Несостоявшийся император Федор Алексеевич - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Богданов cтр.№ 39

К вечеру комендант Чигирина Иван Иванович Ржевский вышел на раскат (башню): Чигиринские высоты цвели русскими знаменами. Непобедимый воевода, отстоявший от неприятеля немало городов, видел «великого государя полковое знамя… камчатное красное, расписанное: образ Спаса Нерукотворного, по сторонам ангелы и в середине звезды, написано золотом и серебром… древко писано золотом с красками, на древке яблоко и в нем крест серебряный золоченый». Знамена солдатских полков были «писаны золотом и серебром по белой тафте, на двух знаменах орлы распластанные, на третьем лев; кресты, и подписи, и травы писаны золотом же и серебром». Красные солдатские знамена имели «в середине кресты, и месяцы, и звезды белой тафты», зеленые — «кресты, и месяцы, и звезды красной тафты». Особо красочно были расписаны длинные знамена конницы ^[184].

Прямое попадание турецкого ядра затмило глаза Ржевского; в тот же день стало известно о тяжелом ранении Шепелева (бытующие в литературе сведения о его смерти несколько преувеличены). Избранный офицерским советом в коменданты крепости Патрик Гордон напрасно требовал продолжить наступление на главный турецкий лагерь. Ромодановский и Самойлович, расположившиеся буквально в трех верстах от Чигирина, не трогались с места. Русско-украинские войска, казалось, безучастно наблюдали, как турки с отчаянной энергией штурмуют город. Только маленький отряд Косагова (коего в данном случае называют полковником; и в самом деле, где был его корпус?) сразился с турками на Тясьминском островке, да генерал Вульф устроил на другом острове батарею.

Предположение, что Ромодановский «не рискнул» переправляться через Тясьмин перед лицом сильной армии Кара-Мустафы, противоречит всему опыту замечательного полководца, который начал свою карьеру, в конном строю атаковав превосходящие силы поляков вплавь через озеро, с саблей в зубах, и после многочасовой рубки истребил войска коронного гетмана Станислава Потоцкого в горящем Слонигородке (1655). Тясьмин — не Днепр, к тому же один из мостов вел прямо в Чигирин, представлявший собой готовый плацдарм для вспомогательного удара. С Ромодановским должно было произойти нечто очень серьезное, чтобы воевода ограничился сменой значительной части гарнизона Чигирина и мелкими, притом безуспешными операциями против турок на протяжении целой недели. Притом странное оцепенение приключилось не только с ним, но и с десятками видных русских воевод и генералов, отважных полковников и казачьих атаманов…

Русско-украинское командование не пошло даже на то, чтобы отвлекающими ударами помочь чигиринцам отвоевать потерянные валы и бастионы, а может быть и выбить турок из передовых траншей. Кольцо осады было сжато уже до предела; город со дня на день должен был пасть. Ромодановский знал о приближающемся генеральном штурме и писал об этом коменданту; Гордон отвечал, что не боится и отстоит город, но сие от него не зависело. 11 августа страшные взрывы потрясли Чигирин и турки ринулись в проломы. Казаки (украинские летописцы пишут, что по случаю воскресенья они были в стельку пьяны) бросились в беспорядочное бегство, мост под их тяжестью обрушился, и масса людей погибла.

Русские войска держались стойко; стоявшие в нижнем городе эскадроны полковника фон Вестгофа полегли почти целиком. Отразив штурм замка, Гордон с четырьмя наполовину русскими, наполовину украинскими регулярными полками (Курским, Озерским, Сумским и Ахтырским) отбил ворота горящего нижнего города, возвел новые укрепления и обеспечил связь замка с переправой. Он посылал гонца за гонцом, прося у Ромодановского всего 5 или 6 тысяч воинов, чтобы отбить весь нижний город, однако не получил подмоги. Командование решило оставить крепость самым странным образом, без письменного приказа: посланному велено было лишь объявить об этом у ворот, не въезжая в замок!

В результате первыми стали отступать к лагерю Ромодановского войска, охранявшие ворота, на которые немедля напали турки. Затем по одному ринулись прочь из города полковники с воинами, которых сумели собрать. Гордон получил-таки письменный приказ, без которого отказывался двигаться с места, в третьем часу ночи, через посыльного полковника московских стрельцов Александра Карандеева (как увидим, это было не случайно). Подготовив к уничтожению тяжелое вооружение и запасы, храбрый шотландец одним из последних с пистолетом и шпагой пробился к переправе, удерживаемой кучкой казаков.

Те из защитников Чигирина, кто не смог пробиться, вернулись на бастионы замка. Они взорвали пороховые погреба, когда замок был занят турками, захватив с собой более 4 тысяч неприятелей. Бездарная эвакуация Чигирина стоила жизни полковникам Корнелию фон Бокховену и Прохору Протасову, трем капитанам, четырем лейтенантам и до 600 стрельцов и драгун (для сравнения, за все время боев русский гарнизон потерял убитыми 1300 человек). Разъяренный Гордон тут же выложил Ромодановскому и воеводам, что он о них думает, но — что любопытно — не получил ни слова в ответ. «Так был защищаем и потерян Чигирин, — записал шотландец в своем дневнике, — он был оставлен, но не покорен» ^[185].

Ромодановский словно дожидался этого. Он немедленно со всей распорядительностью организовал отступление армии к Днепру. Русские войска шли в отличном порядке batallion querre, огражденные обозами, с лучшей пехотой в арьергарде; кавалерия была спешена. Многочисленные атаки турок и татар не могли задержать движения российских войск, и Кара-Мустафа сумел сосредоточить против их фронта достаточно сил лишь после того, как они заняли старый укрепленный лагерь на берегу Днепра.

С 14 августа между армиями Кара-Мустафы и Ромодановского происходили огневые и рукопашные бои, причем русские солдаты и стрельцы временами атаковали неприятеля, не дожидаясь и не слушая приказов. Только распоряжение об общем наступлении 17 августа дисциплинировало русско-украинскую армию. Устрашенные яростной общей атакой турки и татары бежали к Чигирину, россияне же, подобрав трофеи, отправились через Днепр восвояси.

Возвращение было траурным. Турки, срыв остатки Чигирина, торжествовали победу, которую не испортил даже атаман Серко, сжегший мосты через Буг. В России (не говоря об Украине!) ужасались «магометанской силе»; патриарх Иоаким 26 августа, после окончания военных действий, призвал всю страну молиться «за великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича… и за всех людей от нашествия варваров» ^[186]. Московское правительство старалось приукрасить итоги кампании; русские потери убитыми и пропавшими без вести определялись им всего в 3290 человек и ранеными в 5430 человек, тогда как турецкие — в 30–60 тысяч ^[187].

Слухи об измене полководцев ширились с каждым шагом отступающих войск. Бескомпромиссный запорожский кошевой Иван Серко, разорвавший мирный договор с татарами ради участия в кампании, резал прямо в глаза Самойловичу: «Не только мы, низовое войско Запорожское, но и весь свет великороссийский и малороссийский ясно видит неспособность вашу и князя Ромодановского и нежелание оказать помощь» Правобережью из-за застарелой злобы к Чигирину и всему Заднепровью. «Пропал Чигирин и вся тогобочная Украйна, — писал о мнении малороссиян Самуил Величко, — от неспособности и коварства Ромодановского и, без сомнения, неприязни к ним Самойловича».