Рэнсом завел мотор и дал задний ход. Рванул машину назад. Крышка капота захлопнулась, ударив кого-то по пальцам, человек взревел от боли.
Поглядывая через плечо, Рэнсом гнал машину задним ходом, задевая припаркованные на обочинах автомобили. Катерина бессильно привалилась к дверце, обхватив ладонью ушибленную голову.
На повороте Рэнсом немного не рассчитал, и машина, ударившись в борт грузовика, встала. Придерживая одной рукой девушку, он наблюдал, как собирается в погоню банда преследователей. Иона взгромоздился на крышу машины, помавая длинной рукой.
Распахнув дверцу, Рэнсом вытащил Катерину на дорогу. Та машинально поправила прическу.
– Идем! – держа ее за руку, Рэнсом бросился по гравийной дорожке, уходившей к реке. Путь шел под уклон, и они быстро добрались до съезда к набережной. Рэнсом махнул рукой в сторону моста. По балюстраде двигались двое.
– Придется вброд через реку.
Когда за их спинами взметнулось облако пыли, с моста закричали.
Катерина схватила Рэнсома за плечо.
– Там! Какой-то мальчик!
– Филипп!
Рэнсом замахал руками. Филипп Джордан стоял на том берегу, разглядывая брошенный им подвесной мотор. Свой скиф он, подперев шестом, оставил у берега. Коротко глянув на машущих с моста людей, он сошел к воде, высвободил шест и вскочил в челнок, своей тяжестью толкнув его поперек русла.
Юноша помог Катерине и Рэнсому забраться в скиф и снова оттолкнулся. Предостерегающе грохнул выстрел. Человек пять, во главе с Ионой, уже бежали к набережной. Боцман двигался в арьергарде, держа в руках длинную винтовку.
Негнущаяся фигура Ионы спускалась к реке, вздымая на каждом шагу тучу пыли. За ним валили другие. Саул, поскользнувшись и упав на четвереньки, выругался. Иона упорно шел вперед.
Челнок остановился. Филипп озирался, не решаясь двинуться ни в ту, ни в другую сторону. Рэнсом склонился с носа через узкую полоску воды, отделявшую его от берега. Пули безумными пчелами жужжали над головой.
– Филипп, брось лодку. Уходим!
Филипп, всем телом опершись на шест, смотрел, как Саул перезаряжает винтовку.
– Доктор, я не могу. Квилтер…
– К черту Квилтера.
Рэнсом махнул пистолетом Катерине, которая, стоя на коленях, вцепилась в борта скифа. – Греби руками! Послушай меня, Филипп…
Люди Ионы уже добрались до воды, были совсем рядом. Саул нацелил ствол на Филиппа, но Иона, выступив вперед, выбил у него винтовку. Темными глазами оглядел людей в челноке. Шагнул на каменный мысок и добрую минуту, не замечая пистолета в руке у Рэнсома, смотрел в лодку. Потом резко выкрикнул:
– Филипп! Сюда, мальчик!
Когда его имя раскатилось над иссохшей рекой, Филипп Джордан обернулся, сжимая шест как последнюю опору, и взглянул в лицо человеку, похожему на яростного коршуна.
– Филипп! – голос Ионы колоколом звенел над маслянистой водой.
Юноша медленно покачал головой, нервно вцепившись в свой шест. С моста на него, подобно враждебно настроенным присяжным, смотрели ряд лиц. Подняв шест горизонтально, Филипп словно отгородился им от Ионы.
– Доктор?.. – напряженно позвал он через плечо.
– К берегу, Филипп!
– Нет! – вскрикнул тот и, бросив последний взгляд в лицо Ионе, погнал челн вверх по течению, к сухому озеру. С берега кто-то бросился вперед, требуя оружия, но скиф, легкий, как стрела, уже юркнул за борт лихтера. Шест в руках Филиппа так и мелькал, по дереву от его ладоней стекала вода.
– Я поеду с вами, доктор. Только прежде… – он поднял шест и снова присел, выводя челнок на заплату чистой воды. – Прежде мне надо захватить отца.
Рэнсом потянулся к руке Катерины. Юноша проворно направлял челнок к озеру. Его лицо было темной маской, снятой с острого лица человека в темном одеянии, оставшегося на берегу.
* * *
Целый час они пробирались по извилистому сузившемуся руслу к озеру. Иногда главный проток сужался до каких-нибудь пятнадцати футов, а боковые тонкими ручейками нащупывали путь между дюнами и илистыми отмелями. На откосах речного ложа лежали обсохшие яхты, на их днищах отступающая вода оставила склизкие полосы. И дно озера почти целиком обнажилось, превратилось в обступившие проток дюны, на которых валялись побелевшие куски топляка. Сухие водоросли топорщились опаленной щетиной.
С основного протока они свернули в приток поменьше. Здесь и там им попадались остатки лодок, иногда от берега далеко протягивались мостки причалов, построенных прошлым летом, когда вода уже отступила на несколько футов. Филипп, неутомимо работая шестом, словно ключ в скважине, вертел челнок в протоках. Юноша прикрывал лицо плечом – прятал взгляд от Рэнсома. Раз они остановились, и Филипп, приказав всем выйти, перенес скиф через узкий перешеек, перегородивший ручей. Дальше им попалась старая дистилляционная станция, ее наклонные башни вздымались стволами безумных пушек, мятежно нацеленных в небеса. Среди сухих водорослей осталось множество трупиков полевок и водяной птицы.
Наконец, обойдя заросшие дюны, они вышли в мелководное озерцо. Посреди его, на самом краю уходящего вдаль потока, стояла древняя парусная баржа, завязшая в сухом иле. Все оставшиеся позади суда были в пятнах и потеках грязи, эта же баржа – безупречно чиста, ее обшивка сверкала на солнце множеством ярких цветных заплат. Медные рамы иллюминаторов начищены с утра, выкрашенная белой краской причальная тумба соединялась с палубой сходнями с аккуратными веревочными перильцами. Мачта – без такелажа, но с поперечной реей, блестела свежей смолой до медного острия на верхушке.
– Филипп, что же это… – начал Рэнсом, но Катерина предостерегающе тронула его за локоть. Филипп остановил челнок в десяти футах от причала и, жестом велев перейти на баржу, сам остановился у сходней.
– Мне нужна помощь, доктор, – произнес он тихо и нерешительно, словно возвращаясь к памятным Рэнсому по давним годам гортанным возгласам. С гордостью указав на каюту и палубу, он добавил: – Понимаете, это старая развалина, я ее собрал из того, что сумел найти.
Он первым прошел в темную каюту.
Посреди обставленного по-спартански помещения в кресле-качалке сидел старый негр, одетый в линялую рубашку хаки и брезентовые брюки в старательно наложенных заплатах. С первого взгляда, увидев широкие плечи и купол головы, Рэнсом принял его за мужчину средних лет, но когда свет упал на тонкие палочки рук и бедер, понял, что тому не меньше семидесяти пяти. Держался он, впрочем, прямо и обратил к вошедшим изрезанное морщинами лицо старого патриция. Слабый свет из закрытых иллюминаторов отразился в бельмах глаз.
Филипп склонился к старику.
– Отец, пора уезжать. Нам надо на юг, к морю.
Старый негр кивнул.
– Может быть, ты представишь меня своим друзьям?