Тайная история атомной бомбы - читать онлайн книгу. Автор: Джим Бэгготт cтр.№ 102

Большая шестерка все еще колебалась, когда появилась новость о бомбардировке Нагасаки. Позже в тот же день император Хирохито наконец вмешался и сдвинул ситуацию с мертвой точки, настояв на капитуляции Японии. Официальное предложение о капитуляции было послано в Вашингтон при посредничестве нейтральных Швеции и Швейцарии 10 августа. В принципе в этом предложении дублировались условия Потсдамской декларации, но с одной значительной оговоркой: «Декларация не содержит никаких требований, которые ставили бы под сомнение прерогативы Его Величества как суверенного правителя».

На деле это была уступка, на которую ранее рекомендовал пойти Стимсон, и, казалось, Трумэн готов пойти на нее.

Но на это не был готов Бирнс. Туманная формулировка отражала взгляды националистически настроенного Председателя Тайного Совета Киитиро Хиранумы, который фактически вновь ставил теократическую власть Императора как «воплощенного бога» выше законов, созданных людьми. Итак, в чем именно заключались «прерогативы» императора? Позволяли ли они налагать имперское вето на все решения Союзников, касавшиеся оккупации и реформ в послевоенной Японии? Зачем соглашаться на такую уступку сейчас, говорил Бирнс, после того как атомные бомбардировки и вступление СССР в войну практически заставили Японию подчиниться?

По просьбе Трумэна Бирнс составил ответное письмо. Он был прямолинеен, но оставил значительную свободу толкования, предполагая, что японцы сами смогут определить роль императора. «С момента капитуляции, — писал он, — права Императора и японского правительства на управление государством будут определены Главным командованием союзных сил, которое примет те меры, которые сочтет целесообразными для выполнения условий капитуляции».

Хотя Гровс уже готовил к отправке на Тиниан третью атомную бомбу, которую планировалось сбросить после 17 августа, Трумэн уже потерял охоту к атомным побоищам. «Трумэн распорядился прекратить атомные бомбардировки. Он сказал, что превратить в ничто еще 100 000 людей было бы слишком чудовищно. Он отказывался от идеи убийства, по его словам, „всех этих детей“».

В Токио письмо Бирнса не помогло продолжить выход из тупика. Анами доказывал, что у страны еще есть силы сражаться. Перехваченные радиосообщения опять же свидетельствовали о намерении японцев воевать до самого конца: «Однако Имперская армия и флот решительно намерены продолжить прилагать усилия для сохранения целостности государства [одно или два слова пропущено] даже ценой уничтожения армии и флота». 13 августа Трумэн приказал военно-воздушным силам возобновить бомбардировки на японских островах зажигательными бомбами. Тем временем активизировались дебаты о сбросе третьей атомной бомбы на Токио.

Наконец 14 августа Император вновь вмешался в происходящее. Хирохитозаговорилонеобходимости «стерпеть нестерпимое» и приказал своим министрам составить Имперский рескрипт (официальный указ) о том, что страна принимает Потсдамскую декларацию. В этом рескрипте признавалось, что «теперь у врага есть новое ужасное оружие, способное лишить жизни множество невинных людей и нанести неисчислимый ущерб». Император записал свою речь на пленку, чтобы на следующий день эти слова передали по радио всей нации. Армейские офицеры попытались совершить переворот и даже помешать записи речи. Переворот не состоялся, Анами лишил себя жизни. Сообщение было передано утром 15 августа 1945 года.

Война закончилась.

На Тиниане новость о капитуляции Японии встретили достаточно сдержанно. Почти не праздновали. Но физиков, которые собирали и готовили бомбы к сбросу, чествовали как героев. «Там было страшно много ребят, которым уже не нужно было высаживаться на побережье Японии в октябре, — писал Сербер. — А еще было около трех миллионов человек, которые сейчас больше всего хотели вернуться домой. Они считали нас великими людьми».

Новости об атомных бомбардировках и об их последствиях глубоко затронули многих физиков, участвовавших в Манхэттенском проекте. Бомбы помогли закончить войну и, вполне возможно, сохранили жизни очень многих солдат обеих воюющих сторон; ведь вторжение в Японию и наземная операция означали бы новые и новые жертвы. Но некоторые физики никак не могли отрицать, что оружие, в создании которого они поучаствовали, вызывает тошнотворный страх. Возвращаясь с праздника в Лос-Аламосе Оппенгеймер увидел, как одного молодого физика, который совершенно не пил, рвет в кустах.

«Я все еще чувствую ту необычную, что ни на есть настоящую тошноту, — писал Фриш, — которая подступала к горлу, когда я видел, как многие мои друзья мчались к телефону, чтобы заказать столик в отеле Ла Фонда в Санта-Фе и устроить праздник. Конечно, они были в эйфории от успешно выполненной работы, но казалось, что это довольно мерзко — праздновать гибель сотен тысяч людей, даже если они были „враги“».

Тетя Фриша, Лиза Мейтнер, жила в небольшой гостинице в городе Лександ в провинции Далекарилья, когда до нее 7 августа дошла новость о бомбардировке Хиросимы. Журналист из стокгольмской газеты Expressen позвонил, чтобы узнать ее реакцию. Мейтнер вышла из гостиницы и бродила по округе пять часов.

Хотя ученые Манхэттенского проекта и предполагали, что при бомбардировке следует ожидать некоторого воздействия радиации, Гровс сначала проигнорировал сообщения о случаях лучевой болезни в Хиросиме и Нагасаки, сочтя их пропагандистскими. Но 21 августа ужасную смерть от лучевой болезни довелось наблюдать прямо в Лос-Аламосе. Двадцатичетырехлетний физик Гарри Даглиан допоздна в одиночку работал над вариантом эксперимента «Дракон», в котором в качестве отражателя нейтронов использовались блоки из карбида вольфрама, окружавшие шестикилограммовое ядро плутониевой бомбы. Когда Гарри положил на место последний отражающий блок, тот соскользнул и упал в центр. Теперь ядро подверглось воздействию дополнительных нейтронов, отраженных этим блоком, и сразу же стало критическим. Лабораторию охватило голубое сияние ионизированного воздуха, аппарат изверг смертельную дозу радиации.

Даглиан получил ожоги рук и груди третьей степени. Затем ожоги покрылись пузырями, волосы Гарри выпали и у него началась лихорадка. Через 26 дней после несчастного случая молодой человек умер.

Настроения в Лос-Аламосе изменились. Физики стали покидать проект и возвращаться к академической работе. Некоторые навсегда бросили заниматься физикой. Сам Оппенгеймер вернулся к преподаванию вскоре после 16 ноября 1945 года — в этот день состоялась церемония, на которой коллективу Лос-Аламоса вручали похвальную грамоту от Армии США.

Когда Оппенгеймер произносил официальную речь по поводу вручения этой грамоты, он не забыл упомянуть, что «если атомную бомбу добавят в арсенал воюющих сторон или наций, готовящихся к войне, то придет время, когда человеческий род проклянет Лос-Аламос и Хиросиму».

Апрель 1945 — январь 1946

«Интересно, установлены ли здесь микрофоны?» — спросил Дибнер.

Гейзенберг рассмеялся.

«Микрофоны? — ответил он. — О нет, не так все плохо. Я не думаю, что им известны настоящие гестаповские методы; в этом отношении они несколько старомодны».