Terra Incognita: Затонувший мир. Выжженный мир. Хрустальный мир (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Грэм Баллард cтр.№ 104

И однако, Поль, теперь уже кажется очевидным, что истинный кризис давно позади. На последней странице того же выпуска «Пари-Суар» запрятана крохотная заметка об открытии сотрудниками обсерватории Института Хаббла в Маунт-Паломар новой «двойной галактики». Новость, лишенная всяких комментариев, уместилась в каком-то десятке строк, хотя из нее с неизбежностью следует, что где-то на поверхности Земли возникла еще одна зона – быть может, среди рассеянных по джунглям храмов Камбоджи, а может – среди населенных призраками лесов чилийских плоскогорий. А ведь всего год тому назад астрономы Маунт-Паломар выявили первую двойную галактику в созвездии Андромеды, большую приплюснутую диадему, которая, возможно, является прекраснейшим объектом во всей физической Вселенной, островную галактику М 31. Вне всякого сомнения, эти редкие видоизменения, разбросанные по миру, не что иное, как отражение далеких космических процессов огромного масштаба и размаха, впервые замеченных в спиральной туманности Андромеды.

Мы теперь знаем, что причину этих видоизменений следует искать в структуре времени. («Прикосновение времени – будто прикосновение Мидаса», – говорил Вентресс). Недавнее открытие антиматерии неминуемо предполагает существование антивремени как четвертого измерения отрицательного континуума. При встрече частицы и античастицы разрушаются не только их физические сущности, уничтожают друг друга и их противоположные временные величины, лишая Вселенную еще одного кванта из ее общего запаса времени. Именно случайные разряды подобного типа, вызванные к жизни возникновением в пространстве антигалактик, и привели к истощению временного запаса, находящегося в нашей собственной Солнечной системе.

Точно так же, как перенасыщенный раствор извергает из себя кристаллическую массу, так и перенасыщение материей в нашем континууме ведет к ее проявлению в параллельной пространственной матрице. По мере того как все больше времени «просачивается» прочь, продолжается процесс перенасыщения, в котором исходные атомы и молекулы производят пространственные повторения самих себя, субстанцию без массы, стараясь «закрепить» свое существование. Теоретически процесс этот бесконечен, и может статься, что в конечном счете какой-то один атом сумеет произвести бесконечный ряд своих повторений и наполнить таким образом собой всю Вселенную, из которой одновременно «истечет» все время, и наступит окончательный макрокосмический нуль, который не снился в самых безумных снах ни Платону, ни Демокриту.

В скобках: читая все это у меня через плечо, Луиза комментирует, что я, возможно, дезориентирую Вас, Поль, преуменьшая те опасности, которые все мы пережили в хрустальном лесу. Ну конечно же, тогда они были как нельзя более реальны, свидетельством чему служат многие трагические смерти, да к тому же в тот первый день, когда я заблудился, я ничего не смыслил во всех этих материях, все мои познания ограничивались тем, что в своей двусмысленной и бессвязной манере поведал мне Вентресс. Но даже и тогда, когда я уходил от этого расцвеченного самоцветами крокодила прямиком к наблюдающему за мной из окна мужчине в белом костюме, ружье в руках которого смотрело прямо мне в грудь…

Откинувшись на когда-то мягкую спинку одного из расшитых кристаллами просторных диванов в расположенной наверху спальне, доктор Сандерс отдыхал после своей гонки через лес. Взбираясь по лестнице, он поскользнулся на одной из покрытых кристаллами ступенек, и тут же у него перехватило дыхание. Замерев на верхней площадке лестницы, Вентресс наблюдал, как он поднимается на ноги, как рассыпаются у него под руками кристаллические плитки. Лицо Вентресса, туго натянутую кожу которого теперь испещряли пятна, напоминавшие по цвету вены, абсолютно ничего не выражало. В его устремленных вниз глазах не промелькнуло ни искорки сочувствия, когда Сандерс, пытаясь сохранить равновесие, хватался за перила. Дождавшись, когда доктор наконец добрался до лестничной площадки, Вентресс скупым жестом указал ему на пол, а сам вновь занял позицию у окна, расчистив прикладом начавшие было зарастать разбитые оконные стекла.

Доктор Сандерс стряхнул с одежды наросты инея, чертыхаясь, когда ему в руки, словно иглы, втыкались кристаллические занозы. Воздух в доме был холодным и неподвижным, но по мере того, как буря отступала, пересекая лес, процесс кристаллизации потихоньку шел на убыль. В этой комнате с высоченными потолками мороз преобразил буквально все. Создавалось впечатление, что зеркальные стекла в нескольких окнах рухнули на ковер, каким-то чудом расплавились и потом затвердели, и изысканные узоры персидских орнаментов проплывали под поверхностью стекла, словно дно какого-то благоухающего пруда из «Тысячи и одной ночи». Мебель покрывал все тот же стылый чехол, ножки и подлокотники выстроившихся вдоль стен кресел с прямыми спинками оказались изукрашены изысканными завитушками и гирляндами. Предметы в стиле Людовика XV походили на огромные осколки переливчатых леденцов, многократные отражения которых, как гигантские химеры, сверкали в граненом стекле стен.

Через противоположный дверной проем доктору Сандерсу была видна крохотная гардеробная. По всей видимости, он находился в главной спальне официальной резиденции, предназначенной для посещающих Монт-Ройяль высокопоставленных правительственных лиц или президентов горнодобывающих компаний. Комната, хотя и обставленная с большим изыском – вся мебель, казалось, сошла прямо со страниц каталогов больших универмагов Парижа и Лондона, – была лишена всякого отпечатка личности своего владельца. По какой-то причине широченная двуспальная кровать – с пологом на четырех столбиках, как догадался по пятну на потолке Сандерс, – из спальни исчезла, а всю остальную мебель Вентресс оттащил в одну сторону. Сам он по-прежнему маячил у открытого окна, глядя вниз на ручей, в котором были замурованы лодка из самоцветов и крокодил, и узенькая бородка придавала ему лихорадочный и затравленный вид. Согнувшись в три погибели над своим ружьем, он придвинулся поближе к окну, не обращая внимания на сброшенные им при этом с тяжелых парчовых занавесей куски кристаллического чехла.

Сандерс привстал, но Вентресс махнул в его сторону рукой:

– Отдыхайте, доктор. Мы здесь немного задержимся. – Его голос звучал жестче, иронические нотки, придававшие речи некоторый глянец, теперь исчезли. Он отвел взгляд от ствола своего ружья. – Когда вы в последний раз видели Торенсена?

– Владельца копей? – Сандерс показал в окно. – После того как мы бросились на поиски вертолета. Вы его ищете?

– В некотором роде. И что он делал?

Доктор Сандерс поднял воротник своей куртки, стряхнув покрывавшие ткань тонкие иглы инея.

– Он, заблудившись, как и все мы, носился кругами.

– Заблудившись? – Вентресс насмешливо фыркнул. – Этот тип хитер как лис! Он знает каждую лощину и щель в этом лесу как свои пять пальцев.

Сандерс встал и направился к окну, но Вентресс нетерпеливо отмахнулся от него:

– Держитесь-ка подальше от окна, доктор. – С внезапным проблеском былой иронии он добавил: – Пока я еще не собираюсь использовать вас в качестве подсадной утки.

Не обращая внимания на предупреждение, Сандерс выглянул наружу. Словно следы шагов по покрытой росой траве, искрящуюся поверхность лужайки пересекали темные отпечатки его подошв, постепенно в процессе кристаллизации сливающиеся с бледно-зеленой поверхностью склона. Хотя основная волна уже миновала, лес все еще продолжал стекленеть. Абсолютная тишина окаменевших деревьев, казалось, доказывала, что пораженное пространство увеличилось во много раз. Повсюду, насколько хватало глаз, царил стылый покой, словно они с Вентрессом затерялись где-то в пещерах громадного ледника. Подчеркивая близость солнца, везде сверкала одна и та же лучезарная корона. Лес превратился в бесконечный лабиринт стеклянных пещер, герметически отгороженный от остального мира и освещаемый подземными светильниками.