— Не туда.
— А куда? — поинтересовалась я.
— Через запасной выход, Звездочка. С охраной я уже договорился, можешь не благодарить.
— За что?
— Снаружи уже ждет парочка журналистов из желтой прессы и один с почти серьезного телеканала. Давно ты проверяла мобильник?
Выругавшись совершенно неподобающим местрель образом, я вытащила телефон. В обед там обнаружилось несколько предложений дать интервью и одно — принять участие в ток-шоу «Откровенно» (их я просто удалила). Сейчас же память забили пропущенные вызовы, голосовые сообщения, а почта ломилась от писем жаждущих со мной пообщаться. Чувство было такое, что все СМИ Мэйстона заняты одной-единственной темой: нашим с Рэйнаром выходом в свет. Ошалев от осознания собственной востребованности, позволила Хейду утащить меня к выходу, предназначенному на случай чрезвычайных ситуаций. Через него нас выпускал суровый охранник размером два на два.
— Значит, так. — Агент остановился и указал в сторону ближайшего проулка. — Вызывай своих сопровождающих, я вернусь на стоянку за флайсоциклом. Поедем туда, где сможем нормально поговорить.
— Сопровождающих нет.
— Что значит — нет?
— То и значит, — хмыкнула. — Я теперь сама по себе.
По возвращении в Мэйстон меня проводили до дома, но сопровождения под дверью не оказалось. Ни Дыр-Дыра, ни его напарника. Не появились они и утром, не выпрыгнули из кустов, когда я гуляла с Марром по парку. Валентен тоже не звонил, чтобы поинтересоваться, когда и откуда меня забрать.
Хейд нахмурился и потер подбородок.
— Тогда жди. Подгоню транспорт.
Невозмутимости Хейда можно было только позавидовать. Пожала плечами и прислонилась к стене Мэйстонской оперы. Разглядывала кусочек площади, которая отлично просматривалась отсюда. Я почти не чувствовала холода, несмотря на то, что забыла застегнуть до конца куртку, а шарф почти не прикрывал горло: как-то не прельщало меня бегать по улицам, срывая с себя горящие ошметки тряпья.
Долго ждать не пришлось, рычание флайсоцикла, опустившегося рядом со мной, выдернуло из размышлений. Хейд отстегнул шлем и протянул мне.
— А ты?
— Второй не взял, потому что на тебя не рассчитывал. Обойдусь очками.
Лететь над городом на средней магистрали было непривычно. Запах кожи смешивался с морозным воздухом, но холодно по-прежнему не было. Лицо и голову надежно укрывал шлем, а все остальное — широкая спина Хейда. Ветер до меня почти не доставал, потому что я обнимала его за талию и прижималась всем телом. Не будь под нами флайсоцикла, это выглядело бы почти интимно.
На этот раз мы поехали не в «Веалию» и даже не в торговый центр — туда Хейд наведался только для того, чтобы взять кофе. Не знаю, было ли так задумано изначально, но местом для «нормально поговорить» оказалась крыша одного из жилых домов. Невысокого, этажей под тридцать. Стоило агенту заглушить двигатель, как я спрыгнула на нее и подошла к ограждению. Пристегнула шлем, чтобы даже случайно не смахнуть вниз.
— Почему ты ничего не сказала? — Хейд подошел и облокотился о перила.
— Потому что не знала, о чем говорить. И до сих пор не знаю.
— Все сложно, да? — Мне в руки сунули стаканчик с кофе.
Плотно запечатанный, он даже остыть почти не успел.
— Есть немного.
Мы замолчали. Отсюда, чтобы оценить Мэйстон, нужно было задирать голову. Очень скоро у меня устала шея, поэтому я уткнулась взглядом в белую крышечку. Сквозь гловелетты в ладони потекло тепло, и я поставила стакан на перила. Лишние напоминания об огне мне сейчас ни к чему.
— Как прошел первый день репетиции?
— Гроу сказал, что я отвратительно пою.
— С Гроу такое случается. — Хейд повернулся ко мне, и ветер швырнул ему на лицо несколько прядей.
— На самом деле я пела отвратительно. — Слова вырвались сами собой. — Он сказал правду. Я пела, но не чувствовала то, что пою. Не верила в это. И мне страшно, что завтра будет то же самое. Так страшно, как никогда в жизни, потому что я сейчас в шаге от мечты, которая может исполниться, но… Я ничего не чувствую. Настолько, что даже испугаться толком не могу, потому что, если позволю себе это, позволю и остальное.
Хейд коснулся пальцами моей руки:
— Я жил здесь в детстве. В этом районе. У нас с ребятами была своя группа, мы играли в барах и молодежных забегаловках. У нас была солистка Андри Вилкерс. Пела она просто потрясно. Мы были поголовно влюблены в нее, в ее голос, в манеру двигаться, даже в то, как она смеется — тихо, с переливами. Никогда больше не слышал такого смеха. Любой самый крутой парень мог быть у ее ног. Но она выбрала меня.
— И сколько вам было? — Я повернулась к нему.
— Шестнадцать. Через полгода она пошла в гримерку к своему кумиру на рок-концерте и сбежала с ним в Балт-Лар-Сити.
Я ткнула его локтем в бок:
— Не мог немного приукрасить? Например, сказать, что вы жили долго и счастливо?
— Тогда бы я сейчас с тобой не говорил. Она ушла, и я бросил группу. Ребята донимали меня еще какое-то время, пытались поддержать, но… Гитару в руки я взял лишь спустя пару лет, и она больше не отзывалась. Струны казались впаянными намертво, я перестал слышать то, что делаю, перестал этим дышать. Музыка не прощает безразличия. — Хейд опустил голову и усмехнулся в сцепленные руки. — Леона, ты из тех людей, которые горят так ярко, что остальным хочется зажмуриться. Не отказывайся от этого, даже если очень страшно. Даже если очень больно, потому что гораздо больнее будет, когда собственное звучание не отзовется в сердце.
Он помолчал и добавил:
— Прежде чем дракон философии и меланхолии сожрет меня с потрохами, я должен сделать одну важную вещь.
Внимательно посмотрела на него, и Хейд кивнул.
— Нужно дать пояснение на твоей страничке. Для начала предлагаю придерживаться линии с юбилеем. Хочу рассказать о самом выступлении, о том, как ты исполнила арию Артомеллы. Если ты не против, разумеется.
Покачала головой.
— Отлично. Второй вопрос — пресса. Первое правило выживания в жестоком мире шоу-бизнеса: никогда не общайся с журналистами на провокационные темы. Они раскрутят тебя на разговор, прежде чем успеешь вздохнуть, а после извратят твои слова так, что у тебя волосы встанут дыбом. Заодно и у всей Аронгары. Иногда одно слово меняет смысл до неузнаваемости.
— То есть если я все-таки с ними столкнусь, мне нужно делать нейтральное лицо и отвечать «без комментариев»?
— Если ты все-таки с ними столкнешься — беги. — Хейд усмехнулся. — Ну а если серьезно, отправляй всех к первоисточнику и ко мне. С хладнокровным выражением лица говори: «Мне нечего добавить к официальному заявлению пресс-службы местра Халлорана, на все ваши вопросы ответит мой агент». Я переговорю с другом — с тем, через которого мы познакомились. Устроим тебе официальное интервью, и все отстанут. Ему я доверяю как себе.