— Ведь невозможно как следует прочистить ржавые трубы своего органа без маленькой симпатичной помощницы, — продолжает Грейвс.
Комсток сдвигает брови.
— Сержант Грейвс, мне крайне важно знать, доведено ли дело до конца?
Грейвс морщится, как будто обижен таким недоверием.
— Разумеется, сэр. Нам бы в голову не пришло мешать столь важному делу. Потому мы и задержались, прошу прощения.
— Отлично. — Комсток встает и с размаху хлопает Грейвса по плечу. — Вот почему я даю подчиненным широчайшую свободу действий. Мне давно представлялось, что Уотерхаузу пора немного расслабиться. Он чересчур сосредоточен на работе. Иногда я честно не мог определить, говорит он что-то абсолютно гениальное или просто невразумительное. И я считаю, что вы внесли решающий, сержант Грейвс, решающий вклад в сегодняшнее мероприятие, благоразумно дождавшись, пока Уотерхауз завершит свое дело. — Комсток осознает, что учащенно дышит, сердце у него колотится. Может, переборщил с амфетамином?
Через десять минут Уотерхауз вплывает в комнату на гуттаперчевых ногах, как будто нечаянно оставил скелет в постели. Он с трудом добирается до стула и рушится на него, как мешок с потрохами, так что от плетеного сиденья отлетает несколько полосок. Отрывисто дышит через рот и часто моргает отяжелевшими веками.
— Похоже, сегодня небоевой вылет, ребята? — весело объявляет Комсток. Все, кроме Уотерхауза, фыркают. Уотерхауз в здании примерно четверть часа, еще примерно столько же Грейвс вез его из церкви, значит, все произошло по меньшей мере полчаса назад. Однако только поглядите на этого молодца! Впечатление, будто прошло всего несколько секунд.
— Налейте бедолаге чашечку кофе! — приказывает Комсток.
Кофе наливают. Замечательно быть военным: отдаешь приказ, и все делается. Уотерхауз не прикасается к чашке, но по крайней мере теперь ему есть на чем сфокусировать взгляд. Его глаза под набрякшими веками некоторое время блуждают, подобно зенитке, берущей на прицел овода, и наконец останавливаются на белой кофейной чашке. Уотерхауз довольно долго прочищает горло, как будто намерен заговорить. Все затихают и молчат примерно тридцать секунд. Наконец Уотерхауз бормочет что-то вроде «Кох».
Стенографы разом записывают.
— Простите? — переспрашивает Комсток.
Первый математический дока говорит:
— Возможно, он о Конхоиде Никомеда. Я как-то наткнулся на нее в учебнике по высшей математике.
— Мне показалось, он сказал «коэффициент чего-то», — заявляет второй дока.
— Кофе, — говорит Уотерхауз и тяжело вздыхает.
— Уотерхауз, — обращается к нему Комсток. — Сколько пальцев я держу перед вашими глазами?
До Уотерхауза, кажется, доходит, что в помещении есть и другие люди. Он закрывает рот и начинает дышать носом. Пытается двинуть рукой, обнаруживает, что сидит на ней, и немного сдвигается, высвобождая ладонь — рука, соскользнув со стула, повисает плетью. Уотерхауз полностью открывает глаза и просветлевшим взором обозревает кофейную чашку. Зевает, потягивается, пукает.
— Японская криптосистема, которую мы называем «Лазурь», — то же, что немецкая криптосистема, идущая у нас под названием «Рыба-еж», — объявляет он. — Обе как-то связаны с другой, более новой криптосистемой, которую я окрестил «Аретуза». Все имеют какое-то отношение к золоту. Возможно, к золотодобывающим горным работам. На Филиппинах.
Бабах! Стенографы строчат. Фотограф включает вспышку, хотя снимать еще нечего — просто сдали нервы. Комсток стеклянными глазами смотрит на магнитофоны, убеждается, что катушки крутятся. Он несколько напуган тем, как Уотерхауз взял с места в карьер. Однако одна из обязанностей командира — спрятать страх и постоянно излучать уверенность.
Комсток с улыбкой произносит:
— Вы говорите без тени сомнения! Интересно, сможете ли вы заразить меня своей убежденностью?
Уотерхауз, хмурясь, смотрит на кофейную чашку.
— Ну, это все математика. Если математика работает, надо себе верить. В этом весь ее смысл.
— Значит, у вас есть математическое обоснование для вашего утверждения?
— Утверждений, — поправляет Уотерхауз. — Утверждение номер один: «Лазурь» и «Рыба-еж» — два разных названия одной криптосистемы. Утверждение номер два: «Лазурь/Рыба-еж» — двоюродная сестра «Аретузы». Три: все эти криптосистемы связаны с золотом. Четыре: горные работы. Пять: Филиппины.
— Может быть, вы по ходу будете набрасывать на доске? — хрипло произносит Комсток.
— Охотно. — Уотерхауз встает к доске, замирает на пару секунд, стремительно поворачивается, хватает чашку и выпивает ее одним глотком раньше, чем Комсток или кто-нибудь из адъютантов успевают это предотвратить. Тактическая ошибка! Уотерхауз набрасывает утверждения. Фотограф щелкает. Рядовые мнут мокрые тряпки и нервно поглядывают на Комстока.
— И у вас есть математические… э… доказательства каждого из этих утверждений? — спрашивает Комсток. Он не силен в математике, зато силен в ведении заседаний, а то, что Уотерхауз сейчас написал, смахивает на повестку дня. Комстоку спокойнее, когда есть повестка. Без нее он словно морпех, бегущий по джунглям без карты и без оружия.
— Ну, сэр, можно взглянуть и так, — говорит Уотерхауз, немного подумавши. — Но гораздо элегантнее считать их все следствиями одной теоремы.
— Вы хотите сказать, что взломали «Лазурь»? Если так, мои поздравления! — восклицает Комсток.
— Нет. Она по-прежнему не взломана. Хотя я могу извлекать из нее информацию.
Это момент, когда рычаг уплывает из рук Комстока, но он по-прежнему может бестолково молотить руками по панели управления.
— Ладно, тогда хоть разберите их по одному, хорошо?
— Возьмем для примера утверждение четыре, что «Лазурь/Рыба-еж» как-то связаны с горными работами. — Уотерхауз набрасывает карту Южно-Тихоокеанского ТВД, от Бирмы и Соломоновых островов и от Японии до Новой Зеландии. На это уходит примерно шестьдесят секунд. Комсток вынимает из планшета типографски отпечатанную карту и просто для смеха сравнивает с версией Уотерхауза. В общих чертах они совпадают.
У входа в Манильский залив Уотерхауз пишет букву «А» и обводит ее кружком.
— Здесь одна из станций, передающих сообщения шифром «Лазурь».
— Вы знаете это из данных радиопеленгации?
— Да.
— Она на Коррехидоре?
— На одном из островов возле Коррехидора.
Уотерхауз рисует еще кружок с буквой «А» в самой Маниле, потом по кружку в Токио, Рабауле, Пинанге и один в Индийском океане.
— Это что? — спрашивает Комсток.
— Из этой точки мы перехватили сообщение шифром «Лазурь» с немецкой подводной лодки.
— Откуда вы знаете, что это была именно немецкая подводная лодка?