Сирия и Палестина под турецким правительством - читать онлайн книгу. Автор: Константин Базили cтр.№ 71

В эту ночь, как только турецкие батареи открыли свой огонь, египетские пушкари бросились к своим орудиям и по собственному движению, не дожидаясь приказания, стали тотчас отвечать и тем спасли армию, которой половина ожидала только случая, чтобы перебежать к неприятелю. Уже два батальона со всеми обер-офицерами искали дороги в турецкий лагерь; бедуины их настигли и воротили к Ибрахиму, который охотно поверил словам беглецов, будто они в суматохе и впотьмах заблудились. Впрочем, несколько сот солдат Ибрахимовых успели пробраться к туркам. Уверяют, что сераскир думал сделать общую атаку в ту ночь, и все ручалось в успехе, но имамы ему представили, что правоверные воины должны идти на битву при дневном свете, а не во мраке ночи, будто тати. Таким образом, Хафиз выждал атаку, уступивши неприятелю все выгоды своей позиции и принужденный сам обратить наизнанку свой боевой порядок и оставить в тылу те редуты, коими прикрывался его фронт.

На другой день египтяне продолжали отдыхать под солнцем и чистили свои ружья. Одни только генералы имели палатки в этой раскаленной стоянке, где термометр показывал в тени 30 градусов по Реомюру. Во все это время войску отпускалось по полпорции сухаря и ничего более. Наконец, в третий день, 12 июня, была роздана последняя полпорция и объявлено солдатам, что чрез несколько часов всякого продовольствия будет найдено в изобилии в турецком лагере. Затем египетская армия, продолжая свое фланговое движение, спускалась в самое поле, выбранное ею для атаки неприятеля с тылу.

Турки успели поставить несколько плохих редутов пред новым своим фронтом. Ибрахим повел сперва свои колонны перпендикулярно к турецкой линии, в надежде, что турки выступят в чистое поле. Видя намерение их принять сражение в своих линиях, он стал маневрировать параллельно и вдруг велел занять возвышение над левым крылом неприятельской армии, откуда артиллерия могла обстреливать все поле. Тогда только Хафиз-паша понял стратегическую важность этого пункта и поспешил предупредить египтян. Этим открылось сражение.

Никогда со времени введения европейской тактики на Востоке не встречались в поле лучшие армии. С обеих сторон силы были равные; в султанском войске считалось 57 батальонов (11 гвардейских, 17 линейных и 29 батальонов регулярной милиции — редифов), 50 эскадронов конницы (18 гвардейских, 12 линейных и 20 эскадронов нерегулярных сипахи и башибузуков) — всего около 33 тыс. пехоты и 5 тыс. кавалерии, при 140 орудиях и 3 тыс. канониров. Египетская армия состояла из 14 пехотных полков в 3 батальона, из 32 эскадронов регулярной кавалерии, около 3 тыс. бедуинов и башибузуков и 4 артиллерийских полков с 130 орудиями — всего около 40 тыс. войска.

Много преимуществ моральных и материальных было на стороне турок. Турецкий солдат был здоровее телосложением, лучше одет и кормлен, несравненно воинственнее по природе, чем египетские и сирийские рекруты, несравненно бодрее и смелее, и, кроме того, он был более предан своим знаменам и оживлен религиозным чувством. Турецкая армия несколько недель уже отдыхала в лагере и совершенно оправилась от усталости похода, от недугов, истомивших ее в продолжение зимы и весны. Счастливые походы противу курдов удостоверили наконец турецкое войско в преимуществах новой тактики и возвысили в его глазах собственное достоинство. В первый раз регулярное турецкое войско было одушевлено той смелой самонадеянностью, которая в старину породила чудеса храбрости в янычарских ополчениях.

Все эти важные преимущества с избытком вознаграждались в египетском войске дисциплиной солдата и личными достоинствами двух полководцев — Ибрахима и Сулеймана. Половина египетских низамов и все без исключения сирийские рекруты были одним только страхом привязаны к своим знаменам. Они могли вспоминать победы, которыми ознаменован поход 1832 г.; но какую же льготу доставили солдату кровные его труды? Семь лет без устали он был осужден бороться со своими одноплеменниками в Сирии и в Аравии и слушать проклятия своих единоземцев. Ни религиозное чувство, ни искра военного энтузиазма не одушевляли этих невольнических масс, прикованных цепью дисциплины к судьбе честолюбца, окруженного страхом и славой. В физическом отношении также египетское войско было слабее турецкого, но вместе с тем оно было более знакомо с трудами и с лишениями и было закалено тропическим солнцем своего климата; а в день сражения под Незибом термометр поднимался в тени до 30 градусов по Реомюру.

Самые преимущества, которыми могла гордиться турецкая армия, делались ей пагубными: в ней слишком много заботились о материальном благе солдата. По мере развития своей военной системы Махмуд не щадил никаких пожертвований, чтобы внушить своему народу сочувствие к строевой службе ^[217]. В турецком войске завелась мало-помалу такая роскошь, особенно в пище и лагерной стоянке, какой нет, может быть, ни в одном европейском государстве. Стали беречь солдат, будто детей, от солнца, от холода, от сырости, их кормили постоянно мясом, зеленью и рисом и боялись утомить их маневрами и разводами в летние жары. Моральное воспитание солдата отзывалось той же системой баловства. Чтобы облагородить службу под ружьем и предупредить злоупотребления власти, смягчили наказания без всякой соразмерности со степенью народного образования и с понятиями восточных народов о правах начальников. Вне фронта офицеры до майорского чина обходились с рядовыми как с равными, а пред своими полковниками и генералами пресмыкались со всем уничижением старинных форм турецкого этикета. Все это потому, что новые постановления и обычаи вводились высшими начальниками, которые охотно соглашались облагородить рядового сближением его с офицерами, но между тем старались сберечь самим себе лестное наследие старинных преданий ^[218].

В египетском войске дисциплина была значительно усилена во весь тревожный период владычества Мухаммеда Али в Сирии. Солдат привык переносить все труды, был трезв, не унывал от лишений и слепо повиновался своим начальникам. Ибрахим был самовластным начальником своего войска. От него зависела вся судьба офицеров, которых нелицемерная преданность усугублялась надеждой производства, особенно тем, что все чины от подполковника и выше получали огромное содержание. Наконец, Ибрахим умел ценить стратегическое превосходство своего начальника штаба Сулейман-паши, вполне доверялся его планам, точно исполнял его указания во всех эволюциях и в самом сражении и даже, при всей своей азиатской гордости, терпеливо сносил запальчивый его нрав.

В турецком лагере было много пашей, иные из них отличались даже европейским воспитанием; были и прусские офицеры генерального штаба; но Хафиз прусских офицеров не слушался, а в пашах, бывших под его начальством, он не без причины видел завистников, желавших только погубить его.