— Тебе! Туда, где никто не будет тебя искать. Ты вроде в Испанию собирался?
— Да, я Светке обещал. Но доктор не советует, говорит, вредно: жара, вино и коитус континиус.
— Что-о?
— Ну, это когда без перерыва.
— Без перерыва нельзя. Молодые этого не понимают. А что ты ей еще обещал?
— За грибами свозить…
— Вот! И вези!! Куда-нибудь подальше.
— В Ельдугино! — вдруг осенило Михаила Дмитриевича.
— Это где?
— За Кимрами. Там новая база открылась, «Боевой привал».
— Придумают же! Годится.
— Неужели все так серьезно?
— Боюсь — да. Может, я, конечно, ошибаюсь. Но лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Хорошо. Завтра поеду.
— Нет, сегодня. А я тебе туда буду звонить. Если понадобится, сможешь там задержаться?
— Смогу. В Углич в случае чего проскочим. Я там никогда не был. Но ты хоть объясни!
— Обязательно. Не по телефону.
— Где и когда?
— В 22.30 ты должен стоять на Дмитровском шоссе возле указателя «деревня Грибки». Это несколько километров от Окружной. Понял?
— Может, мне с собой ружьишко взять?
— Зачем? Для этого есть профессионалы. Лучше авансик прихвати!
— Сколько?
— По совести…
36
— Похожа я на Красную Шапочку?
Светка с благосклонностью оглядывала себя в зеркало, принимая при этом томные подиумные позы и напуская на лицо угрюмо призывное выражение, какое бывает у вечно недоедающих топ-моделей. На ней были джинсы в обтяжку, майка с вырезом, едва не доходящим до сосков, и новая куртка из какого-то совершенно космического, переливающегося материала. На голову она нахлобучила козырьком назад бордовую бейсболку, а в руке держала корзинку.
— Не очень… — признался Свирельников.
— Почему-у? — надула губы Светка.
— Потому что Красная Шапочка была маленькой девочкой, которая шла в гости к бабушке.
— Ну да! А я видела порномульт, где она уже тинейджер и трахается сначала с волком, а потом — с охотниками…
— С бабушкой она, надеюсь, не трахается?
— Интересно! Как она может трахаться с бабушкой, если волк к приходу Шапочки старушку уже сожрал? Тебе разве в детстве мама сказки не читала?
— Да-а, забыл…
— Послушай, а волков там нет? Меня не съедят?
— Разве что я съем.
— Ну, тогда мы еще посмотрим, кто кого съест!
Светка тем временем, налюбовавшись собой и убедившись, что куртка идет ей необыкновенно, позвонила матери, чтобы рассказать про это радостное обновочное событие, а также сообщить, что уезжает за грибами.
— Нет, не в грибной ресторан! Мы едем в лес. Собирать грибы!.. Почему ночью? Грибы мы будем собирать утром…
— По росе… — подсказал Свирельников.
— По росе, — повторила она в трубку. — Нет, ноги я не промочу… Микки купил мне резиновые сапоги… Ну почему страшные? Нормальные лесные резиновые сапоги зеленого цвета с желтой подошвой!
Теперь в телефонных разговорах с матерью или подругами Светка называла его «Микки», а прежде говорила просто: «Он». Михаилу Дмитриевичу это не нравилось.
— Что это еще за «он»?
— Да я сама понимаю… — согласилась Светка. — Но для «Миши» ты уже большой мальчик, а по имени-отчеству называть мужчину, с которым спишь, согласись, нелепо! Как тебя мама в детстве называла?
— Ишка, — не сразу ответил смутившийся директор «Сантехуюта».
— Прикольно. А папа?
— Мишастый…
— Мишастый?
— Да. А что?
— Нет, ничего… Пафосно! Но ты точно не Мишастый.
— А кто я?
— Это — вопрос!
Ситуация разрешилась сама собой. Как-то они лежали в постели и, набираясь сил, смотрели по телевизору американский фильм с Микки Чурком, который играл боксера Машрума, некогда всемирно знаменитого и обласканного — но потом из-за подлой измены жены сломавшегося, выпавшего из спорта и почти забомжевавшего. И вот к Машруму, с утра сидящему в занюханном баре и потягивающему дешевый виски, вдруг приезжает менеджер восходящей звезды профессионального мордобоя Вонючки Тодстула, прозванного так за привычку в азарте боя громко портить воздух на ринге. Приезжает, значит, подсаживается и делает неожиданное предложение: за пятьдесят тысяч баксов бывший любимец публики должен выйти на ринг и на глазах у миллионов позорно продуть Вонючке Тодстулу. От безысходности Машрум, которому уже и за виски-то расплатиться нечем, соглашается.
Бывшего чемпиона сразу берут в оборот, начинают тренировать, откармливать, холить и даже печатают про него восторженные статьи, чтобы напомнить всем о его некогда знаменитом левом джебе, ведь Вонючка Тодстул должен урыть на ринге не полуспившегося неудачника, а грозного и могучего, по мнению доверчивых фанатов, противника. Горюя о своем будущем позоре, Машрум иногда после тяжких тренировок, постепенно возвращающих ему былую форму, заглядывает в свой бар и подолгу сидит, играя желваками, над нетронутым стаканом виски со льдом. Там-то он случайно и знакомится с журналисткой Евой Пильц. Собственно, она заходит в этот бар совершенно случайно — выпить чего-нибудь для храбрости, прежде чем прыгнуть под поезд, как Анна Каренина. Кстати, такой способ покончить с собой она избрала, потому что была начитанна и очень любила романы Толстого. Однако в результате прыгнула мисс Пильц не под поезд, а в постель к Машруму, обретшему к тому времени вполне товарный вид и спортивную выносливость.
Как известно, мужчины после оргазма молчаливы, а женщины, наоборот, разговорчивы, и Ева рассказала своему новому другу удивительные вещи. Оказывается, заподозрив в неверности своего мужа, старшего офицера Пентагона Фредди Пильца, она стала за ним следить и с ужасом выяснила, что тот посещает не любовницу и даже не любовника, а какое-то арийско-антисемитское подполье, которое планирует совершить в стране переворот и установить диктатуру. Народ, кстати, давно уже созрел для этого, ибо действующий президент — косноязычное ничтожество и анонимный алкоголик, продавшийся арабским нефтемагнатам, давно всем осточертел. Для Евы же, чьи бабушка с дедушкой бежали в свое время из страшного Биробиджанского гетто, внезапная правда о фашиствующем муже стала подлым ударом, чуть не приведшим ее на рельсы нью-йоркской подземки.
Но оказалось, у Машрума тоже имеются свои счеты с наци: от рук бритоголовых погиб чернокожий друг боксера, неосторожно увлекшийся белой женщиной. И он, обнимая, убеждает Еву, что их долг — разоблачить негодяев. Наутро, за завтраком, они окончательно влюбляются друг в друга и начинают сообща следить за злоумышленным мужем. Постепенно подробности заговора против американской демократии вырисовываются: диктатором после переворота намечен сам Фредди Пильц — тайный отпрыск австрийской ветви рода бесноватого Адольфа. А сигнал к началу выступления даст не кто иной, как Вонючка Тодстул, в тот самый момент, когда к нему, победителю супербоя, будет приковано внимание всей Америки. Он должен в прямом эфире сказать всего лишь одну фразу: «Я сделал это!» И начнется мятеж…