Партизан. От долины смерти до горы Сион. 1939–1948 - читать онлайн книгу. Автор: Ицхак Арад cтр.№ 12

Свинцян не стоял на пути главного продвижения германских бронетанковых колонн, армия их продвинулась к Минску и Полоцку, около ста километров на север и восток, а в городке не было никакой власти. Все эти дни через городок шли советские солдаты, группами и в одиночку. Лишь 28 июня, к вечеру, спустя четыре дня после того, как представители советской власти сбежали, впервые вошли в город германские патрульные подразделения. В этот момент мы стали свидетелями события, приковавшего наше внимание. Уже три дня, в нескольких километрах западнее городка, стояла большая колонна советских армейских грузовиков, которых шоферы покинули из-за отсутствия бензина. Когда въехали в городок несколько мотоциклов и бронемашин патрульной службы германской армии, прибывших из Вильно, внезапно пролетели на бреющем полете советские транспортные самолеты и сбросили бочки с горючим для оставленной колонны грузовиков. Советское командование, очевидно, считало, что колона еще находится в руках бойцов Красной армии, и не знало, где находятся немцы, которые быстро рассредоточились по полю и открыли автоматный огонь по самолетам. Зрелище было невероятным. Гигантская колонна машин-привидений, растянутая по шоссе и его обочинам, транспортные самолеты в воздухе, бочки с горючим, частью висящие на парашютах, частью разбросанные по зеленому полю, и из десятка германских машин ведут огонь по самолетам, и все это на глазах сотен жителей городка, наблюдающих со стороны разворачивающийся перед ними фильм. В течение считанных минут самолеты исчезли за горизонтом. Это было расставание с Красной армией на длительный период.

Германская армия вошла в городок на следующий день. Она двигалась из Вильно на Полоцк. Я вышел поглядеть, что творится в городе, издалека видел танки и машины, катящие по главной улице Вильно. На обочинах стояли группы литовцев и поляков и восторженно приветствовали германские войска. В разных местах виднелись вооруженные литовцы в военной форме, с белыми повязками на рукавах. Большинство евреев закрылось в домах, меньшинство глядело на происходящее издалека, в щели жалюзи и ставен. Я остановился в ста метрах от главной улицы, прижался к деревянному забору и следил за происходящим. И тут я оказался свидетелем жестокой картины. По дороге в городок со стороны Ново-Свинцяна появился мотоцикл с коляской, на котором было три человека. Мотоцикл с большой скоростью несся прямо на главную улицу. С мотоцикла нельзя было видеть, что творится на главной улице из-за изгиба шоссе. Мотоцикл приблизился ко мне, и я видел лица сидящих на нем. За рулем сидел немец, и два остальных пассажира были советскими офицерами. Я кричал в их сторону и махал руками, пытаясь их предупредить, но они, вероятно, меня не поняли или просто не сумели остановить мотоцикл. Они промчались мимо меня и вдруг увидели немецких солдат. Один из советских офицеров выхватил пистолет и выстрелил в немца, который вел мотоцикл. Немцы на главной улице увидели происходящее и начали бежать к мотоциклу. Советские офицеры вскочили, и дали несколько автоматных очередей в сторону бегущих к ним немцев и сами начали убегать. Немцы погнались за ними. Убитый немец и мотоцикл остались посреди улицы. Из центра набежали немцы и начали искать и начали искать сбежавших русских по близлежащим домам. Из боковой улицы неожиданно вышло пять советских солдат и, увидев немцев, подняли руки. Они были без оружия. В гневе за убитого их товарища, немцы поставили пятерых солдат к стенке. Я находился в 50 метрах от них, во дворе, за забором. Я видел советского солдата лет восемнадцати с детским выражением лица. Он плакал и просил не убивать его, он кричал, что запрещено убивать пленных. Немцы не дали ему договорить. Офицер скомандовал, солдаты открыли огонь, и все пятеро упали на землю.

Застыв, я долго глядел в щель забора на тела убитых, которые минуту назад были живы. Я просто не чувствовал, что слезы текут у меня из глаз. Я видел много убитых во время осады Варшавы, но впервые в жизни увидел, как расстреливают людей. Их тела два дня валялись на улице, пока немецкие солдаты не приказали евреям похоронить убитых в поле, рядом с домами. Позднее нам стало известно, что случилось с двумя советскими офицерами. В шести километрах от городка они взяли в плен немецкого мотоциклиста. Сами они водить мотоцикл не умели, и приказали немцу управлять им. Они решили проехать через городок, ибо это был самый короткий путь на восток, но не знали, что в городке уже находятся немцы, которые удовлетворились расстрелом пяти пленных, а два офицера сумели скрыться.

С приходом немцев литовцы взяли власть в городке в свои руки. Они создали городской совет по ведению дел, и местную полицию. Воинское подразделение литовского корпуса Красной армии вошло в городок, являясь частью самостоятельной литовской армии. Городок был украшен знаменами Литвы и Германии. Поляков литовцы не включили ни во властные структуры, ни в полицию, ни в армию. Германская армия назначила военного коменданта округа, и так же по всей Литве. В Ковно было создано временное литовское правительство, которое надеялось на то, что будет признано немцами. Литовцы полагали, что немцы им вернут независимость в знак признательности за их восстание против Красной армии и готовности присоединиться в качестве союзников Германии в войне. Надежды литовцев не оправдались. Литовское правительство немцами признано не было, и спустя месяц были распущены все государственные учреждения, которые были созданы литовцами, включая и правительство Литвы. Литовцы остались на своих должностях только на муниципальном уровне. Литовская армия также была распущена, и некоторые ее подразделения перешли под командование германской "полиции безопасности", главным образом, для акций против евреев. Политика расширения жизненного пространства Германии видела в странах Прибалтики территории для германского заселения, и в таком плане не было места литовской независимости. И, несмотря на это, литовцы хранили верность германскому режиму до конца.

Ненависть литовцев к евреям вырвалась наружу в полной силе. Евреев избивали на улицах, грабили их дома, вынося оттуда все, что попадалось под руку, евреев хватали и везли на каторжные работы, и там издевались над ними и избивали. В дни начала июля большая группа вооруженных литовцев пришла в район проживания евреев, и начала хватать их. В наш дом вошли литовцы и погнали меня на улицу, где согнано было около 40 евреев, также выгнанных, как я, из своих домов. Всех нас повели в полицейский участок. Спустя полчаса появился литовский офицер, и попросил у полицейских двух человек для работ. Выбрали меня, как самого молодого, и самого старого еврея в группе. Литовский офицер привел нас к своему дому и приказал убрать двор. Мы поработали несколько часов, после чего он "угостил" нас тумаками и велел идти домой. Люди, которых захватили с нами, домой не вернулись. На следующий день нам стало известно, что людей этих увезли из городка в неизвестном направлении. По городку пронесся слух, что их повезли работать на аэродром около Полоцка. Время от времени появлялись крестьяне и рассказывали, что видели этих людей, работающих в германском воинском подразделении в Белоруссии, и те просили послать им разные вещи через этих крестьян. Только спустя несколько месяцев стало известно, что людей этих сразу же увезли недалеко от города, к селу Церклишки, и там всех расстреляли. Случай спас меня.

Германские власти в городке опубликовали декреты, касающиеся евреев. Они, все, как один, обязаны были зарегистрироваться, носить белую повязку на рукаве. Им запрещалось менять место жительства. Им строго вменялось передать властям свои радиоприемники. Все евреи от 16 до 50 лет должны были, по решению местной власти, тяжело работать. За неподчинение последует самое тяжкое наказание, по сути, смертный приговор. Был введен комендантский час в течение ночи, распространявшийся на все население. Жизнь евреев со дня на день становилась невыносимей. Каторжный труд, избиения, обвинения в любой мелочи, и, главным образом, в этом отличались соседи-христиане и крестьяне округи. Также и подростки христиане, с которыми мы сидели на одной школьной скамье, издевались над нами. Особенно приносили боль действия наших соседей, с которыми столько лет мы жили бок о бок, и помогали друг другу.