Сандерс подхватил левой рукой штык.
Дымок выхлопа расползся вдоль корпуса, когда катер дал задний ход. Потом катер остановился и выровнялся.
Полный вперед – катер рванулся с места, его нос приподнялся над безмятежной водой. От ближайшей кромки окаменевшей корки его отделяло ярдов пятьдесят. Когда катер чуть изменил курс, устремляясь в одну из трещин, появившихся из-за стрельбы, Сандерс вспомнил, как Торенсен обследовал русла потоков под крошащейся поверхностью реки, после того как Вентресс ускользнул от мулата.
На скорости в двадцать узлов катер обрушился на кромку хрустального поля и стал ломать ее, словно ледокол. Через тридцать ярдов скорость упала. Перед носом катера взгромоздилось несколько огромных льдин, его развернуло боком, и он остановился. В рубке поднялась суматоха, люди хватались за ручки управления, и Вентресс навел на иллюминаторы ружье. Катер, находящийся в трехстах футах, был явно вне пределов досягаемости выстрела. На поверхности реки появились огромные разломы, из которых на окружающий лед сочилось яркое карминное зарево. Прибрежные деревья все еще дрожали от удара, с их ветвей прозрачными цветками изливался свет.
Потом катер подался на несколько футов назад и отступил по только что проложенному проходу. Добравшись до открытой заводи, он встал, готовясь к следующему заходу.
Когда катер вновь ринулся вперед, задрав вверх носовую часть, Вентресс полез под пиджак и извлек из кобуры тот самый автоматический пистолет, который Сандерс пронес через таможню.
– Держите! – прокричал Сандерсу Вентресс, глядя на приближающийся катер в прицел своего ружья. – Следите за берегом с вашей стороны! А я присмотрю за Торенсеном!
На сей раз равномерное продвижение катера прервалось куда резче. Налетев на льдины потяжелее, он раскидал с полдюжины огромных кристаллических блоков и, до половины погрузившись в ледяное поле, замер с продолжающим работать двигателем, накренившись градусов на пятнадцать. Люди попадали на пол рубки, и прошло несколько минут, прежде чем катер выровнялся и неспешно вернулся назад.
В следующий раз он двигался медленнее, сначала проламывая носом блистающую поверхность, а потом отодвигая глыбы кристаллов со своего пути.
Сандерс, скорчившись за одной из деревянных свай, ждал, что мулат выстрелит из пушки раньше, чем окажется в пределах досягаемости ружья Вентресса. До беседки катеру оставалось каких-то семьдесят пять ярдов, и его мостик маячил теперь в воздухе высоко над ними. Вентресс тем не менее казался спокойным и сосредоточенным, наблюдая за берегом в ожидании внезапной вылазки.
Земля дрожала под беседкой, пока катер снова и снова вгрызался в хрусталь пакового льда. Отравляя свежий воздух, вокруг клубились выхлопы мотора. Каждый раз он придвигался еще на несколько ярдов, но его нос был раздроблен и наружу торчали белые брусья. Весь катер уже покрылся тонким слоем инея, и мулат прикладом ружья высадил закристаллизовавшиеся окна рубки. Поручни на палубе обросли тонкими остриями. Вентресс искал удобное положение для стрельбы, но за разбитыми окнами ему никак не удавалось разглядеть в рубке людей. Выброшенные на речную гладь влажные глыбы кристаллов разлетались во все стороны, и некоторые из них уже докатывались до крыльца беседки.
– Сандерс! – Вентресс привстал, опустив свое ружье. – Они сели на мель!
Катер покачивался с борта на борт в тридцати ярдах от них, зарывшись разбитым носом между двумя торосами. Его двигатель взревел, потом сбросил обороты, взвизгнул и заглох. Застыв в неподвижности, катер возвышался прямо перед ними, уже преображенный легким инеем в причудливый свадебный торт. Раз или два он чуть покачнулся, словно через кормовой иллюминатор кто-то пытался работать веслом или забросить на торосы «кошку».
Вентресс не отводил свое ружье от рубки. В десяти футах справа от него с автоматическим пистолетом в одной руке замер Сандерс; вторая его рука покоилась рядом с ним на земле, в ней пульсировала ее собственная кристаллическая жизнь. Они дожидались, когда свой ход сделает Торенсен. Около получаса на катере царила тишина, и только слой инея на его палубе становился все толще и толще. Скрученные спиралями гребни украсили собой поручни на палубе и бортовые иллюминаторы. Разодранный нос походил на зубастую пасть замерзшего кашалота. Пушка превратилась рядом с мостиком в средневековое огнестрельное орудие, казенную часть которого изукрасили изысканные рога и завитки.
Дневной свет угасал. Сандерс смотрел на берег справа от себя, яркие краски заметно потускнели, когда солнце утонуло на западе за деревьями.
И тут среди белых стеблей травы он увидел, как вдоль берега пробирается длинная серебристая тварь. Привалившись рядом, вглядывался в залитую тусклым светом картину и Вентресс. Они смотрели на морду-самоцвет и кривые передние лапы в кристаллической броне. Крокодил подползал медленно, украдкой, волоча свое брюхо, как издревле все рептилии. Добрых пятнадцати футов в длину, он, казалось, продвигался скорее при помощи хвоста, а не раскоряченных ног. Левая передняя лапа свисала, не касаясь земли, охваченная хрустальными доспехами. Когда он двигался, из его глазированных глаз и забитой драгоценными камнями полуоткрытой пасти сочился свет.
Рептилия замерла, словно почуяв двух схоронившихся под беседкой людей, и тут же скользнула вперед. В пяти футах от них она остановилась во второй раз, пошевелила челюстями над обломанными ее грузным телом остриями травы. Чувствуя какую-то отдаленную симпатию к этому монстру в броне из света, неспособному понять происходящие с ним превращения, Сандерс смотрел прямо в бессмысленные глаза над разинутой пастью.
Затем блеснули зубы-самоцветы, и Сандерс обнаружил, что заглядывает в ружейное дуло.
Подавившись невольным вскриком, Сандерс пригнулся и отполз на несколько футов от сваи. Когда он вновь поднял голову и выглянул наружу, пасть крокодила была открыта. Из-под верхних зубов выдвинулось ружейное дуло, оно целилось в тень за деревянной сваей; раздался выстрел.
Под рев вырвавшегося из дула ружья пламени Сандерс, положив тяжелый пистолет на шипастую поверхность своей хрустальной руки, выстрелил крокодилу в голову. Тот изогнулся, пытаясь направить ствол на Сандерса. Сквозь покрытую самоцветами шкуру доктор разглядел упирающиеся в землю человеческие локти и колени. Сандерс выстрелил еще раз, целясь теперь в грудь и живот драгоценного панциря. Одним спазматическим рывком огромное животное встало на дыбы и нависло над ним, словно расцвеченный ископаемый ящер. Потом оно повалилось на бок, выставив напоказ разошедшийся шов, протянувшийся от нижней челюсти до брюшины. Тело мулата, прикрепленное изнутри к панцирю пластырями, осталось лежать в полумраке лицом вверх, и его черную кожу озаряли отблески хрустального корабля, возвышающегося позади него, словно призрак.
Кто-то пробежал по другому берегу. Закричав, Вентресс привстал на колени и выстрелил из ружья. Раздался пронзительный вопль, и в десяти ярдах от беседки на траву повалилась забинтованная фигура Кагвы. Он тут же поднялся на ноги и, как сомнамбула, заковылял мимо дома. На мгновение упавшие на его темную кожу последние лучи уходящего дня выбелили ее почти так же, как и маленькую фигурку Вентресса. Следующая пуля угодила африканцу прямо в грудь и отбросила его тело на прибрежную траву. Он остался лежать ничком, наполовину погруженный в тень.