Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860 - читать онлайн книгу. Автор: Джон Баддели cтр.№ 75

В середине октября Шамиль отдал приказ, чтобы все мужчины, имеющие корову и пару быков (т. е. все, кроме самых бедных), заимели себе еще и коня. Казалось, это указывало на вторжение в Кумыкскую равнину и долину Терека, но в это же время Кибит-Магома и Хаджи-Мурат получили приказ собрать своих командиров в Тилитле и Карачи. Таким образом, угроза возникла для всех ранее упомянутых крепостей, и Гурко был сбит с толку. Наконец он пришел к выводу, что самая большая опасность грозит северу, и 22 октября покинул Шуру. Благодаря хорошо скоординированным действиям с Фрейтагом он свел опасность вторжения туда до минимума. Вероятно, Шамиль планировал провести операцию при условии, что это можно было сделать без большого риска. Он был доволен тем, что ему удалось отвлечь Гурко от Гергебиля, а впоследствии Хунзаха. Он и без того был уверен, что сможет нанести удар первым. И опять его стратегия полностью оправдала себя.

30 октября Гурко, радуясь, что угрозы северу больше не существует, вернулся в Шуру, но по дороге узнал, что два дня назад Гергебиль был взят Кибит-Магомой. Он немедленно собрал имеющиеся отряды – около 1600 штыков – и поспешил на помощь; однако 6 ноября, подойдя к крепости и проведя рекогносцировку, решил, что задача невыполнима, и с тяжелым сердцем вернулся в Шуру, предоставив гарнизон его судьбе. 8 ноября после ожесточенных боев гарнизон сдался. Было много убитых, а остальные были взяты в плен – что было зачастую хуже смерти; однако самый горький момент для них был, когда, заметив высоко в горах блеск штыков, они понадеялись на близкое спасение, но спустя какой-то час поняли, что их бросили на произвол судьбы. И все же они сражались до конца.

В тот же день, когда пал Гергебиль, Гурко отдал Пассеку приказ эвакуироваться из Хунзаха, но послание дошло до него лишь 11-го, и выполнение приказа было уже невозможно, так как Танус и Ирганай были заняты неприятелем. Однако 16-го Пассек узнал, что Хаджи-Мурат пошел на соединение с Шамилем, и в обстановке глубочайшей секретности он начал подготовку и осуществил блестящее отступление через опасное ущелье Балахани, со всеми ранеными и больными, забрав гарнизон. Он дошел до Цириани – не аула, а русской крепости на правом берегу реки. Однако он был немедленно окружен; в тот же день неприятелем был занят Бурундук-Кале, и в течение целого месяца Пассек отбивался от окружившего его врага. Эта оборона стала легендарной из-за перенесенных обороняющимися лишений.

Тем временем 9 ноября неприятель перешел Сулак и вошел на территорию шамхала, уничтожив охрану из 15 человек на берегу моря возле Тарку. Одновременно он появился в непосредственной близости от Шуры. На следующий день маленький гарнизон Гимр отошел без приказа к столице – это был разумный шаг, спасший людей от полного уничтожения. К сожалению, командира несправедливо обвинили в трусости. 11-го Шамиль лично появился в Казаничах, что в 16 верстах от Шуры, блокировал Гурко в столице, а также взял деревни на обоих берегах реки. Восьмидневная осада Низовой уже началась, крепость Евгеньевска также была окружена, так что 17-го, когда Хунзахский отряд был блокирован в Цириани, все русские войска оказались «запертыми» внутри этих четырех мест.

Положение было серьезным. В Низовой 346 человек отражали атаки 6-тысячной армии. В Цириани отряд Пассека был ослаблен наличием многочисленных больных и раненых. Если бы Пассек решил прорываться через Ирганайское ущелье, их пришлось бы просто бросить. Шура могла еще какое-то время отбивать атаки – но не вечно. В целом без внешней помощи дальнейшие катастрофы были неизбежны, в том числе и потеря всего Северного Кавказа; и при этом единственно, откуда можно было ждать помощи, – это с левого фланга, где командующим, к счастью, был Фрейтаг, и из Южного Дагестана, где командовал Аргутинский-Долгоруков. Обоим были направлены депеши с просьбой о помощи. Однако последний уже отослал войска на зимние квартиры на Самуре, чтобы они отдохнули после тяжелой кампании, когда они оказали помощь Клюгенау при Хунзахе. Когда он смог снова собрать их и дождался подкрепления, в горах лег глубокий снег, так что до Шуры он смог бы добраться только через Дербент.

Единственной надеждой оставался Фрейтаг, чьих сил было явно недостаточно, чтобы сдержать чеченцев; однако как раз наступило время призыва, и из Кабарды уже шло подкрепление. Ожидая прибытия новобранцев, он совершил бросок, чтобы помочь Низовой. Атака была великолепной, и после кавалерийской атаки 19 ноября враг был разбит. Однако Кумыкская равнина осталась открытой для нападения врага; но прежде чем неприятель осознал, что у него появилась такая возможность, Фрейтаг уже вернулся в Казн-Юрт со спасенным гарнизоном и с запасами, какие только сумел увезти; остальное было уничтожено вместе с полуразрушенной крепостью ^[116].

Теперь Фрейтаг начал создавать войско, достаточно сильное для того, чтобы оказать помощь Гурко в Шуре, и 14 декабря он вошел туда во главе 6,5 батальона, не считая 1550 рекрутов, 1400 казаков и 18 пушек, и на следующий день двинулся к Казаничам, где доставил Шамилю серьезные неприятности.

Это позволило Гурко наконец выступить на помощь Цириани, и на следующий день (17-го) он встретился в середине Ирганайского плато с транспортом Пассека, который последний с присущей ему расторопностью подготовил, услышав о прибытии Фрейтага. Цириани был благополучно эвакуирован; голодающий гарнизон добрался до Шуры 19-го, дав при этом бой неприятелю у Бурундук-Кале. Неприятель преследовал их всю дорогу и наконец напал на арьергард. Шамиль отошел в Аварию, местные отряды были распущены, а Гурко и Фрейтаг 22-го оставили Шуру, направившись каждый в свою штаб-квартиру. Рождество 1843 года выдалось не мирным праздником, а беспрестанной чередой боев, хотя и без них народы Северного Дагестана вряд ли можно причислить к «людям доброй воли». С 27 августа потери русских составили 92 офицера и 2528 рядовых, не считая 12 укреплений и 27 пушек.

Действительно, этот год был для России годом несчастий и беспрецедентного успеха Шамиля, омраченного лишь возможной потерей нижней Чечни и смертью его любимого военачальника Ахверды-Магомы, столь же знаменитого, как и Хаджи-Мурат, но только всегда верного Шамилю. Во главе многотысячного войска Ахверды двинулся на Шатиль, хевсурскую крепость в верховьях Шанты-Аргуна. Эта крепость была хорошо защищена, и на третий день осады аварский вождь был смертельно ранен. Мюриды отступили, взяв с собой двух пленных, одному из которых удалось сбежать. Другого принесли в жертву на могиле Ахверды-Магомы ^[117].

Что касается чеченцев, то, поскольку все внимание Шамиля было обращено на Дагестан, эти жители предгорий и равнин вынуждены были защищать себя сами, в результате чего они более, чем обычно, пострадали от последствий партизанской войны. В отчаянии они решили просить у Шамиля либо адекватной защиты, либо разрешения пойти на мир с Россией. Трудность заключалась лишь в том, чтобы найти смельчака, который решился бы обратиться к имаму, внушавшему всем ужас, с предложением, которое могло повлечь за собой смерть или, по крайней мере, суровое наказание посланника. Наконец, когда никто так и не изъявил желания выполнить такое поручение, было решено кинуть жребий и выбрать четверых представителей. Выбор пал на мужчин из аула Гуной, которые, верные природе своего народа, безропотно приняли выпавшую им долю. Однако, прежде чем отправить их в это опасное путешествие, чеченцы, знающие власть золота, дали им с собой значительную сумму денег. Конечно, Шамиля нельзя было купить, само предложение о взятке могло стать роковым для их надежд. Однако люди из его окружения не были столь щепетильны в вопросах чести, и посредники вполне могли найти кого-нибудь, кто за солидное вознаграждение мог бы гарантировать ходокам, что их петиция будет выслушана, а сами они вернутся затем домой. Имея в виду такую линию поведения, переговорщики направились в Дарго. Обсудив по дороге все вопросы, они пришли к выводу, что предложение их старейшины Тепи имеет смысл: они решили сделать ставку на мать Шамиля, почтенную старую женщину, известную своей набожностью и добротой. Было известно, что сын питает к ней глубочайшую любовь и уважение. Прибыв к дому имама, Тепи обратился к одному из его друзей, Хасиму-Мулле, которого очень ценила и любила мать Шамиля. После первых приветствий чеченский депутат осторожно намекнул на цель своего визита. Ответом был взрыв благородного негодования, который наверняка испугал бы его, если бы в запасе у него не было очень весомого аргумента. Дав возможность своему другу мулле немного успокоиться, он, как будто случайно, уронил мешок, в котором перекатывались золотые монеты. Эффект был поразительный. Глаза муллы блеснули, он наклонился и зачерпнул горсть монет, а затем с приятной улыбкой и изменившимся голосом спросил своего друга, откуда у него с собой столько золота. Тепи, поощренный изменением в настроении муллы, откровенно рассказал ему о своих надеждах, и ему удалось заполучить согласие муллы переговорить с ханум, которая, в свою очередь, могла замолвить перед Шамилем слово за чеченцев. Цена вопроса составила 2000 рублей.