Повседневная жизнь первых христиан. 95 - 197 - читать онлайн книгу. Автор: Адальбер-Гюстав Аман cтр.№ 30

Тертуллиан без труда разглядел двусмысленность императорского рескрипта, назвав его странным постановлением, лишенным какой-либо логики: христиан не следовало разыскивать, поскольку за ними нет вины, но вместе с тем их следует карать, как если бы они были преступниками! Рескрипт представляется одновременно щадящим и чрезмерно суровым: он то велит закрывать глаза на мнимых виновников, то карать их. Для чего император подставил себя под огонь критики?

По крайней мере, он охладил пыл не в меру ретивого легата, отвергнув анонимные доносы, собранные Плинием, и расценив их как «отвратительный прием, не достойный нашего времени». Действия легата были, таким образом, признаны неудовлетворительными, так что в дальнейшем он воздерживался проявлять инициативу в расследованиях дел о христианах и преследовании их, ограничившись лишь принятием мер по доносам, поступавшим в соответствии с установленным порядком⁵².

Это постановление, хотя и ограничивало произвольное преследование христиан, ставило все же официальные власти в зависимость от общественного мнения, «гласа народного» (vox populi). Император не дал каких-либо разъяснений относительно природы правонарушения и ущерба, наносимого нравственности. Сам оказавшись жертвой юридического формализма, он защищал букву закона вопреки его духу. Судебный процесс по религиозному вопросу — тенденциозный процесс. Траян, как и Марк Аврелий, был раздражен упрямым стремлением христиан оставаться самими собой.

Рескрипт Траяна, ставший законом, со всей очевидностью показывает, сколь шатким было положение христиан: им постоянно угрожали как недовольство народа, так и нетерпимость должностного лица. Тертуллиану нетрудно было показать несправедливость сложившейся ситуации: «Христианин подлежал наказанию не потому, что он был виновен, а потому, что был обнаружен»⁵³. Добросовестные чиновники, такие, как Лициний Грациан⁵⁴, были озадачены, оказавшись перед необходимостью доказывать обоснованность, как им представлялось, несправедливой процедуры, дававшей должностным лицам право отправлять молоденьких и хорошеньких христианок в бордель!

Повествования о мучениках яркими красками рисуют картину столкновения христиан с официальными властями. Римский проконсул начинает приводить доказательства, однако его диалог с обвиняемым оказывается недолгим: они просто не понимают друг друга, поскольку говорят на разных языках⁵⁵. Или же взять, например, такой диалог:

— Не хотите ли получить отсрочку, чтобы подумать? — спрашивает Сатурнин мучеников, уроженцев Африки.

— По столь ясному делу не о чем думать⁵⁶.

В 185 году в Риме арестовали важную особу — Аполлония, образованного патриция, философа⁵⁷ Один из рабов донес на него как на христианина. Когда его привели к префекту претория Переннию, он защищался с достоинством. Ведя допрос, префект не мог скрыть своего доброжелательного отношения к обвиняемому. Несомненно, он хотел спасти его. Он дал ему день, а потом еще три дня, чтобы подумать. Этот чиновник на службе у императора требовал самую малость — воскурить фимиам гению кесаря. Однако Аполлоний назвал абсурдным языческий культ, полагая, что совершил бы большую ошибку, участвуя в жертвоприношениях идолам.

До того момента Перенний внимательно слушал его. Не такие ли в точности мысли высказывались и другими философами? Однако префект никак не мог понять того, что Аполлоний отказывался исполнить чисто формальный акт, тем более что речь шла о его жизни.

— Ты хочешь умереть?

— Мое желание — жить во Христе, но любовь к жизни не заставляет меня бояться смерти.

Переннию не оставалось ничего иного, как заключить: «Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать». Обвиняемого это не удивило. Положение приняло трагический оборот: префект восхищен обвиняемым и хотел бы оправдать его, но не может сделать этого — не позволяют законы. Римская империя не принимала и не допускала проявлений внутренней свободы, разграничения во имя Бога личных убеждений человека и государственных постановлений. В конце концов Перенний, спасая собственную жизнь, вынес смертный приговор.

Собственно религиозная проблема осложнялась проблемой политической, на что обращал внимание философ Цельс. Христиан обвиняли в заговоре против государства, в стремлении расшатать его устои. Христианство в эпоху Антонинов, еще далеко не став той консервативной силой, которую в нем усматривают современные социалисты и анархисты, выступало в роли революционного фактора. Оно ставило под сомнение законодательство и государственные учреждения Римской империи — тяжелое обвинение в ту пору, когда варвары стояли у самых ворот, на Рейне и Дунае, а персы наступали с Востока. Дело шло о защите Империи и о сохранении культурного наследства, цивилизации от грозившего им уничтожения⁵⁸.

Христиане же не собирались защищать ценности мира язычников, они не отождествляли себя с Римской империей, не могли и не хотели считать ее историю своей историей, полагая, что призваны исполнить миссию более важную и непреходящую, чем империи и цивилизации, которые возникают и гибнут. Эту позицию римское государство расценивало как индифферентность и отсутствие патриотизма, поскольку официальная религия была неотъемлемой частью государства. Столкнулись две непримиримые концепции: политическое сознание, находившее свое воплощение в императоре и потому считавшееся обязательным для всех, и индивидуальное моральное убеждение, несовместимое с официальной религией, в которой не было места для души, и противящееся культу языческих богов.

Обвинение в атеизме, служившем синонимом отпадения от официальной религии, отныне было жупелом, способным вызвать волнение толпы и явиться причиной, по которой перед человеком захлопывались двери приличного общества⁵⁹. Надо было обладать величием, смелостью и свободой Юстина, чтобы на обвинения со стороны язычников ответить: «Мы безбожники в отношении ваших богов»⁶⁰. Он решительно разводил языческую религию и лояльное отношение к государству, отвергая первую и принимая второе.

Христиане эпохи античности, от Юстина до Августина Блаженного, не имели ни малейшего желания понять сущность язычества. Они отвергали его целиком. Ни Тертуллиан, ни Августин не задавались вопросом, не кроются ли в нем за внешними шокирующими проявлениями некие духовные устремления и религиозные ценности.

В отношении государства христиане еще со времен апостола Павла проявляли, если не считать отдельных островков сопротивления, безусловную лояльность. То и дело возникавшие во II веке гонения на христиан не могли изменить такого отношения их к государству. Убежденные в благорасположении к ним императоров или же упорно, несмотря ни на что, продолжавшие надеяться на такое благорасположение, апологеты христианства в своих произведениях проповедовали им дело Евангелия. Они утверждали, что христиане в качестве граждан выражают послушание и лояльность в отношении государства. Столь велико было их восхищение Империей, что они не могли понять, по какой причине становятся жертвами гонений. Например, Мелитон из Сард считал Церковь молочной сестрой Империи⁶¹. Афинагор прославлял солидарность, связавшую судьбы Рима и Церкви, римский мир с миром христиан⁶². Молодое христианство, подобное кораблю при попутном ветре, было преисполнено энтузиазма и духа предприимчивости.