Как Китай стал капиталистическим - читать онлайн книгу. Автор: Рональд Г. Коуз, Нин Ван cтр.№ 4

Отношения между Коммунистической партией Китая и Москвой не менялись вплоть до создания Китайской Народной Республики в 1949 году. После этого Сталин уже не мог ни игнорировать Мао Цзэдуна, ни вбивать к собственной выгоде клин между китайскими коммунистами и Гоминьданом. Не прошло и двух месяцев с момента образования КНР, как Мао поспешил отправиться в свою первую заграничную поездку. В середине декабря 1949 года он прибыл в Москву ^[21]. Там, в первый и последний раз в жизни, Мао встретился со Сталиным – человеком, который еще недавно не желал признавать в нем главу КПК, предпочитая работать с Чан Кайши. Предчувствуя скорое окончание гражданской войны, понимая, что экономика лежит в руинах, а международное сообщество настроено недружелюбно, Мао Цзэдун стремился обрести политического и военного союзника ^[22]. Ради этого он и приехал в Москву, однако принимающая сторона встретила его без особого энтузиазма. Хотя во время первой встречи с Мао Сталин сделал жест примирения, китайский лидер провел в Москве два месяца, пытаясь убедить советское руководство установить дипломатические отношения с Пекином. В конце концов Сталин смягчился, и 14 февраля 1950 года стороны заключили Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. Мао Цзэдун вернулся в Китай, торжествуя. Возможно, он еще не осознал, что в обмен на договор ему предстоит копировать опыт сталинизма, от влияния которого он будет пытаться освободиться до конца жизни.

Тем не менее за первые три года своего существования (1949–1952) Китайская Народная Республика быстро восстановила порядок, опираясь на дисциплинированных, сознательных чиновников и сильную смешанную экономику. Китай переживал период стремительного экономического подъема, несмотря на спровоцировавшую всплеск ненависти и насилия аграрную реформу, в ходе которой новые власти усиленно разжигали классовую борьбу в деревне. Однако дальнейшему восстановлению экономики препятствовала коммунистическая доктрина – неизбежное следствие того, что КПК играла ведущую роль в революции, породившей Китайскую Народную Республику. Китай продвигался по пути социализма, и за первую пятилетку (1953–1957), план которой был разработан по советскому образцу и выполнен с помощью Москвы, руководство страны узнало на практике, как, обладая полнотой централизованной власти, можно мобилизовать ресурсы и добиться быстрого роста экономики ^[23]. Однако коллективизация привязала крестьян к земле, а рабочих – к коммунам, разом покончив с расцветом свободного предпринимательства в городах и сельской местности. В последующие годы фатальные недостатки плановой экономики – отсутствие стимулов и безынициативность на низших ступенях социальной пирамиды, нехватка информации и неподотчетность обществу на высших – усугубились неизбежными ошибками в управлении новой всеобъемлющей социальной системой, а также завистью и соперничеством в борьбе за власть как в самом Китае, так и на международной арене.

Самое печальное, что слепое следование иностранной теории превратило последнюю в окаменелую догму, которую китайское руководство принимало безоговорочно как панацею от всех бед. Даже такой своевольный и независимый политик, как Мао Цзэдун, попался в эту ловушку, поверив, что коммунизм – единственный способ даровать Китаю мир и процветание. Безусловная приверженность коммунизму, а в более поздний период – самоидентификация с ним постепенно превратили Коммунистическую партию Китая из проводника идеологии в ее заложницу. В то же время коммунизм переродился из средства достижения благоденствия в высшую, не подлежащую обсуждению цель ^[24]. Это двойное самоотчуждение затянуло КПК вместе со всем китайским народом в темный тоннель закрытой идеологической системы. Только после смерти Мао Цзэдуна Коммунистическая партия, выбросившая за борт все китайские традиции в стремлении приобщиться к марксизму, вновь обратилась к конфуцианскому прагматизму с его практикой поиска истины в фактах.

Как гласит китайская пословица, тощий верблюд все равно больше лошади. Ни трагедия «большого скачка», в результате которой миллионы китайских крестьян умерли от голода, ни катастрофа «культурной революции» не смогли полностью разрушить заложенную при Мао экономическую инфраструктуру. Эта инфраструктура и стала основой для реформ после смерти «великого кормчего».

В академической среде продолжаются споры о том, как оценивать достижения Китая в области экономики во времена Мао Цзэдуна ^[25]. Принято считать, что экономические реформы в Китае стали возможны благодаря полному отказу от наследия Мао. Один автор даже назвал их «великим поворотом назад» (Hinton 1990). К чести ревизионистов, они выявили скрытую или не принимаемую во внимание преемственность между экономикой времен Мао и дальнейшими реформами. Этот подход позволил по достоинству оценить успехи китайской экономики в годы председательства Мао (см., например: Meisner 1999; Hu Angang 2008; Bramall 2009). Тем не менее существует огромный разрыв между реальными достижениями и тем, что Мао обещал рабочим и крестьянам в случае победы социализма. Когда Мао Цзэдун лежал на смертном одре, размышляя о судьбе «культурной революции» и о возможном преемнике, высокий моральный дух китайского общества ослаб, присущие ему динамизм и бурлящая энергия стали угасать, ясное видение социализма померкло. Хотя подавляющее большинство китайцев, казалось, смирились с бездеятельностью и впали в апатию, в глубине души они чувствовали разочарование. Китайцы не могли самостоятельно сформулировать новые идеи, но готовы были прислушаться к тем, кто их предложит. Л думающие люди – среди правящего класса и не только – все чаще задавались вопросом: «Если это не тот Китай, за который мы сражались вместе с нашими соратниками, то каким он должен быть?»