Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - читать онлайн книгу. Автор: Джон Баддели cтр.№ 81

Положение было отчаянным, но худшее было еще впереди. Клюгенау справедливо считал, что было бы лучше отойти через Дагестан, оставив Воронцова пробиваться с оставшимися войсками к аулу Герзель, а не рисковать, идя в третий раз по этому ужасному хребту, да еще с продовольствием и ранеными. Он направил главнокомандующему свои соображения на этот счет, прося его согласия. К сожалению, потом он поддался на горячие уговоры Пассека и передумал; нашелся храбрый доброволец, который вызвался доставить вторую депешу Воронцову, где говорилось, что колонна отправится в обратный путь к лагерю на заре. Мы можем судить о том, насколько неверно главнокомандующий оценивал обстановку по тому, что он с радостью встретил гонца и сразу же повысил его в звании. Конвой начал движение утром 11-го. 3 выстрела из пушки дали знать об этом тем, кто находился в Дарго. Скоро дымок над лесом дал знать, где именно русские пробиваются через узкий хребет. Врага теперь там было больше, чем раньше; препятствия снова появились на тропе; а сильный дождь лишь добавил трудностей русскому войску. Пассек снова командовал авангардом и пробивался к уже упомянутому нами узкому перешейку. Здесь он нашел бревенчатое заградительное укрепление, перед которым лежали тела погибших накануне русских воинов, обнаженные, изуродованные и сложенные в кучу друг на друга. Защитников этого отвратительного сооружения видно не было, однако его защищали более мелкие укрепления по бокам, и, не взяв их, двигаться дальше было невозможно. Падали сраженные выстрелами солдаты; началась суета и неразбериха. Пассек послал две роты Люблинского полка под командованием Вальховского штурмовать бастион на правом фланге. Молодой командир смело повел их в атаку и первым взобрался на укрепление, но пал, сраженный пулей. Роты потеряли много бойцов и в беспорядке отступили. Тем временем сам Пассек повел две оставшиеся роты того же полка против укрепления на левом фланге. Что случилось дальше – не вполне ясно. Историки по-разному описывают эти события. Очевидно только, что Пассек был убит, и в этот момент никого рядом с ним не было. Это запятнало репутацию Люблинского полка и национальной милиции, хотя отдельные офицеры и рядовые показывали чудеса храбрости.

Тем временем минеры, полагая, что позиция выиграна, начали расчищать путь сквозь главное заграждение. В этот момент на них напали и изрубили в куски. За ними двигалась линия бойцов, составленная из представителей разных полков и разных родов войск, да еще нагруженная роковыми «бисквитами» и все увеличивающимся числом раненых. С помощью Клюгенау, который вел роты в атаку, как простой капитан, они шаг за шагом пробирались вперед, беспрестанно сражаясь – в группах и по одному. Вражеский огонь не прекращался, а иногда неприятель бросался прямо на цепь русских войск, убивая и раненых, и здоровых. Кабардинский полк сражался в тылу отряда и, когда кончились боеприпасы, образовал каре и ждал последней атаки. Но помощь все-таки подоспела. Воронцов понял, пусть и поздно, что происходит, и послал еще один батальон своего полка на помощь колонне. За ним последовали другие соединения. Солдаты Кабардинского полка, узнав о судьбе своих товарищей, прорвались сквозь толпу бегущих и сражающихся, помогли им и, заняв почетное место в арьергарде, вернулись поздно вечером в лагерь со всеми своими ранеными, когда многие уже считали их погибшими. Один из офицеров полка, который был тяжело ранен, оставил интересные воспоминания об этой экспедиции, в том числе и о Клюгенау: когда весь его штаб пал, он заряжал оружие – бледный, суровый, но спокойный, похожий на «статую командора».

«И затем вдруг – увы, радость и надежды были напрасны – он видит, как мимо проносят тело Пассека, с окровавленным, но прекрасным лицом. Его тело завернуто в бурку, и волокут его прямо по грязи и крови. Позже, в очередной момент паники, его подтолкнут на край пропасти, и никто более не увидит останков этого храбрейшего из храбрых, одно имя которого стоило целых батальонов». Самого рассказчика тоже столкнули с крутого берега, но его нашли и ночью принесли в Дарго. Местные батальоны спасли своих раненых; большинство других – просто пропали.

За 10-е и 11-е потери составили убитыми – 2 генерала, 17 офицеров и 537 рядовых, ранеными – 32 офицера и 733 рядовых. Были потеряны 3 орудия, а из провианта, ради которого и были принесены все эти жертвы, до Дарго не дошло почти ничего. Воронцов, всего с 5000 штыков, вынужденный заботиться о более чем 1100 раненых, практически без еды и окруженный торжествующим противником, был вынужден пробиваться сквозь леса, отделяющие его от аула Герзель.

Задача была почти безнадежная, и он отлично знал это. Вряд ли сама по себе колонна могла преодолеть это расстояние – 41 версту. Как и при Шуре в 1843 году, спасение могло быть только одно-единственное. Фрейтаг находился в Грозном и при первой же просьбе бросился бы на помощь. 5 курьеров были посланы разными путями, чтобы предупредить командира левого фланга, что его начальник в отчаянном положении направляется к аулу Герзель и что катастрофу можно предотвратить, только направив туда все возможные силы. Если бы это сообщение дошло до Фрейтага, то еще оставалась бы надежда на спасение. Если же нет, то ни один человек из этой армии не добрался бы до равнины живым.

Воронцов уже писал Фрейтагу ранее, спрашивая его мнение относительно планируемого похода на Герзель, на что 5 июля командир левого фланга ответил:

«Для чеченцев уже не секрет, что Ваше превосходительство собираетесь спуститься на равнину от Дарго. Они говорят: «Мы еще и не начали воевать с русскими. Пусть они придут туда, куда хотят; мы знаем, где атаковать их». И они действительно знают это; в лесу все преимущества на их стороне, и они знают, как ими воспользоваться.

Ваше превосходительство позволили мне высказать мое мнение. Я могу оправдать столь лестное для меня доверие, лишь будучи совершенно откровенным. На марше Вы столкнетесь в лесу с такими трудностями и таким сопротивлением, какого, вероятно, не ожидаете. Я не буду пытаться доказать, что эта операция практически невыполнима. Напротив, я уверен, что Вы прорветесь на равнину, но потери будут огромны. Вы увидите, что чеченцы умеют драться, когда это необходимо».

Далее Фрейтаг говорит, что на марше по лесу лучше всего использовать построение, называемое «коробкой». И затем продолжает:

«Я обещал быть откровенным и должен быть таковым. Судя по письму Вашего превосходительства, Вы, кажется, ждете важных результатов от этого похода через лес на равнину. Позвольте сказать, что Вы заблуждаетесь. Какими бы успешными ни были Ваши маневры, они не окажут серьезного влияния на покорение Чечни… Из высказанных мною опасений Вы можете сделать вывод, что я слишком серьезно отношусь к предполагаемой вами операции, чтобы оставаться спокойным. Я сделаю все, чтобы оправдать Ваше доверие. Я надеюсь получить известия о начале Вашего похода от моих шпионов, но желательно, чтобы они пришли вовремя».

Не стоит детально описывать печальную историю следующих нескольких дней. Достаточно сказать, что весь день 12 июля был посвящен подготовке к маршу, в том числе организации транспортировки раненых и уничтожению ненужных палаток и других вещей. 13 июля на заре колонна двинулась вперед; боев было немного, но и двигалась колонна чрезвычайно медленно и на ночь разбила лагерь у Цонтери, пройдя всего лишь 5 верст. 14-го движение было продолжено до Шуани, где дорога (или, скорее, тропа) разделялась на две. Одна шла на Майортуп, другая – на Герзель. Здесь Шамиль и решил устроить засаду и, по возможности, разделаться с русским отрядом. Говорят, что его наибы поклялись не пропустить русских дальше этого места. Сражение было ожесточенным, но к вечеру колонна заняла позицию у Исса-Юрта на левом берегу Аксая в 12 верстах от Цонтери и остановилась, потеряв за два дня убитыми 7 офицеров и 70 рядовых, а ранеными 24 офицера и 225 рядовых. Ошибка, которая была сделана 6 июля, повторилась: авангард слишком далеко ушел вперед, и враг воспользовался этим обстоятельством, обрушившись на центр, состоявший из менее стойких частей 5-й армии с их огромным конвоем раненых и припасов. 15 июля солдаты, измученные сражением предыдущего дня, были не способны идти дальше. И хотя неприятель в тот день не доставлял русским много неприятностей, Воронцов остановился со своей колонной у Аллероя, пройдя чуть более 4 верст. Русские потеряли 15 рядовых убитыми, а 3 офицера и 63 рядовых были ранены. 16 июля оказалось кошмарным днем: враг был настроен очень решительно, а русские сыграли ему на руку, повторив, как это ни покажется невероятным, ту же ошибку, которая уже стоила им много крови и страданий. Девиз Суворова, судя по всему, был близок не только Клюгенау, но и всем командирам, которым доводилось руководить операциями в ходе этой кампании. Однако, возможно, в какой-то степени это было неизбежно. Как только солдаты преодолевали одно препятствие, перед ними возникало другое. Дорога проходила по заросшему лесом левому берегу реки Аксай, по возвышенностям и спускам, через глубокие ущелья. Помимо этого, им постоянно приходилось преодолевать завалы из деревьев. Бои шли в замкнутом пространстве, часто переходя в рукопашную. Один шаг вперед тянул за собой другой; каждый солдат знал, что единственный шанс спастись заключался в том, чтобы в ближайшие 2–3 дня добраться до аула Герзель, и отчаянно стремился к этому. Последствия были вполне предсказуемы – колонна распалась на части; и имевшие ранее место сцены повторились с такой точностью, что, читая о них, можно подумать: ты случайно перевернул листы книги назад – вспомогательные отряды были изрублены в куски, т. к. части, которым они должны были расчищать дорогу, ушли далеко вперед, а враг сомкнул за ними свои ряды. Артиллерия осталась неприкрытой, и все были убиты или ранены; а затем последовала ужасная сцена резни раненых. К вечеру несчастная, измученная колонна дотащилась до аула Шаухал-Берды, который лежал примерно в 5 верстах, и остановилась, как раненый зверь, загнанный волками. В этот день русские потеряли убитыми 2 офицеров и 107 рядовых, а ранеными – 13 офицеров и 401 рядового. Общие потери с момента выхода из Дарго составили более 1000 человек, а до Герзеля было еще 15 верст – то есть колонна за 4 дня прошла только 26 верст. Теперь в колонне раненых было более 2000, на каждого раненого приходилось 3 здоровых, которые должны были не только нести и охранять своих раненых товарищей, но и вести бои в авангарде, центре и арьергарде на обоих флангах. Помимо всего этого, запасы продовольствия подошли к концу, и люди начали страдать от голода. Отряд был полностью деморализован – и упрекать людей за это нельзя! Лучшие армии мира (а часть их была здесь!) вряд ли могли бы пройти через все эти испытания и сохранить мужество. Даже Кавказские полки стали проявлять признаки усталости, но они не могли устоять, когда взывали к их чести. В какой-то момент 14 июля группа бойцов Апшеронского полка и частей 5-й армии общей численностью 600 человек улеглась на землю и отказалась идти дальше. Генерал Людерс обратился к ним и сказал: «Сыны мои, что вы пели в Вознесенске?» Седой сержант вышел вперед и запел: «Мы герои, славные сыны; дети великого Белого царя!» Солдаты вскочили на ноги и, подхватив песню, двинулись в атаку. Они были встречены смертельным огнем и снова заняли прежнее место. Тогда генерал Белявский повернулся к ним и вскричал: «Неужели возможно, что среди вас нет ни одного честного человека, готового умереть за вашего генерала?» В этот момент апшеронцы вскочили на ноги, за ними последовали остальные, и препятствие было взято!