать его истории, добавил: – Я разбил свою машину… «Ягуар»… Я слетел с автострады.
Молодая женщина задумчиво пожевала жвачку, острыми глазами смотря на Мейтланда.
– Да, мы знаем. Вам повезло, что вы остались в живых. – Она положила свою сильную руку ему на лоб, проверяя температуру. – Вы были больны до аварии? Знаете, у вас лихорадка.
Мейтланд покачал головой. Ему нравилось чувствовать давление этой холодной ладони.
– Нет, она началась позже. Я думаю, вчера. Моя нога… она сломана.
– Да. Похоже на то. Бедняжка, я дам вам поесть.
Женщина полезла в сумочку и вытащила плитку молочного шоколада. Она сняла серебристую обертку, отломила несколько квадратиков и вложила один Мейтланду в губы.
Пока теплый шоколад таял во рту, Мейтланд впервые смог рассмотреть лицо молодой женщины. Она встала, посмотрелась в походное зеркало на стене и с плиткой шоколада в одной руке стала ходить туда-сюда. Освещенные керосиновой лампой, ее рыжие волосы сияли, как дикое солнце, в этой захудалой комнатушке. Сквозь самодельные завитки над ее высоким лбом пробивались лучи света. Девушке было лет двадцать, и у нее было смышленое лицо с угловатыми чертами и тяжелым подбородком. В своей почти нарочитой неухоженности она казалась симпатичной, а когда кормила Мейтланда квадратиками шоколада, оставляя на каждом отпечаток своего большого пальца, то держалась с ним одновременно грубовато и почтительно. Возможно, она возмущалась, что приходится ухаживать за этим состоятельным человеком, которого занесло в ее захудалую комнатенку, так как понимала, что он скоро отправится в гораздо более комфортабельные условия. И все-таки что-то в ее тоне, уверенные интонации ее голоса говорили Мейтланду, что она происходит из несколько иного окружения. В своих линялых джинсах и камуфляжной военной куртке, с Мэнсоном и «черной силой» на стенах она напоминала типичную недоучившуюся студентку, но это впечатление в свою очередь опровергалось кучей дешевой косметики, вульгарной прической и безвкусной одеждой на крышке чемодана – все это смахивало на экипировку уличной проститутки.
Ободренный водой и шоколадом, Мейтланд потер рукой рот. С минуты на минуту могла приехать карета «Скорой помощи» с санитарами, и его увезут в Хаммерсмит, на больничную койку.
– Вы вызвали «Скорую»? Они скоро приедут. Я бы хотел поблагодарить вас, мисс…
– Джейн. Джейн Шеппард. Я не так уж много сделала.
– Я уже почти забыл, как едят. Я бы хотел, чтобы вы позвонили по еще одному номеру. Доктору Элен Ферфакс, если не возражаете.
– Не возражаю, но у меня нет телефона. Постарайтесь расслабиться. Вы совершенно измучены.
Она села на постель, твердыми пальцами ощупала его правое бедро и поморщилась, посмотрев на горящую рану, видневшуюся сквозь дыру в брюках.
– Выглядит ужасно. Я постараюсь ее промыть.
Ее руки двигались вокруг его бедер и паха, расстегивая брюки. От тающего в животе шоколада в голове у Мейтланда стало легко.
– Все в порядке. В больнице разберутся с этим.
Он начал рассказывать девушке о своей аварии, стремясь запечатлеть свое кошмарное испытание в чьей-то еще памяти, прежде чем оно исчезнет.
– На три дня я оказался заключенным – теперь в это трудно поверить. Моя машина перескочила через ограждение. Думаю, поначалу я не был ранен. Но не мог выбраться. Никто не останавливался! Это удивительно – я умирал от голода на этом островке среди движущихся машин. Если бы не вы, я бы так и умер там…
Мейтланд прервался. Джейн Шеппард сидела к нему спиной, и ее бедро прижималось к его правому локтю. Ее руки умело работали над его брюками. Она разрезала их до пояса, но там прорезиненная ткань оказалась слишком крепкой для маникюрных ножниц в ее руках. Приподняв его правую ягодицу, молодая женщина стала резать подкладку заднего кармана.
Мейтланд видел, как она вынула ключи от машины. Внимательно посмотрев на них, девушка повертела каждый из трех и, поймав взгляд Мейтланда, со смешком положила ключи в ящик.
– Вам было неудобно… – Словно чтобы сделать объяснение более убедительным, она провела рукой по ягодице и несколько секунд растирала ушибленное место.
– Так значит, никто не останавливался? Наверное, вы удивились. Нынче мы не замечаем чужого эгоизма, пока сами не столкнемся с ним.
Мейтланд повернул голову и встретил ее спокойный взгляд. Он удержал себя от того, чтобы забрать ключи. Чувство облегчения и возбуждения начало гаснуть, и он осмотрел комнату, запечатлевая в уме ее реальность. Частью своего существа он все еще лежал под дождем, прислушиваясь к невидимому и нескончаемому движению машин. На мгновение он испугался, что комната и эта молодая женщина могут оказаться частью последней иллюзии.