Холокост. Новая история - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 132

Важно помнить и о том, что были среди немцев и такие храбрецы, которые во время войны помогали евреям. Отто Иогмин из берлинского района Шарлоттенбург, например, прятал их в подвале своего дома, снабжал продуктами и лекарствами. Он — один из 587 немцев, удостоенных после войны почетного звания «Праведник народов мира», присваиваемого Израильским институтом Катастрофы (Холокоста) и героизма национального мемориала «Яд ва-Шем»52.

Войну в Берлине пережили примерно 1700 евреев. Считается, что помощь им — в той или иной степени — оказывали от 20 000 до 30 000 немецких граждан53. В Варшаве за сопоставимый период помощь получили гораздо больше евреев — жители города прятали примерно 28 000 человек, из которых до освобождения дожили 11 500. Ради их спасения рисковали своей жизнью до 90 000 поляков.

Поразительно, что в Варшаве с помощью неевреев войну пережили почти в семь раз больше евреев, чем в Берлине. Берлин был в три раза больше Варшавы, но в начале войны в нем насчитывалось около 80 000 евреев, а в Варшаве — 350 000. Объяснения этому существуют разные, но самое убедительное из них заключается в том, что среди немецкого населения просто было намного меньше желающих рискнуть головой ради спасения евреев. Один известный историк отмечает: «Многие, возможно значительное большинство населения, в 1939 году, если не раньше, верили в то, что евреи оказывают вредное влияние на немецкое общество, и будет лучше, если те, кто еще остается в стране, ее покинут (или их вынудят покинуть), и чем скорее, тем лучше»54. Конечно, это не означает, что многие немцы согласились бы с тем, что евреев следует убивать.

Представления рядовых немцев о судьбе евреев существенно различались. Детальной информации о деятельности лагерей смерти, разумеется, не было, но многие знали, что на Востоке с евреями происходит нечто страшное. В конце концов, как мы уже знаем, Гитлер во многих выступлениях за время войны открыто говорил о реализации своего предсказания об уничтожении евреев в случае новой мировой войны. В связи с этим предметом беспокойства для многих немцев оказалась в большей степени судьба не евреев, а своя собственная — после того, как война пошла не по намеченному плану. В одном из докладов в центральный аппарат СД из Франконии (Южная Германия), датированных декабрем 1942 года, мы читаем: «Среди сельского населения в настоящее время одним из важнейших поводов для беспокойства являются известия из России, в которых говорится о расстрелах и истреблении евреев. У этой части населения такие новости вызывают большую тревогу. У крестьян нет полной уверенности в нашей победе, и существует мнение, что если евреи снова вернутся в Германию, то следует ожидать их мести, и она будет страшной»55.

Карл Бликер-Кользат, этнический немец, живший в Вартегау, то есть на территории Польши, сам слышал подобные опасения. Его дядя, узнав, что происходит в Освенциме, сказал: «Если миру когда-нибудь станет известно, что там творится, мы за это дорого заплатим». Карл спросил у матери: «Мама, о чем говорит дядя Вилли?» Она ответила: «Это трудно объяснить… Да и вообще тебе об этом знать не надо». Бликер-Кользат вспоминает: «Мы полагали, что Освенцим — это строгая тюрьма или нечто подобное, где людей, наверное, очень плохо кормят, с ними грубо обращаются, например кричат на них. Не бьют, конечно. И они, получая скудную пищу, вынуждены много работать. Вот как мы себе это представляли. Думали, что они отбывают наказание в строгой тюрьме… Никакого воображения бы не хватило, чтобы представить, что там было на самом деле»56.

Когда Манфред фон Шредер, офицер вермахта, перед концом войны узнал, что происходит в Освенциме, он ужаснулся и задал себе вопрос: «Что будет с нами, немцами, когда мы проиграем эту войну?..» А раньше, сражаясь против Красной армии, фон Шредер понял, что человеческая жизнь на войне ничего не стоит. «Если ты слышал, что где-то поблизости расстреляли нескольких советских пленных, партизан или даже евреев, и в тот же день погибли пятеро твоих товарищей — ты спрашивал себя: ну и что? Тысячи гибнут каждый день… Ты думал, как самому остаться в живых. А все остальное тебя не сильно интересовало. Именно так»57.

Гиммлер не мог не думать о том, что будет с ним после того, как Германия капитулирует. В рамках принятой стратегии — всеми силами обелить себя — 15 апреля 1945 года он отдал приказ добровольно передать на попечение 21-й армейской группы союзных сил — объединенного англо-канадского соединения — концентрационный лагерь Берген-Бельзен. Но тут еще дело в том, что этот лагерь находился посередине военной зоны, в которой проходили сражения между британскими и германскими войсками, и в ней возникла опасность эпидемии брюшного тифа, способной поразить солдат обеих воюющих сторон.

Для нацистов эта инициатива обернулась катастрофой. Вошедшие в лагерь союзники увидели все его кошмары… «Думаю, британцы самые храбрые люди, которых я встречал в своей жизни, — говорит Якоб Зильберштейн, бывший узник лодзинского гетто, оказавшийся в Берген-Бельзене. — На войне они видели всякое. Всякое, но не такое… А кроме того, в лагере были тиф, дизентерия и все прочее…»58 Больных заключенных тут же переместили в госпиталь, расположенный на базе армейской подготовки в непосредственной близости от лагеря, но, несмотря на все усилия британских военных медиков, около 13 000 узников скончались уже после этого.

21 апреля Гиммлер неофициально встретился с Норбертом Мазуром, представителем Швеции во Всемирном еврейском конгрессе, и в разговоре выразил недоумение по поводу того, что союзники не оценили добровольную передачу им Берген-Бельзена59. Пытаясь оправдываться, рейхсфюрер повторил многое из той лжи, что была изложена в письме Керстену в середине марта: евреи являлись чуждым элементом для Германии и от них надо было избавиться; евреи представляли опасность, потому что были связаны с большевизмом; он всегда хотел мирной эмиграции евреев, но другие страны не пошли Германии навстречу. Добавились и новые аргументы: все евреи с востока оказались больны брюшным тифом, поэтому в лагерях, чтобы сжигать их тела, пришлось строить крематории; немецкий народ страдает в этой войне наряду с евреями; концентрационные лагеря на самом деле были исправительными и т. д.

Гиммлер и дальше не оставлял попытки изменить свою репутацию к лучшему. 23 апреля он попросил графа Бернадота передать союзникам, что Германия готова безоговорочно капитулировать на Западном фронте — перед Великобританией и США. При этом Гиммер полагал, что Гитлера уже нет в живых, но просчитался. Фюрер, узнав, что верный Генрих, как он называл Гиммлера, предлагает капитуляцию, пришел в неописуемую ярость. «Новость поразила весь бункер, — вспоминает адъютант Гудериана Фрейтаг фон Лорингховен. — Гитлера охватило бешенство»60. Адольф Гитлер назвал попытку одного из своих ближайших соратников сдаться на милость западных держав самым позорным предательством в истории человечества61.

30 апреля 1945 года фюрер покончил с собой. Он оставил политическое завещание, в котором заявил, что в 1939 году не хотел войны — конфликт произошел потому, что его желали и развязали исключительно международные государственные деятели либо еврейского происхождения, либо работавшие на еврейские интересы. Кроме того, Гитлер дал понять, что несет ответственность за истребление евреев — больше того, гордится им. Он сказал, что никогда не сомневался в том, что настоящий виновник войны будет наказан. А виновник этот — еврейство. «Я также не оставлял никакой неясности насчет того, что на сей раз настоящий виновник… будет наказан и поплатится за то, что… свою смерть найдут миллионы мужчин, а сотни тысяч женщин и детей сгорят в наших городах или погибнут под бомбежкой». Последние слова второй, заключительной части завещания фюрера таковы: «Прежде всего я обязываю руководство нации и общества строжайшим образом соблюдать расовые законы и оказывать безжалостное сопротивление отравителям мира для всех народов, интернациональному еврейству»62.