Стонхендж. Точка приближения - читать онлайн книгу. Автор: Артемий Балакирев cтр.№ 7

Тилезин требовал полнейшего себе подчинения, как будто саксы и даны и в самом деле объявили Висячим Камням войну. Друид-бард Алезей вновь начал выезжать вместе с королем за пределы Висячих Камней. Вот только гордости в барде-друиде поубавилось. Да и Уртрерт только хотел казаться веселым: он гнал от себя мрачные предчувствия, а те все равно тяжким каменным грузом давили ему на грудь.

— Алезей, что-то ты песен нам не сочиняешь? — добродушно улыбаясь, спрашивал король.

Алезей покачивал головой.

— Уже давно не сочиняю, — ронял тот в ответ. Король желал знать отчего, ведь в Висячих Камнях всегда должны звучать песни бардов, чтобы никогда не наступила мрачная ночь отчаяния.

Алезей молчал. Король хмурился. Если раньше Уртрерту казалось, что Алезей втайне презирает его, то теперь… теперь уже не просто казалось. Этот бард всегда поражал короля Висячих Камней. Картинно хорош был друид. Возраст слегка смягчил его суровые черты, чуть убавив в них высокомерия и честолюбия. А вот счастлив ли Алезей, добился ли он того, к чему стремился когда-то, — неведомо. В иные времена, в ином месте да в ином племени друид наверняка невероятно прославился бы, его совета искали бы многие великие короли. А здесь он вечно в тени Тилезина.

— Тилезин поранился, — внезапно проговорил Уртрерт, словно желая свести разговор на то, чтобы выкрикнуть из себя в лицо друиду весь свой ужас и тоску.

— Я уже слышал об этом, — невыразительно отозвался Алезей.

И тогда Уртрерт спросил напрямую:

— Ты ведь не любишь его, а, Алезей?

Бард-друид удивленно покосился на короля:

— Повелитель?

— Да я просто так спросил, — замялся повелитель Висячих Камней. Какое-то время они погоняли коней молча.

— Тилезин — великий человек, — промолвил наконец Алезей. — Мне же не достает его величия.

— Ах, — замялся Уртрерт, опасаясь более всего прослыть глупым королем Висячих Камней.

«Все так, — подумал он про себя, — я и не был никогда особенно хорошим королем, да и воином хорошим тоже не был». Признаваться следовало и в том, что не был он ни хорошим мужем, ни добрым отцом. Согласен был король и с тем, что во всем, что делал он и чего не делал, не было ничего особенного. Он позволял своей жизни течь так, как будто это была жизнь другого человека, которому сам он просто не мешает существовать.

— Боги! — решил он поторговаться со Всесильными. — Дозвольте ж мне совершить небывалое. Ниспошлите мне знак!

Черная ворона замертво упала из ветвей прямо под ноги коня Алезея. Просто так упала. Лошадь испуганно заржала. Алезей поднял птицу и поморщился. Уртрерт даже закусил губу, столь желанным было для него такое предзнаменование богов.

— Старею я! — усмехнулся бард-друид. — Уже ворон пугаться начал.

Утрерт не отвечал. «Вот и ладно, — подумал он. — Боги услышали».

Алезей тем временем увидел в перьях птицы навершие короткой стрелы и настороженно нахмурился. Кто же стрелял? Но король Висячих Камней совершенно не разделял его тревоги.

Кому нужен знак, тот всегда его отыщет.

Ученые мужи не любят ничего более изучения (я бы даже сказала, «разжевывания») всяческих символов и артефактов. То же самое происходит и со Стонхенджем. История его исследования насчитывает уже не один век.

Так, в XVIII столетии Уильям Стакли сделает популярной теорию о доисторическом происхождении Стонхенджа. Этот молодой линкольширский врач смолоду проявлял особую любовь к древностям. В двадцать девять лет он увидел Стонхендж на гравюрах Дэвида Логана и был поражен до глубины души. В 1719 году Стакли впервые посетил это место — посетил не просто так, а с солидным багажом знаний о камне-символе: он прочел и сделал выписки из книги Обри «Памятники». В 1729 году Стакли принял сан священника и продолжил свое изучение древностей. В 1740 году вышла в свет его книга «Стонхендж: храм британских друидов». В ней Стонхендж и друиды были представлены английскому обществу XVIII столетия как часть сложного религиозного пути, а не как простые памятники и исторические раритеты. Именно Стакли Стонхендж должен быть «благодарен» за то, что его начали «растаскивать по кусочкам»: после появления его книги туда хлынул целый поток туристов, которые не только стали жечь костры внутри круга камней, но и старались увезти с собой какой-нибудь «очень стоунутый» сувенир. А ведь символы не терпят такого отношения к себе! Кстати, сам Стакли возмущался и протестовал против «возмутительного обычая откалывать куски камня тяжелыми молотами».

В январе 1797 года, после очередной встречи с туристами, один из трилитонов рухнет на землю, но в Стонхендже все равно продолжатся научные исследования — только более гуманные по отношению к символу-камню. Уильям Каннингтон раскопает около двухсот могильных курганов вокруг Стонхенджа. Вот что он напишет в своих записях:

«Этим летом я проводил раскопки в нескольких местах, как в самом районе, так и в окрестностях Стонхенджа, стараясь не слишком сильно приближаться к камням. В частности, перед алтарем я копал на глубину пяти футов или более и обнаружил древесные угли, кости животных и глиняные черепки. Среди последних было несколько кусков, сходных с грубо обработанными урнами, какие иногда находят в могильных курганах, а также обломки керамики римского периода» ^[10].

Записи Каннингтона опубликует его богатый патрон сэр Ричард Колт Хор. Сам сэр Ричард оставит подробные рассуждения о древнем народе, чьи могильные курганы были расположены в долине Солсбери. Все, что касается Стонхенджа, вызывало у сэра Ричарда не совсем научные восторги и благоговейные восклицания: «Как возвышенно! Как… непонятно!»

Самому Каннингтону никак было не остановиться в своих исследованиях. Символ-камень властно притягивал его к себе. Весной 1810 года Каннингтон вновь приступит к раскопкам Стонхенджа и установит, что «камень-плаха» ^[11] первоначально занимал вертикальное положение. И в этом же году Каннингтон подтвердил суеверие, гласящее, что древние могильники, захоронения и культовые сооружения лучше не раскапывать, иначе случится беда: умер в конце 1810 года, и раскопки после его смерти практически прекратились.

В целом же научные исследования Стонхенджа той поры сводились к восторгам перед неразгаданной тайной. Так, великий живописец Джон Констебль снабдил свой акварельный рисунок Стонхенджа от 1835 года цветистой надписью:

«Таинственный монумент Стонхенджа, уединенно возвышающийся посреди голой и бесплодной пустоши, столь же отъединенный от событий былых эпох, сколь и от нужд современности, переносит нас за пределы исторической памяти во тьму совершенно неизвестного периода».