Чувство Магдалины - читать онлайн книгу. Автор: Вера Колочкова cтр.№ 41

– Нет, не знаю. Мы же с ним… В общем, к нему Вика вернулась. И мы…

– Ах, вот оно что! А как же ты? Ведь Лео тебя не простит… Он очень болезненно воспринял твой… Твое… Твой поступок… Что будет с тобой, Маш?

– Я не знаю еще, – ответила Маша. – С мыслями пока не собралась. Но это не важно, Антон. Мы не о том говорим сейчас…

– Да, не о том. Я вообще не понимаю, если честно, о чем мы сейчас говорим. О чем вообще можно говорить, когда… Я даже не знаю, что делать, кому надо звонить. Я уже ничего не соображаю…

– Возьми себя в руки, Антон. Я сама обязательно всем позвоню и все скажу, обещаю тебе. Ты держись, ладно? Когда ты прилетаешь? Хочешь, я тебя в аэропорту встречу? Вдруг больше никто не сможет тебя встретить?

– Спасибо, Машенька. Спасибо, милая. О, а вот и мама мне на вторую линию звонит, извини… Я потом тебе перезвоню, хорошо?

– Обязательно звони, Антон! И держись…

Маша нажала на кнопку отбоя и опустила руки, чувствуя во всем теле смертельную слабость, будто разговор с Антоном отнял у нее все силы. А может, не он отнял, может, сама отдала. Говорят, энергия искреннего сочувствия имеет свойство телепортироваться через любые расстояния, чтобы перенести физические силы сочувствующего к тому, кому они в данный момент более необходимы…

Потом ей позвонила Татьяна и долго сокрушалась горестной новостью, и так же, как Антон, задавала этот короткий вопрос – как же так, Машенька? Как же так? Маше даже пришлось перебить ее и задать вопрос более конкретный:

– Вы приедете на похороны, Татьяна?

– Да, я приеду, это даже не обсуждается, что ты… Ольга мне как родная была… А вот Лео вряд ли сможет приехать, у него открытие новой выставки через два дня. И вообще, он уже не в Хьюстоне, а в другом городе. Понимаешь, нельзя галерейщиков подводить, это может иметь последствия. Большие неустойки и все такое. Впрочем, чего я тебе объясняю что-то про Лео? Тебе ведь уже неинтересно все, что с ним происходит… Тебе теперь интереснее, как у Платона дела идут.

Маша хотела перебить ее и рассказать все как есть, но потом подумала – зачем? Не время сейчас для таких разговоров и объяснений. Прилетит – сама все увидит, сама все поймет. А Татьяна тем временем продолжила:

– И тем не менее, Машенька, я тебя очень прошу… Антон раньше меня прилетит, и вы с Платоном не оставляйте его одного, хорошо? Я понимаю, что Платон весь в делах и не может их бросить, но ведь у тебя больше времени, правда? Нельзя, чтобы Антон хотя бы минуту оставался в одиночестве. Он такой ранимый. С виду жесткий и насмешливый, а внутри… У него же психика, словно папиросная бумага! Ольга как-то умела быть ему незаметной опорой, а теперь… Боже, что с ним будет теперь! В любую минуту может сорваться и… бог знает, что натворить! Он так любил Ольгу, боже мой, так любил! Машенька, я очень прошу тебя, не оставляйте с Платоном его одного, пожалуйста! Пока я не прилечу!

– Хорошо, Татьяна, хорошо… Я обязательно… – принялась уверять ее Маша. – То есть мы, да… Не волнуйтесь…

Потом Маша позвонила Платону, чтобы сообщить ему о случившемся. Платон уже знал – Антон таки до него дозвонился. Маша спросила сухо:

– Ты в аэропорт завтра поедешь?

– В аэропорт? А зачем?

– Антона встречать…

– Ах да. Конечно. Конечно, я поеду. Совсем ничего не соображаю, прости. Конечно, надо его встретить. Спасибо, что напомнила… До сих пор не могу в себя прийти – как же так получилось? Вот так живешь себе, живешь… Все под богом ходим, да…

Он говорил, и Маша слышала виноватые заискивающие нотки в его голосе. Отчего-то было ужасно неприятно их слышать. Будто он не по Ольге горевал, а за себя извинялся.

В аэропорт Маша приехала раньше Платона. Он нашел ее в зале прибытия, лицо его было растерянным и гневным одновременно. Впрочем, причина гнева тут же и выяснилась.

– Прибытие рейса задерживается на три часа, представляешь? Я мчался как сумасшедший, думал, опаздываю, а они прибытие задержали! Не представляю теперь, что мне делать?

– Что делать, что делать… Ждать… – тихо ответила Маша, не глядя на Платона.

– Но дело в том, что я не могу ждать! Никак не могу! Мне на процессе через два часа надо быть, иначе никак! Иначе я людей подведу. Никак, понимаешь? Ну что ты молчишь, Маша? Да, пусть я в твоих глазах сволочь последняя, но – никак! Профессия у меня такая – хоть умри, но на процессе надо быть обязательно!

Наверное, со стороны они представляли собой странную пару. Маша стояла молча, как соляной столб, смотрела прямо перед собой, а Платон размахивал руками, приседал и мотал головой, повторяя свое «никак, никак». Наконец Маша произнесла тихо, не поворачивая головы:

– Уезжай, Платон. Да, я все поняла. Ты не можешь, у тебя процесс.

Платон вдруг замер и побледнел, будто она произнесла что-то для него оскорбительное. Потом сощурил глаза, шагнул к ней… Казалось, он вот-вот крикнет что-нибудь гневно уничижительное, возмущенное ее холодным спокойствием, что-нибудь из разряда неконтролируемого базарного хамства – да кто ты, мол, вообще такая, чтобы…

Не выбросил, сдержался. Да и не смог бы, наверное. Выдохнул, отер влажные щеки тыльной стороной ладони, произнес хмуро:

– Ладно, я поехал. Передай Антону, что позвоню, как смогу.

– Хорошо, передам, – тихо отозвалась Маша.

Платон ушел, а она так и осталась стоять на прежнем месте, вглядываясь в толпу людей, скопившихся на выходе из зала прилета. И стояла до тех пор, пока не услышала, как вежливый голос диспетчера объявил о прибытии рейса из Праги.

Антон вышел к ней бледный, горестно возбужденный, с красными от бессонницы глазами. Заговорил торопливо, проглатывая концы слов:

– Ты меня встречаешь, да? А где Платон? Не смог? Ладно, это не важно… Сейчас мне надо в морг поехать, проследить за всем… Как привезут, как выгрузят… Потом в похоронное агентство. Ты за рулем, Маш?

– Нет, я на такси приехала… – удивленно пожала Маша плечами. Антон даже не помнил, что она отродясь не водила машину.

– Хорошо, я тоже такси возьму. Ну что, идем?

– Идем. Я с тобой поеду, Антон.

– Конечно, со мной. А как же иначе?

– Нет, ты не понял… Я везде поеду вместе с тобой. И в морг тоже. И еще, куда нужно будет. Хорошо?

– Да, конечно… Спасибо, Машенька. Если честно, уже не могу находиться один. Это как сумасшествие… Представляешь, я сам с собой разговаривать стал. Может, я и впрямь схожу с ума, а?

Маша глянула на него сбоку, и все в ней сжалось то ли от боли, то ли от страха. Антон и впрямь походил на сумасшедшего. Глаза горели белым огнем, кожа на лице неровно переходила от сине-бледной у подбородка к желто-зеленой под глазами, всегда аккуратно зачесанные волосы топорщились в разные стороны седым ежиком. И даже эта свежая седина не так пугала, как выражение его глаз, как отрывисто истерическое бормотание…