От Сталинграда до Берлина - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Варенников cтр.№ 95

В 6.00 2 мая генерал Г. Вейдлинг и все командование корпуса сдались в плен. На допросе выяснилось, что Вейдлинг одновременно является и командующим обороной Берлина. На вопрос – произошла ли сдача с ведома Геббельса и какова численность сдавшихся в плен – Вейдлинг ответил, что решение он принял самостоятельно и оно распространяется только на 56-й танковый корпус. Он также отметил, что никакой связи с другими частями берлинского гарнизона у него нет. Вейдлингу было предложено составить приказ по гарнизону Берлина о немедленном прекращении сопротивления, что и было им сделано. Этот приказ был оперативно размножен, разослан во множество наших частей, где содержание этого документа по громкоговорящим средствам и вещательным станциям на немецком языке доводилось до личного состава гарнизона и населения Берлина.

Несколько позже подобный приказ от имени «временного имперского правительства» подписал и заместитель Геббельса – крупнейший гитлеровский пропагандист Г. Фриче. Он также написал приказ о безоговорочной капитуляции и призвал всех солдат и офицеров немедленно сложить оружие и сдаться в плен. Это тоже имело большой эффект.

В связи с тем, что управление гитлеровскими войсками в Берлине было парализовано, приказы Вейдлинга и Фриче не могли быть тотчас же доведены до всех частей и соединений. Поэтому даже утром 2 мая отдельные группы врага еще продолжали оказывать сопротивление и пытались прорваться из города на запад. Лишь после широкого объявления приказа по радио началась массовая капитуляция.

Таким образом, в результате быстрых и энергичных мер, предпринятых командующим 1-м Белорусским фронтом маршалом Жуковым и командармом 8-й гвардейской армии генералом Чуйковым, а также их заместителями, было сделано все, чтобы избежать лишних жертв и в течение 2 мая 1945 года повсеместно в Берлине и его пригородах не допустить сопротивления противника и пленить его части.

Осматривая вместе с другими товарищами по полку уже с утра 2 мая 1945 года рейхстаг, мы могли только представить сложность боя, который разворачивался и на подступах, и особенно внутри здания. Даже через несколько часов по окончании боев здание еще дымилось. Все окна, заложенные кирпичом, были превращены в бойницы. Каждая площадка или выступ на фасаде использовались под огневую точку. И в этот момент можно было наблюдать, как из амбразуры торчит ствол автоматической пушки, а на площадке валяется разбитый пулемет. Солдаты (очевидно, специальная команда) собирали оружие, боеприпасы, другое имущество и складировали все перед зданием.

Глядя на рейхстаг и представляя, как грозно он ощетинился во время боя, нетрудно было нарисовать в воображении картину штурма. Все подступы, площади и подходящие улицы представляли собой сплошное море огня. Все простреливалось вдоль и поперек. И, конечно, здесь смерть вырвала из наших рядов не один десяток, а может, и сотни воинов, сложивших свои головы буквально в последний час окончания боев в Берлине. Вечная им память!..

Рейхстаг представлял собой огромное массивное здание с толстыми стенами и рядами колонн. Внутри – множество лестниц, коридоров, залов и комнат. Да и в подвале, кроме технических помещений и архивных хранилищ, было много просторных пригодных для жилья комнат. В подавляющем большинстве все они были приспособлены под госпиталь. Раненых немцев здесь было битком. Они лежали вповалку, занимая сплошь все полы, не говоря уже о койках и столах. Воздух был пропитан тяжелым запахом лекарств, пота, крови. Здесь же были врачи и медсестры в белых халатах. Но меня поразило, что здесь было электричество. Представьте, во всех комнатах подвального помещения ярко светились электролампочки. Видно, где-то в здании была расположена автономная электростанция или какой-то другой источник электропитания.

Наше короткое знакомство с рейхстагом закончилось. Мы вышли к центральному входу и начали фотографироваться на память. Вдруг к нам подходит заместитель командира 100-го гвардейского стрелкового полка майор Иванов с небольшой группой офицеров. Они тоже решили сделать памятные снимки. Мы разговорились. И первое, что вспомнили, – это гибель командира полка Алексея Михайловича Воинкова. Так же, как и я, Иванов считал, что мой перевод в соседний полк в значительной степени сыграл отрицательную роль. Иванов сообщил, что намерен в ближайшее время подать рапорт об увольнении. «Хочу вернуться к своему любимому делу – преподавать историю», – добавил он. Это тоже заставило меня внутренне всколыхнуться: война ведь кончилась, жизнь продолжается и надо идти по своему пути.

Мы сфотографировались на фоне разбитого рейхстага. Иванов, как всегда, начал философствовать:

– Что натворили, что натворили…

– Ты на кого сетуешь?

– Как на кого? На немцев, конечно, на Гитлера. Ведь можно же было город сохранить. Допустим, что он еще питал надежду на какие-то переговоры, когда мы готовились на Одере, но с прорывом Зеловских высот стало же все ясно! Надо было капитулировать.

И как бы в подтверждение слов Иванова огромный дом, стоявший напротив рейхстага, ближе к Шпрее, вдруг рухнул с грохотом и каким-то даже свистом. Поднялось огромное облако пыли, у основания появились языки пламени. Запруженная военными площадь мгновенно затихла. Все обернулись к развалинам. Но чей-то громкий голос из района обвала крикнул: «Все нормально!» И все и всё опять начали двигаться. А Иванов продолжил свой экскурс в историю:

– Когда в 1814 году наш царь Александр вместе с войсками во главе с военным министром графом Барклаем и полководцами Раевским, Ланжероном, Ермоловым и Милорадовичем подошли вплотную к Парижу, уже овладев на севере Монмартром, а на востоке Бельвилем, то наполеоновский маршал Мормон, которому император поручил оборонять столицу, прислал нашему государю офицера с просьбой о пощаде. И государь помиловал. Но главный итог – красавец Париж остался целехонек. И ничего, что тогда наши солдаты поговаривали, что, мол, «не пришлось батюшке-Парижу поплатиться за матушку-Москву!». Ну и что? Зато город остался целым. А сколько жизней сохранилось.

Вот и Берлин ведь тоже можно было хоть и не полностью, но спасти. Даже уже после смерти Гитлера и то многое бы сохранилось.

Он продолжал размышлять вслух, а я вспоминал приблизительно такие же его рассуждения, которыми он делился со мной и с Воинковым на командном пункте полка в пригороде Киц на Одерском плацдарме. У него была хорошая память и логическое мышление. Обычно он молчал, когда у нас шел деловой разговор об организации боя, но когда речь заходила о материальном и духовном обеспечении воинов, тут он выходил на первый план. Зная хорошо обстановку, он непременно настаивал на максимальном и всестороннем обеспечении воюющих солдат и офицеров. И, конечно, это было правильно.

Мы потолковали еще немного и расстались, надеясь на скорую встречу. Иванов ушел, а я со своими товарищами задержался. Я стоял, смотрел на рейхстаг и думал: «Все справедливо. Зловещие планы завоевания мирового господства, родившиеся здесь, на этой земле, горе, причиненное народам, обернулись для Германии бумерангом: здесь взметнулось и понеслось по планете пламя Второй мировой войны, и именно здесь, в рейхстаге, оно было решительно погашено. Сделано это Советской армией, Советским Союзом, советским народом. Но навечно ли погашено пламя войны? Ведь источник Первой мировой войны тоже находился здесь. Извлекут ли немцы уроки из Второй мировой войны?»