Принцу Антону-Ульриху одеться не позволили и полуголого в одеяле снесли к саням. Это сделали умышленно: так брали Бирона, а также его брата генерала Густава, многих высокопоставленных жертв других переворотов. Расчет здесь простой — без мундира и штанов не очень-то покомандуешь, будь ты хоть генералиссимус! Не все прошло гладко при «аресте» годовалого императора. Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума и взять ребенка только тогда, когда он проснется. Около часа они молча простояли у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде свирепых физиономий гренадер. Кроме того, в суматохе сборов в спальне уронили на пол четырехмесячную сестру императора, принцессу Екатерину. Как выяснилось впоследствии, от удара она оглохла. В сущности, это была единственная жертва бескровной революции Елизаветы: накануне цесаревна строжайше предупредила солдат против малейшего насилия. А между тем гвардейцы имели по шесть боевых зарядов и по три гранаты. Если бы начался бой, то в Зимнем могло быть кровавое месиво.
Императора Ивана принесли Елизавете, и она, взяв его на руки, якобы сказала: «Малютка, ты ни в чем не виноват!» Цесаревна, ставшая за несколько минут императрицей, крепко прижимала к груди этого ребенка — свою добычу, своего врага, свою судьбу. Что делать с младенцем и его семьей, никто толком не знал. Так с ребенком на руках Елизавета отправилась в свой дворец. Других арестантов, членов Брауншвейгской фамилии, везли следом за ней. Елизавета спешила покинуть императорский дворец — как всякий вор, она не хотела встречать утро на месте преступления с добычей в руках. Вернувшись домой, Елизавета разослала во все концы города гренадер — в первую очередь в места расположения войск, откуда посланные привезли новой государыне все полковые знамена, без которых боевые полки — просто толпа вооруженных людей. За всеми вельможами послали курьеров с приказанием немедленно явиться во дворец. Барабанщики, встав на перекрестках, ударили посреди ночи «зорю», чтобы поднять жителей города.
И хотя до зари в ноябрьском Петербурге было еще долго, это была настоящая заря царствования новой государыни. В эту темную морозную ночь дворец цесаревны сиял огнями. Как вспоминает генерал-прокурор Шаховской, с внезапного пробуждения которого мы начали эту главу, «хотя ночь тогда [была] темная и мороз великий, но улицы были наполнены людьми, идущими к царевниному дворцу, гвардии полки с ружьями шеренгами стояли уже вокруг оного в ближних улицах и для облегчения от стужи во многих местах раскладывали огни; а другие, поднося друг другу, пили вино, чтоб от стужи согреваться, причем шум разговоров и громкое восклицание многих голосов „Здравствуй (то есть да здравствует! — Е. А.), наша матушка императрица Елизавета Петровна!“ — воздух наполняли. И тако я до оного дворца в моей карете сквозь тесноту проехать не могши, вышед из оной, пошел пешком, сквозь множество людей с учтивым молчанием продираясь и не столько ласковых, сколько грубых слов слыша, взошел на первую с крыльца лестницу и следовал за спешащими же в палаты людьми». Эти люди — генералы, чиновники, придворные — страшно волновались: как-то их примет новая государыня, не велит ли тотчас сослать в Сибирь? Но все обошлось для них благополучно — новая императрица восседала на троне и была ко всем милостива.
К утру манифест о вступлении на престол императрицы Елизаветы I Петровны и форма присяги ей были уже готовы — над ними напряженно трудились также поднятые из своих постелей канцлер князь А. М. Черкасский, секретарь Бреверн и А. П. Бестужев-Рюмин. Вызванные и построенные у Зимнего дворца полки приносили присягу. Солдаты прикладывались сначала к Евангелию и кресту, потом подходили к праздничной чарке. Под приветственные клики солдат и толпы, залпы салютов с бастионов Адмиралтейской и Петропавловской крепостей Елизавета торжественно и чинно проследовала в свою резиденцию. Это было красиво и величественно и совсем не похоже на ночную нервную беготню по сугробам.
А что же наш красавец, маркиз де ла Шетарди? В подробной реляции, отправленной в Версаль на следующий день после переворота, он изобразил себя инициатором путча цесаревны, человеком, который толкнул ее на путь славы. Однако посланные накануне 25 ноября донесения маркиза говорят совсем о другом — он не только не держал в своих руках нити заговора, но и считал, что выступление заговорщиков преждевременно. В реляции от 24 ноября, взвешивая шансы группировки Елизаветы, Шетарди писал, что ее единственный шанс прийти к власти — это дожидаться успешного наступления шведов весной 1742 года на Петербург и действовать под мудрым руководством французов, то есть его лично. Но самое главное было в том, что Шетарди прямо опасался самостоятельных действий цесаревны, ибо в случае успеха новой императрице не нужно было бы благодарить шведов и французов за предоставленный ей престол отца. Поэтому Шетарди ничего не предпринимал, ожидая весны, когда генерал Левенгаупт сможет начать новое наступление против России.
Словом, успешный ночной путч Елизаветы оказался неприятным сюрпризом для французского посланника. Один из мемуаристов пишет, что Шетарди «пришел в чрезвычайное изумление, когда среди ночи разбудил его присланный от Елизаветы Петровны камергер П. И. Шувалов и уведомил о восшествии ее на престол». Думаю, что на самом деле Шетарди уже знал обо всем, потому что оказался невольным свидетелем ночных событий. Дом французского посольства стоял на Адмиралтейской площади, неподалеку от домов сановников правительства Анны Леопольдовны. Оставшийся нам неизвестным сотрудник французского посольства писал домой в день переворота: «Мы только что испытали сильный страх. Все рисковали быть перерезанными, как мои товарищи, так и наш посол. И вот каким образом. В два часа пополуночи, в то время как я переписывал донесения посла в Персии, пришла толпа к нашему дворцу и послышался несколько раз стук в мои окна, которые находятся очень низко и выходят на улицу у дворца. Столь сильный шум побудил меня быть настороже; у меня было два пистолета, заряженных на случай, если б кто пожелал войти. Но через четверть часа я увидел четыреста гренадер, во главе которых находилась прекраснейшая и милостивейшая из государынь. Она одна твердой поступью, а за ней и ее свита направились ко дворцу».
Что же произошло, что так перепугало мужественных французов и почему рвавшиеся в здание посольства солдаты в него так и не вошли? Думаю, что французы испугались совсем напрасно — произошло недоразумение. Выше уже говорилось, что от основного отряда мятежников отделилось несколько групп, отправленных для ареста Остермана, Левенвольде и других деятелей правительства Анны Леопольдовны, живших по соседству с Шетарди. Скорее всего, солдаты в темноте перепутали дома и поначалу принялись стучаться во французское посольство, перебудив всех его обитателей, однако, разобравшись, что к чему, ушли. Наступила пауза — вспомним фразу из процитированного письма неизвестного служащего посольства о том, что через пятнадцать минут на площади появилась Елизавета с отрядом и направилась к Зимнему дворцу. Иначе говоря, можно предположить, что Шетарди собственными глазами из окна посольства мог видеть штурм Зимнего, который он так усиленно готовил на балах и попойках. Очевидно, посланник был разбужен шумом у дверей посольства и происходящими перед домом событиями, но, когда к нему прибыл Шувалов, сделал вид, что безмятежно спит…