Он достал пистолет. От него шарахнулись прохожие. Кто-то
громко закричал. Агаев увидел, как Дронго остановился. Замерли и люди,
собравшиеся броситься к нему. Они только было начали делать свои круги,
постоянно переглядываясь друг с другом. Их было слишком много.
Десять-двенадцать человек. На этот раз ему не уйти. Дронго сделал вид, что
смотрит детские игрушки, и начал отходить. «Значит, все правильно, —
подумал с улыбкой Агаев. — Все верно. И Дронго не предатель. Как это
важно».
Он стоял с пистолетом в руках и улыбался. К нему уже бежали
дежурные милиционеры, что-то кричал оказавшийся неподалеку военный. Он увидел
метнувшихся к нему людей. Обернулся и заметил вышедшего из павильона Диму. И
тогда он быстро, сознавая, что пистолет могут отнять в любой момент, приставил
оружие к сердцу и выстрелил.
В последнюю секунду он даже пожалел детей, которых было
много вокруг. «Незачем им видеть, как у меня вылетают мозги, — была
мгновенная мысль. — Лучше выстрел в сердце, это как в кино — театрально и
не очень страшно». К нему подбежали люди. Заметив среди столпившихся над ним
полковника Мамонтова, улыбнулся, словно сознавая, что победил в последний раз,
и умер.
Дронго держал в руках детскую игрушку, не замечая, как
сжимает ее все сильнее и сильнее. Их встреча снова окончилась неудачей. И
капитан Агаев погиб у него на глазах.
31
— Этого не может быть! — твердила всю дорогу
Светлова, пока они ехали домой. Они оба были настолько потрясены неожиданной
смертью капитана Агаева, что, не сговариваясь, прошли не к метро, а к остановке
такси и взяли машину.
Она не плакала. Просто время от времени говорила одну и ту
же фразу: «Этого не может быть». А Дронго сидел мрачный и злой. Ему казалось,
что сегодня он видел не просто самоубийство. Да это и не было самоубийством.
Это было самое настоящее убийство, когда загнанный в угол волк бросается в
порыве отчаянной смелости на ружья охотников и получает порцию свинца в сердце.
И сознание того, что он лично был причастен к этому убийству, делало его еще
более мрачным.
Теперь на встречу с Виноградовым вообще не оставалось
никаких шансов. Дима никогда не позвонит Ковровой. Он ей просто не поверит
после всего, что случилось на ВДНХ. Возможно, он был даже где-то рядом и видел
случившееся. Но больше всего угнетало Дронго сознание собственной вины. И
непонимание того, что с ними происходит.
«Все-таки придется съездить в Санкт-Петербург», —
вспомнил Дронго. Узнать каким-то образом название монастыря было невозможно. А
послезавтра должен произойти первый взрыв во Внукове. Даже название монастыря
ничего не давало обоим, так как Виноградов наверняка тоже был на этой встрече и
видел самоубийство Агаева. Собственно, Дронго не сомневался, что капитан принял
это решение, исходя из реальной ситуации. Очевидно, он ясно представлял себе,
какими методами его заставят заговорить. «Испанские сапоги» и средневековые
пытки давно канули в Лету. На смену этим зачастую бесполезным и неэффективным
действиям пришла совершенная медицина, избавлявшая человека от телесных мук и
увечий.
Свершилось то, о чем мечтали средневековые палачи,
инквизиторы, давно понявшие, что дух сильнее тела и человек способен на
невероятные физические мучения, если убежден в своей правоте. Но когда
сильнодействующие наркотические вещества подавляли дух, то есть отключали мозг
человека, контролирующий все тело, оставалась только физическая немощная
оболочка, не способная к сопротивлению и противостоянию.
Многие научные институты в различных странах на протяжении
всего последнего века занимались этой проблемой и к концу двадцатого столетия
сумели получить некоторые эффективные средства подавления человеческой воли, не
отключая при этом его сознания.
Агаев все это сознавал. Он понимал и другое. Именно таким
образом он мог дать знак Виноградову, находившемуся где-то недалеко, и Дронго,
спешившему на встречу, сигнал об опасности. Только таким необычным способом. А
это означало, что, во-первых, он не был причастен к двум провалам, а во-вторых,
документ по-прежнему был у Виноградова, которого необходимо найти до двадцать
первого числа.
Теперь уже не стоило терять времени. Он принял решение и,
наклонившись к женщине, тихо сказал:
— Нужно ехать в Ленинград.
— Куда? — не расслышала она.
— В Санкт-Петербург, — он не любил этого слова.
Оно казалось ему каким-то опереточным, нереальным, придуманным. Словно было
вызовом и насмешкой миллионам людей, помнивших Ленинградскую блокаду и
героический город.
— Вы хотите встретиться с родителями Димы? —
поняла Светлова.
— Да. Иначе мы не найдем этот монастырь и не сможем
узнать, где находится Виноградов. Но у нас серьезная проблема. Вы не сможете
полететь со мной. Ваши данные наверняка есть во всех аэропортах. Вы меня
понимаете?
— Да. И что вы мне предлагаете делать?
— Ждать меня, пока я не вернусь. И, по возможности, не
выходить из дома. Продукты в холодильнике есть, хлеб я куплю. Я прилечу сразу,
как только узнаю, где может находиться ваш коллега. А вы должны пообещать мне,
что будете терпеливо ждать.
Она посмотрела на него. Что-то мелькнуло в ее взгляде.
— Вы хотите оставить меня одну?
— У вас есть с собой паспорт? — спросил он.
— Нет, конечно. Я оставила его дома.
— Тогда каким образом вы можете со мной лететь? А на
поезде слишком долго. Нам нужно уже завтра знать, где находится старший
лейтенант Виноградов. Иначе мы можем опоздать.
Она помолчала. Потом сказала:
— Я вас поняла. Хорошо. Я буду вас ждать.
— Тогда договорились. — Он закрыл глаза. И
вспомнил, как Агаев приставил пистолет к своему сердцу.
Он даже понял, почему капитан это сделал: боялся перепугать
детей. Ведь самый надежный способ застрелиться — это пуля в висок. А стрелять
таким образом — это еще и немалый риск. Пуля может не попасть в сердце, а
пройти навылет. Или просто тяжело ранить, но не убить. Дронго знал, что эта
сцена теперь будет все время сниться ему и всегда он будет виноват в гибели
капитана Агаева.
Приехав домой, он показал женщине, где что лежит. Телефона
здесь не было, беспокоить ее никто не будет. Она слушала его молча, не задавая
вопросов. Потом наконец сказала:
— В общем, я буду на положении почти заключенной. Я
правильно вас поняла?
— Почти, — улыбнулся Дронго. — Только учтите,
что вы будете вооруженной заключенной, с правом выхода отсюда в любое время,
если я завтра не появлюсь в Москве. Я ведь не могу взять ваше оружие с собой в
самолет.
Какая-то странная мысль промелькнула у него, в голове и
сразу исчезла. «Потом успею продумать, — решил он. — У меня будет
много времени». Выходя из квартиры, он обернулся, взглянув на нее. Она стояла,
скрестив руки на груди.