В конце февраля крестьянин, в доме которого мы находились, рассказал нам, что в соседней ферме находятся четверо пленных русских, двое мужчин и две женщины, желающие присоединиться к партизанам. Хозяин запряг лошадь в сани и повез нас, Урбановичуса и меня, поговорить с пленными. Они были в возрасте 20–24 лет. Выяснилось, что все четверо находились в лагере военнопленных около Шауляя. Лагеря мужчин и женщин граничили друг с другом, и так, связавшись, они совершили побег. Им удалось добраться на поезде до Свинцяна, а оттуда они пешком пришли на ферму. Мы взяли их с собой на базу. Один из них, Юрка, в прошлом был актером. Днем, на разных фермах, где мы останавливались, он развлекал нас и хозяев своими выступлениями. С приходом на базу все четверо были приняты в соединение "Вильнюс"
В середине марта мы снова вышли на операцию. Командиром звена был назначен мой друг Борис Йохай. Среди пяти бойцов звена был и Юрка-актер. После недели боевых действий, включая минирование железнодорожной линии, мы вернулись на базу. Войдя в первое село, в партизанской зоне, я встретил десять партизан из нашего соединения, направлявшихся на боевое задание под командованием комиссара, который отозвал меня в сторону, и сказал, что трое пришедших с Юркой арестованы и обвиняются в том, что подосланы немцами с целью шпионажа и покушения на командование партизан. Юрка тоже подозревается в шпионаже. Я был удивлен, и ответил комиссару, что это, по всей видимости, ошибка. Юрка с нами находится больше двух недель. Во время минирования у него было немало возможностей всех нас уничтожить, уйти к немцам, предотвратить взрыв поезда. Комиссар ответил сердито, что я еще достаточно молод, и не понимаю способов маскировки действия шпионов. Он приказал мне держать весь наш разговор в секрете, и возложил на меня ответственность — следить за тем, чтобы Юрка не сбежал по дороге на базу.
Я рассказал об этом Борису и товарищам, за исключением Юрки. Мы пришли к согласию, что с приходом на базу все вместе обратимся к командиру соединения, свидетельствуя в пользу Юрки, расскажем о его поведении во время операции. Юрке мы рассказали об аресте его товарищей по плену, уже приблизившись к базе. Несмотря на то, что я не верил в его вину, я поставил пистолет наизготовку на случай, если он попытается сбежать. На базе мы доложили в штабе о выполнении задания. После доклада комиссар освободил нас, приказав Юрке остаться. Мы остались в стойке смирно, и я осмелился сказать, что нам известно от комиссара, о чем речь, и мы все уверены, что Юрка не шпион. Я отметил мужественное поведение Юрки по время операции. Афибала выслушал меня, и затем резко приказал: "Немедленно уходите!" Мы вышли, Юрка остался. Спустя час мы, четверо, были вызваны в штабную землянку, и начальник штаба объявил нам, что мы выходим в недельный отпуск в село, находящееся в партизанской зоне, там отдохнем и развлечемся. Так как в партизанской зоне нам запрещено брать продукты у крестьян, мы получили целый парашют, за ткань которого каждый крестьянин согласится содержать всех четырех. Крестьяне нуждались в парашютной ткани для того, чтобы шить из нее одежду, а из веревок сооружали сети для ловли рыбы в озере Нарочь. Неделя в партизанском селе пролетела быстро в развлечениях и питии. Вернулись на базу с большим количеством выпивки, и устроили вечером веселое застолье для всего отряда. Не помню, когда я заснул, но проснулся рано утром от нескольких выстрелов, донесшихся с окраины базы. Выйдя из землянки, я увидел трех партизан, возвращавшихся в землянки с пистолетами в руках. На снежной тропинке, вьющейся между деревьями, в пятидесяти шагах от землянки, валялись трупы Юрки и одной из пришедших с ним женщин. Их тела и кровь хорошо были видны на белом фоне снега. На следующий день нам рассказали, в чем эти двое были обвинены.
Находясь в плену, они согласились сотрудничать с немцами. Их послали на особый курс подготовки вместе с другими пленными, а затем перевели в лагерь военнопленных под Шауляем, смешав с другими пленными. Они инсценировали "побег" оттуда, прихватив для прикрытия еще двух пленных, не знавших о сотрудничестве этих двух с немцами и о том, что побег их инсценирован. Шпионы должны были присоединиться к партизанам, собрать сведения о них, об их базах, командирах, боевых действиях, и передать все это немцам. Им также было приказано отравить высшее командование партизан. Раскрыли их в соединении "Вильнюс" случайно. Из шпионской группы Юрки некоторые пришли в полк имени Ворошилова. Там они были "раскрыты" и описали "портреты" других из группы. Так были обнаружены шпионы и в нашем соединении. Двое пришедших с Юркой ничего не знали о своих спутниках, и продолжали сражаться в рядах соединения "Вильнюс".
В конце марта великое волнение охватило базу. Наше звено из 5 бойцов, одевшись в крестьянские одежды, в середине дня вошло в Свинцян и застрелило германского губернатора округа Фрица Олия и его заместителя Хайдмана в их домах. Звено без всякого сопротивления со стороны немцев покинуло место на двух санях, на которых приехало. Эта операция не имела военного значения, но произвела невероятное по силе пропагандистское впечатление на местное население.
Шмерка Кочергинский, идишский писатель из Вильно, прибыл в соединение "Вильнюс", чтобы написать книгу о мужественных действиях партизан. Афибала приказал мне рассказать ему о некоторых наших операциях, в которых я участвовал. Целый день я рассказывал ему о всех событиях моей жизни с начала войны и до дня нашей встречи с ним. Шмерка был под большим впечатлением от моего рассказа и сказал, что внесет его в свою книгу, которая вышла в свет после победы. Шмерка сдержал свое слово. В книге "Партизанские будни", опубликованной в Москве в 1946 моему рассказу посвящена глава "Мое любимое" (Майн либлинг).
Последней зимней операцией, в которой я участвовал, была акция возмездия против большого литовского села Гирдан, на дороге между Ходоцишки и Свинцяном. Жители села организовали группу самообороны и получили оружие от немцев. По пути на наши акции мы огибали село, чтобы не наткнуться на вооруженных людей. В феврале подразделение "Вильнюса" пыталось войти в село за продуктами. Жители открыли по нему огонь и убили двух партизан. Штаб соединения решил отомстить. Мы вышли, 20 партизан, на операцию возмездия, которая послужит предостережением другим селам. Ворвались в село с двух сторон. После слабого сопротивления, защитники сбежали. Мы вывели жителей из части домов района, где были убиты наши товарищи, дома подожгли. Из этого села больше не открывали огонь по партизанам.
На обратном пути с этой операции возмездия мы наткнулись на первые признаки окончания зимы и прихода весны. На некоторых участках дороги трудно было проехать на санях из-за таяния снегов. Период таяния длился с конца марта до середины апреля и был один из самых трудных для передвижения. На санях уже невозможно было двигаться по глубокой грязи на проселочных дорогах, а на телегах еще невозможно это сделать. Пешком же приходилось идти медленно и с трудом. Большие пространства были затоплены растаявшим снегом, все русла превратились в бурные потоки, которые трудно было пересечь. В эти дни партизанские действия велись с большим трудом. Мы сидели на базе и готовились к большим партизанским действиям весной. Я узнал, что мой двоюродный брат Иоська Рудницкий, семнадцати лет, из группы Свинцяна, который был бойцом одного из отрядов нашего полка, пал в бою с немцами, окружившими их во время операции. Иоська был ранен, но продолжал сражаться несколько часов, прикрывая отступление товарищей, пока не погиб.