Тайная история атомной бомбы - читать онлайн книгу. Автор: Джим Бэгготт cтр.№ 10

Чрезвычайная важность письма не позволяла отправить по обычным каналам: адресат мог получить его слишком поздно или не получить вовсе. Поэтому мать Гейзенберга предложила передать письмо матери Гиммлера, которую знала лично. Они встретились в конце июля или в начале августа 1937 года. Фрау Гейзенберг решила воззвать к материнскому инстинкту своей знакомой: «… мы, матери, обе ничего не смыслим в политике своих сыновей, — сказала она откровенно. — Но уж наверняка-то мы знаем, что должны заботиться о своих мальчиках. Именно поэтому я и хотела встретиться».

По всей видимости, уже совсем скоро, в августе, Гиммлер получил письмо и инициировал предварительную служебную проверку. Она перешла в более детальное расследование, проведенное СС и продолжавшееся более восьми месяцев. За это время Гейзенберг успел научиться бояться по-настоящему. Гестапо установило тайное наблюдение за его домом и наполнило шпионами университетские аудитории. Очевидная склонность проводить время в компании молодых людей, а также необъяснимая спешка, с которой 35-летний Гейзенберг выбрал себе в жены 20-летнюю Элизабет Шумахер, способствовали возникновению гомосексуального подтекста — а подобное поведение каралось немедленной отправкой в концентрационный лагерь. СС часто фабриковали обвинения такого рода, чтобы вырвать у людей признания в менее серьезных проступках.

У многих читателей может возникнуть вопрос: что именно говорили Гейзенбергу во время допросов в печально известном подвале штаб-квартиры СС в Берлине, на Принц-Альбрехтштрассе, в котором на стене висела табличка с напоминанием для всех, кто попадал туда не по своей воле — «Дышите глубоко и ровно»? Физического вреда Вернеру не причиняли, однако домой после каждого вызова в штаб-квартиру он возвращался совершенно расстроенным и измотанным.

Несколько членов следственной группы СС занимались изучением физики. Более того, один из них защищал диссертацию в Лейпциге, а Гейзенберг входил в состав ученого совета. Расследование в итоге закончилось с положительным для него исходом, и все выдвинутые Штарком обвинения были признаны необоснованными. На Гиммлера снова удалось оказать мягкое дипломатическое давление, придя с ним к компромиссу, и спустя год с момента появления в печати обвиняющей статьи Штарка дело, наконец, подошло к завершению. Рейхсфюрер СС публично осудил все нападки на ученого. Его мнение было следующим: «… Гейзенберг — честный человек, и мы не можем позволить себе потерять или обречь на молчание еще вполне молодого специалиста, который может дать знания целому поколению». Гиммлер отдал также распоряжение Рейнхарду Гейдриху, главе СД — нацистской службы безопасности — оберегать Гейзенберга от любой враждебной критики.

Цена, которую Вернеру пришлось заплатить за такое покровительство, была очень велика. Компромисс, достигнутый с властью, означал, что теорию относительности, которую подрастающее поколение немецких физиков должно продолжать изучать, теперь нельзя было никоим образом связывать с именем Эйнштейна. Доказывалось, что основу теории относительности, вне всякого сомнения, заложили работы гениальных физиков арийского происхождения, а еврей Эйнштейн просто паразитировал на их идеях. Принимая во внимание всю ту жестокость, что нацисты обрушили на евреев с момента своего прихода к власти, отрицание их вклада в развитие современной физики не должно было стать для Гейзенберга такой уж мучительной сделкой с совестью. Однако ситуация все же до боли напоминала события, некогда произошедшие с Фаустом.

Коллеги Гейзенберга из Америки, а также нашедшие там прибежище европейцы никак не могли понять его решение остаться в Германии.

Вернер был в Америке летом 1939 года и считал, что это, вероятно, его последняя возможность посетить Соединенные Штаты. Сначала он прочел лекции в Чикаго и в университете Пердью, расположенном в штате Индиана, а затем поехал в Энн-Арбор, чтобы посетить летние курсы для студентов, организованные голландским физиком Сэмюэлом Гаудсмитом, а заодно и Мичиганский университет.

С ним успел встретиться Ферми, и вдвоем физики обсудили возможность создания нового оружия огромной разрушительной силы, механизм действия которого был бы основан на ядерной цепной реакции. Гейзенберг разделял мнение большинства, считая, что такое оружие может быть разработано лишь в весьма отдаленной перспективе. Ферми же настаивал на том, что если война все же начнется, то физики-ядерщики стран — ее участниц непременно бросят все свои силы на создание подобного оружия нового типа. Гейзенберг, хотя и не стал оспаривать его точку зрения, все же не принял безропотно прогнозы коллеги. «Думаю, война закончится намного раньше, чем появится первая атомная бомба», — заявил он.

В Энн-Арборе Гейзенберг снова попал на «допрос», который, хотя и проходил в более дружественной атмосфере, по интенсивности не уступал тем, что проводили СС. Каковы его планы на будущее? Почему он не покинул фашистскую Германию? Как вообще он может заниматься физикой, получая поддержку этого зверского режима? Почему он так спешит обратно в Германию? Гаудсмит продолжал бомбардировать Вернера вопросами. Лаура Ферми заявила, что оставаться в данный момент в Германии может только сумасшедший. Гейзенберг уже не мог больше сдерживаться и ответил в подобном же духе. «Люди должны учиться предотвращать катастрофы, — с жаром ответил он, — а не бежать от них».

Перед тем как вернуться в Германию, Гейзенберг посетил Нью-Йорк, где ему снова предложили занять профессорскую должность в Колумбийском университете. До этого сюда его приглашали в 1937-м — в наиболее тяжелое для него время. Но, как и в тот раз, Вернер снова отверг предложение.

По всей видимости, в Америке Гейзенберг получил гораздо более прохладный прием, чем ожидал. Игнорировать его не помогло даже безразличие к реакции друзей и коллег на многие вскользь брошенные им фразы — например, о том, что нужно вернуться в свое подразделение армейского резерва, потому что у него занятия по стрельбе из пулемета. Вернер покинул США в начале августа на пароходе «Европа». Пассажиров на борту практически не было. По пути в Германию времени на то, чтобы поразмыслить о будущем, у Гейзенберга было с избытком.

Война началась 1 сентября 1939 года. День за днем Гейзенберг проводил в ожидании повестки. Точно так же он нервничал, желая вместе со своей резервной пехотной бригадой поскорее вступить в бой еще год назад, когда разразился Судетский кризис — но в тот раз союзники Чехословакии решили ограничиться политикой умиротворения по отношению к агрессивному экспансионизму Гитлера, обменяв ее на «мир в ближайшее время» ^[17]. Неудивительно, что Гейзенберг испытал огромное чувство облегчения и очень обрадовался, когда встретился 25 сентября в Лейпциге с Эрихом Багге, сообщившим, что новым местом его службы будет не пехотное подразделение, а «Урановое общество», на очередном сборе которого Вернер обязан будет появиться. Теперь ученый мог служить своей державе, делая как раз то, что больше всего любил, — занимаясь исследованиями.