– Рыбачки, – сказал он. – Приехали с озера.
– Нечего о них думать, – бросил Уитман. – Пока в стаи сбиваться не начали.
Рэнсом откинулся назад, впервые осознав, что если это мрачное пророчество и сбудется, его уже здесь не будет. Встреча с Ломаксом и его сестрой что-то стронула в нем, заставила понять, что роли одинокого отшельника, медитирующего о прошлых грехах и упущениях, ему не видать. Обожженная земля силой навязывала другие, жестокие роли.
Ее влияние уже затронуло Ломакса и Миранду. Ломакс, как ни странно, пугал Рэнсома меньше. Миранда же, с ее белыми космами и полной беспощадностью, представлялась ему привидением, неизменно появляющимся во времена бедствий – прокаженной ламией, из тех, что преследовали Древнего Моряка. Быть может, этот фантом воплощал некие архаические воспоминания, то ли прошлого, то ли будущего времени, в котором больше всего ценились боль и страх, и не было другой альтернативы, как эксплуатировать эти эмоции.
Это беспощадное своеволие, эта бесконечная свобода, не ограниченная никакими рамками морали, выражались в фигуре пепельноволосой ведьмы. Глядя на засыпанные пеплом дома и улицы, слыша вопли зверей из-за стены зоопарка, мимо которой проезжала машина, Рэнсом воображал среди горелого мусора Миранду – в измаранной одежде, с лицом испорченного херувима.
Однако отношения Ломакса с будущим, как и собственная затерянность в проступающем все ярче прошлом, терзали Рэнсома. Казалось, Ларчмонт последних дней предоставлял ему возможность выбора пути, но Рэнсом уже сейчас чувствовал, что Ломакс прав. Если будущее, как и его личное время, населено образами смерти, небытием, какое бывает до рождения и за могилой, почему не связать эти химеры с ужасающим обликом Миранды Ломакс? Рэнсом слушал крики животных, рычание – словно за стеной рвали ткань, и думал – они проснутся мертвыми.
Подъехали к воротам зоопарка. Уитман остановил цистерну у металлического барьера, закрывавшего служебный въезд. Рэнсом, выйдя из кабины, поднял шлагбаум, и машина по проезду за клетками двинулась к водокачке.
Рэнсом пошел по главной дорожке. В мелкой лужице на краю пруда сбились в кучку два десятка розовых фламинго. Вода у них под ногами превратилась в тусклую жижу. Проволочную сетку вольера накрыли брезентом, но птицы заметили Рэнсома и забеспокоились, беззвучно приоткрывая клювы.
Над всей территорией звучал монотонный хор воплей и воя, дикие крики отдавались от бетонных стен загонов. Маленькие клетки, где содержались декоративные мартышки и птицы, пустовали. В одном загоне лежал издохший верблюд. По клетке рядом беспокойно метался большой гималайский медведь, задевал решетку головой и лапами. Гиена, не переставая скулить, уставилась на Рэнсома взглядом слепой свиньи. Гепарды из третьей клетки повернули ему вслед маленькие хищные головы.
Животных пытались кормить и поить. На полу лежали куски мяса и стояли миски с водой, но в клетках было сухо, как в пустыне.
У входа в львиный загон Рэнсом задержался. Его встретил рев, словно кулаком ударивший в лоб. Пять белогривых львов – две пары и старый самец – ждали кормления и ревели, как стальная турбина. По узкому проходу между решеткой и перилами расхаживала Катерина Остен. Рэнсому почудилось было, что девушка дразнит зверей, но тут лев, подпрыгнув, поймал зубами кусок мяса.
– Ну, же, Сара, шевелись. Корова ленивая! Гектор, вот тебе!
Старому слепому льву с поредевшей гривой, раскачивавшемуся, словно обезумевший медведь, она сунула кусок чуть ли не в зубы.
Пока звери заглатывали мясо, Катерина прошлась вдоль решетки, позвякивая ведром о прутья. Узнав Рэнсома, она поманила его к себе и принялась выметать клетки шваброй на длинной ручке, игриво задевая львов по ногам.
– Это кто же? – крикнула она через плечо. – Неужто ветеринар?
Рэнсом опустил докторскую сумку на скамью и подошел к ней.
– Меня подвез ваш приятель Уитман. Он привез воду от Ломакса.
Катрина ловко выдернула швабру через решетку.
– Молодец. Я боялась надеяться на Ломакса, пока не увижу воды. Скажите, пусть перекачает в резервный бак.
Рэнсом пошел вдоль клеток. Запах и энергия львов горячили ему кровь. Катерина Остен, казалось, сбросила с себя уныние и сонливость.
– Я рада вас видеть, доктор. Вы приехали помогать?
Рэнсом забрал у нее швабру, прислонил к стене.
– В некотором смысле.
Катерина глянула на солому и осколки костей на полу.
– Беспорядок, конечно, но думаю, отец бы мною гордился.
– Пожалуй. Вы уговорили Барнса оставить вас здесь?
– Он много лет работал у отца. Мы с Уитманом сказали, что останемся и будем усыплять зверей по одному, чтобы не возникло паники.
– И выполняете обещание?
– Что? Конечно, нет! Понимаю, что всех спасти не сумеем, но хоть млекопитающих можно вытянуть. За львов мы будем бороться до конца.
– А потом?
Катерина, сдерживаясь, обернулась к нему.
– Что вы хотите сказать, доктор? Я предпочитаю об этом не думать.
– А надо бы, – Рэнсом шагнул к ней. – Катерина, попробуйте рассуждать здраво. Ломакс не по доброте дал вам воду – он явно задумал использовать животных в собственных целях. А ваш Уитман просто сумасшедший. Возможно, зоопаркам такие люди нужны, но он опасен. Пора кончать, или вы, проснувшись однажды утром, найдете клетки открытыми.
Катерина отстранилась.
– Ради бога, доктор! Как вы не понимаете? Может, вам эта мысль и не нравится, но дождь может начаться в любое время. Я не собираюсь бросать животных и, пока для них есть вода и пища, не стану их губить. – Понизив голос, она добавила: – К тому же не думаю, чтобы Уитман мне позволил.
Отвернувшись, она тронула рукой решетку на клетке слепого льва.
– Пожалуй, он бы не позволил, – кивнул Рэнсом. – Однако вспомните, что здесь, из всех мест в мире, между вами и зверями еще есть решетка.
Катерина тихо проговорила:
– Однажды вы очень удивитесь, доктор. Не будь я так труслива, показала бы вам.
Рэнсом приготовил новый довод, но тут за его спиной что-то шевельнулось. Силуэтом на фоне солнца на них смотрело узкое лицо фавна, уже однажды виденное сегодня.
Рэнсом шагнул к двери, но юнец уже удрал.
– Что у него на уме? Он давно здесь околачивается?
– Кто это был? Я не разглядела.
– Квилтер. Ломакс его приручил.
В нескольких шагах от Рэнсома львы грызли мясо, дробили зубами кость. Появление Квилтера привнесло в туманное будущее зоопарка новое измерение.
Катерина, заложив руки в карманы, прошла с ним на солнце.
– Завтра я переезжаю сюда, так что мы больше не увидимся, доктор. Кстати, судя по вашему плавучему дому, он никуда уже не поплывет.