Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 57

Далее Солженицын пишет, что на Волховском фронте Власову довелось «получить 2-ю ударную армию и во главе ее начать 7 января 1942 года попытку прорыва ленинградской блокады — наступление через р. Волхов на северо-запад. Операция была задумана комбинированной, с нескольких сторон, от Ленинграда тоже, в ней должны были в согласованные сроки принять участие также 54, 4-я и 52-я армии. Но те три армии либо не тронулись вовремя по неготовности, либо быстро остановились… Вторая же ударная (под водительством Власова, мол. — В. Б.) пошла успешно и к февралю 1942 года оказалась углубленной в немецкое расположение на 75 километров!»

Тут, как и всегда у нашего исследователя, много фактической путаницы и сведений, взятых с потолка. Укажем хотя бы на то, что наступление началось не 7, а 13 января. Но тут нам важно отметить другое: и при начале операции 13 января, и в феврале при наибольшем прорыве вражеской обороны по фронту, и в марте при достижении максимального успеха в глубину, и в первой половине апреля, когда для 2-й ударной уже настали тяжелые, поистине трагические времена, — все эти долгие месяцы во главе ее стоял не Власов, как уверяет историк Солженицын, а генерал-лейтенант Клыков Николай Кузьмич. Но 15 апреля 1942 года он тяжело заболел, 16-го его вывезли в тыл, и только после этого командиром назначили Власова. Просто удивительно, с каким бесстыдством и напором наш правдолюб сует своего любимца на должности, которые тот либо совсем не занимал, либо занимал в другое, не столь трудное и героическое время.

До назначения во 2-ю армию Власов полтора месяца был заместителем командующего Волховским фронтом. «Этот авантюрист, начисто лишенный совести и чести, и не думал об улучшении дела на фронте, — читаем в воспоминаниях маршала Мерецкова. — С недоумением наблюдал я за своим заместителем, отмалчивающимся на совещаниях и не проявлявшим никакой инициативы. Мои распоряжения Власов выполнял очень вяло. Во мне росли раздражение и недовольство. В чем дело, мне тогда было неизвестно».

Затем Солженицын пишет, что еще с февраля 2-ю ударную «покинули умирать с голода в окружении» и не оказывали ей никакой помощи, а директиву возвратиться за Волхов дали «в насмешку», когда возвратиться, мол, оказалось уже невозможно. Вранье. На самом же деле разрешение на отход даже без тяжелого оружия и техники Ставка дала директивой от 21 мая 1942 года, когда такой маневр не был безнадежным, ибо у мешка, в котором оказались наши части, еще оставалась свободная горловина. «Но Власов, — пишет известный историк член-корреспондент Академии наук СССР, генерал-лейтенант П. А. Жилин, — медлил, бездействовал, не принял меры по обеспечению флангов, не сумел организовать быстрый и скрытный отвод войск. Это позволило немецко-фашистским войскам перерезать коридор и замкнуть кольцо окружения».

Окружение завершилось 6 июня. Однако и после этого, как свидетельствует К. А. Мерецков, 10, 19 и 24 июня предпринимались энергичные попытки силами танков и пехоты вызволить 2-ю ударную из беды. И при этом удавалось несколько раз пробить коридор, по которому группами и в одиночку выходили измученные и обессилевшие бойцы окруженной армии. К вечеру 24 июня он был пробит последний раз. 25 июня в 9.30 немцы перекрыли его окончательно.

Оставшийся в окружении начальник связи армии генерал-майор Афанасьев возглавил группу солдат и офицеров, которая где-то в лесах встретилась с Лужским партизанским отрядом Дмитриева. Из этого отряда Афанасьеву удалось сообщить по радио в штаб Волховского фронта о своем местонахождении и сведения о штабе армии. Немедленно посланный самолет вывез генерала и его товарищей. А сразу же по получении от Афанасьева радиограммы А. А. Жданов и К. А. Мерецков дали распоряжение командиру Оредежского партизанского отряда Ф. Н. Сазанову, используя новые сведения, разыскать Власова и всех, кто оставался с ним. Сазанов выслал три оперативные группы, которые обшарили всю указанную местность вокруг Поддубья на много километров и никого не обнаружили. Дело в том, что радиограмму от Афанасьева получили 14 июля, а 13-го в деревне Пятница бывший командарм-2 выкрикнул немецким солдатам, вошедшим в избу, где он сидел и поджидал их: «Не стреляйте! Я — генерал Власов!»

Между тем генерал Афанасьев докладывал Мерецкову: «Солдаты и командиры 2-й ударной сражались героически. Подавляющее большинство осталось преданным Родине до последней капли крови. А им было невыразимо тяжело: тяжело воевать и тяжело умирать с горькими мыслями, что их трудное положение — результат то ли глупости, то ли измены». Им и в голову не могло прийти, что их не потерявший ни капли крови командующий — изменник!

Всего из окружения вышло 16 тысяч человек, остальные погибли, пропали без вести или оказались в плену, в числе последних был поэт Муса Джалиль. Жертвы эти не пропали даром: 2-я ударная оттянула силы немцев от осажденного Ленинграда и заставила их отказаться от штурма города в самый тяжелый период блокады. «Так закончилась трагедия этой армии», — со сдержанной болью и неизбывной горечью писал маршал Мерецков. И вот кровавые обломки такой-то трагедии Солженицын пытается использовать для сооружения пьедестала предателю.

Солженицын и дальше продолжает досаждать читателю своей возней вокруг имени предателя. Пишет, например: «Весной 1943 года повсеместное воодушевление встречало Власова в двух его пропагандистских поездках — смоленской и псковской». По соображениям краткости не будем касаться смоленской поездки, остановимся только на псковской, тем более что наш летописец сам уделяет ей больше внимания, поскольку, мол, на Псковщине особенно «радушно» относились к власовским формированиям, у которых не было отбоя от «добровольцев» из местных жителей.

Обо всем этом автор ведет речь в третьем томе «Архипелага», но мы помним, что в первом он же о власовцах сообщал нечто иное: «Жители оккупированных областей презирали их как немецких наемников». Разумеется, презирали. Как же иначе! Но этим их отношение к захватчикам и их пособникам далеко не исчерпывалось.

На Псковщине, которая тогда входила в состав Ленинградской области, действовали 29 партизанских бригад. А наш знаток уверяет, что был такой район, в котором «крестьянское население радушно относилось к тамошней власовской части — та часть не грабила, не дебоширила, имела старую русскую форму, помогала в уборке урожая… В нее приходили записываться добровольцы из гражданского населения». Божится, что у него есть доподлинное «свидетельство» о таких опереточно-идиллических отношениях между предателями, бесстыдно напялившими старую русскую форму, и колхозниками, умиленными созерцанием этой формы. Да кто ж ему выдал это «свидетельство»? Кто печать шлепнул? Чья подпись внизу красуется? По обыкновению — молчок. Но район, однако же, называет. Оказывается, Пожеревицкий. Ну, придется и нам привести кое-какие свидетельства о том, что происходило в сем районе при немецкой оккупации.

Комиссар 3-й Ленинградской партизанской бригады старший лейтенант А. И. Исаев и начальник политотдела бригады капитан М. Л. Воскресенский в докладе от 12 июня 1943 года штабу Северо-Западного фронта о боевой деятельности партизан в числе других дел отмечали и такое событие: «11 мая 2-й полк и штаб бригады на рассвете наткнулись на цепь только что выставленных в ночь немецких гарнизонов у деревни Сосново Пожеревицкого района. Начался бой. Противник крупными силами стал окружать партизан. Отряды 2-го полка и отряд штаба бригады в течение нескольких часов вели упорный бой, прорвали вражеское кольцо, ловким маневром, имея только двух раненых, вышли в тыл противника. Отряды обеспечили отход штабу бригады и обозу с ранеными». Еще одно свидетельство. В ноябре 1943 года А. И. Исаев и М. Л. Воскресенский в очередном донесении в штаб Северо-Западного фронта докладывали о боевых делах своей бригады: «В ночь на 26 октября одновременно произвели налеты: 2-й полк — на гарнизон Киверово Пожеревицкого района, 4-й полк — на гарнизон Горушка Славковского района. Эти гарнизоны терроризировали население, жгли деревни. Оба гарнизона были разгромлены».