– Капитан тебя примет.
Рэнсом пошел за посыльным. Морская терминология – здесь имелась дюжина капитанов, в том числе Гендри, Джордан и преподобный Джонстон, считавшийся почетным адмиралом – осталась от первого года, когда ядро будущего поселка обживало баржу. Севшая на мель баржа здесь и осталась, волны бились об нее, пока горы соли, остававшейся в опреснителях, не оттеснили воду. В те времена тысячи эмигрантов жили в машинах и хижинах, и дистилляционные станции, которые гражданские кооперативы после прорыва отобрали у военных, производили в день тонны соли. Она скоро засыпала борта.
– Ну, Чарльз, с чем пришел?
Гендри, сидевший за столом в каюте корабельного казначея, взглянул на Рэнсома, махнул ему на кресло и снова склонился к бухгалтерской книге, которую использовал как судовой журнал и дневник. Прошедшие годы лишили бывшего полицейского прежнего тихого юмора, остался только добросовестный служака. Умелый и непреклонный, но борьба за обеспечение минимального жизненного уровня поселка отняла у него способность видеть что-нибудь вне узких рамок. Для Рэнсома он воплощал все опасности и стеснения лимба.
– Джудит передает привет, капитан, – начал он. – Как малыш?
Гендри отмахнулся пером.
– Хорошо, насколько это возможно.
– Возьмешь для него немного воды? Я пригнал. Собирался отдать поселку, но с удовольствием предложу вам с Джудит первыми взять свою долю.
Гендри остро взглянул на Рэнсома.
– Откуда вода, Чарльз? Разве у тебя так много, что ты ее раздаешь?
– Она не моя. От улова Джордана сегодня опять отхватили кусок. Я утром нашел лужицу у канала.
Гендри встал.
– Посмотрим. – Он первым вышел на палубу. – Где это? Вон там, внизу? – покачав головой, он вернулся к каюте. – Чарльз, за что ты платишь?
Рэнсом догнал его.
– Мы с Джудит серьезно поговорили, капитан… поселиться отдельно было эгоистично с нашей стороны… и теперь мы готовы присоединиться к вам. Вам скоро понадобятся новые рабочие руки, море уходит все дальше.
– Чарльз… – Гендри запнулся. – Воды у нас хватает.
– Может, прямо сейчас это и так, но через год-другой… надо смотреть в будущее.
– Хороший совет, – кивнул Гендри и повернулся к двери. На миг в его глазах мелькнул прежний Гендри. – Спасибо за предложение, Чарльз. Слушай, тебе не понравится в поселке, здесь слишком от многого приходится отказаться. Тебя здесь высушат.
Он задумчиво похлопал по белой акульей тушке, подвешенной на солнце. Сморщенное рыло слепо уставилось на Рэнсома.
Рэнсом, облокотившись на перила, собирался с мыслями. Отказ Гендри означал, что вопрос уже решен с другими капитанами.
Часовой встал на сходнях, следя глазами за высокой сухой фигурой Рэнсома, прохаживавшегося вдоль перил. Рэнсом подошел к нему.
– Где капитан Джордан? Он здесь?
Часовой покачал головой.
– Он на скалах, до вечера не вернется.
Рэнсом оглянулся на далекие холмы, гадая, стоит ли дожидаться Джордана. Тот почти каждый день уходил в холмы над берегом, терялся среди песчаных дюн, подступавших по лощинам. Рэнсом догадывался, что он навещает могилу приемного отца, мистера Джордана. Старый негр умер через несколько дней после выезда на побережье, и Филипп схоронил его где-то в дюнах.
Он уже отходил от часового, когда тот тихо добавил:
– Вас хотела видеть мисс Ванесса.
Кивнув, Рэнсом оглядел тихий корабль и свернул к левому борту. Подошвы часового негромко звякнули на трапе к мостику, а в остальном все было тихо.
Ржавые мостки вели на шлюпочную палубу. Большую часть шлюпок разбило в щепки при обстреле, но ряд у офицерских кают уцелел до сих пор. В одной из этих каюток за мостиком одиноко жила Ванесса Джонстон.
У мостков Рэнсом остановился и, нагнувшись, заглянул в отверстие поврежденного вентилятора. Под ним было главное помещение корабля – длинный зал с высокими потолками, образовавшийся, когда проржавел насквозь пол, отделявший пассажирскую кают-компанию от столовой. Джонстон превратил этот зал в сочетание ризницы и тронного зала.
Горело несколько подвешенных к стенам масляных ламп. По потолку ходили тени, словно тени волн на морском дне. Пол ради тепла выстелили циновками из сухих водорослей. Посередине, почти прямо под Рэнсомом, сидел на возвышении носовой части шлюпки преподобный Джонстон. На этой самой шлюпке Джонстон возглавил первый штурм баржи. Миска в форме шипастой раковины была укреплена на помосте, на котором когда-то играл оркестр. Дочери сидели на полу рядом с отцом. Джулия, Френсис и еще несколько женщин тихо переговаривались, баюкая завернутого в рваные кружевные пеленки младенца.
Разглядывая сестер, Рэнсом с трудом верил, что с их прибытия на берег прошло всего десять лет. Лица их стали одутловатыми от питания сельдью и рыбьим жиром, скулы отяжелели, круглые подбородки напоминали эскимосских скво. Сидевшие у ног отца, закутанные в платки женщины показались Рэнсому парой бдительных лоснящихся мадонн. Рэнсом почему-то был уверен, что своим изгнанием из поселка он обязан именно этим двум женщинам – хранительницам статус-кво, стражам и пророчицам мертвого времени. Быть может, в Рэнсоме, сохранившем себя среди дюн и солончаков, им померещилась угроза неизменности.
Конечно, не стоило сбрасывать со счетов и их впавшего в старческое слабоумие отца. Тот, сидя, подобно выброшенному на берег Нептуну, в раковине просоленных обломков, пускал слюни и раскачивался на троне из сложенных одеял, цеплялся за плечо дочери. Правая сторона лица, задетая при обстреле, осталась розовой и голой, а на левой топорщилась седая бородка, придавая ему сходство с безумным Лиром, оплакивающим отданную дочерям власть. Голова у него моталась – Рэнсом догадывался, что старик уже два или три года практически слеп. Замкнутый мир поселка еще съежился для него, лишенного зрения, и он погрузился в матриархат, возглавленный двумя дочерьми.
Если Рэнсом еще мог надеяться на спасение, то лишь от третьей дочери. Поднимаясь по мосткам на шлюпочную палубу, он ощутил, что во всех смыслах возносится над скудным миром поселка.
– Чарльз!
Ванесса Джонстон лежала на койке в холодной каюте, разглядывая рассевшихся по фальшборту чаек. Черные волосы прикрывали белое плечо. Некрасивое лицо осталось таким же гладким, как во времена, когда девушка лежала у окна чердачной спальни в Ларчмонте. Рэнсом закрыл за собой дверь и, подсев к ней на койку, осторожно взял за руку. Она крепко ответила на пожатие и медленно улыбнулась.
– Чарльз, ты…
– Я пришел повидать Гендри, Ванесса.
Она обняла его за плечи холодными руками. Кровь у нее всегда казалась холодной, словно в жилах текла ртуть времени, мелькала прозрачными ручейками, подобно пойманной на рассвете рыбешке. Холод в каюте и холод ее белой кожи, как блеск раковины на песке под ярким зимним солнцем, оживили его разум.