Сладкий, пряный, огнестрельный - читать онлайн книгу. Автор: Влада Юрьева cтр.№ 40

Именно этот человек полностью завладел вниманием Вероники. Она знала это лицо! Достаточно часто видела на фотографиях и не могла не узнать. Леонид Марканов собственной персоной! Художник приукрасил его, как это свойственно всем портретистам, лишенным таланта, но в целом мужчина узнавался.

Все сомнения, которые были у Вероники относительно связи этих двоих, мигом испарились. Слишком явное место у портрета, слишком большое внимание уделяет ему Гарбушев. Совпадений не было, они действительно нашли связь!

Когда первое удивление прошло, Вероника смогла лучше рассмотреть портрет именно как материальный объект — и он не радовал. Основой послужили несколько сколоченных вместе досок, пусть и ровно обрезанных. Так обычно никто не делает! Дерево, не прошедшее должную обработку, стало плохим фоном, да и с красками художник не рассчитал. Теперь верхний слой отшелушивался, показывая, что под ним скрыта другая картина.

— Изначально это была просто старая мазня, — пояснил Гарбушев. — Уже и не помню, что там было… Какие-то мексиканские поля или иная экзотическая пастораль. Словом, штампованный пейзаж и ничего важного. Но потом умер мой друг, и я заказал его портрет. Думаю, вы заметили, что работа отвратительная. Это я виноват, сэкономил на художнике. Поэтому теперь я и хочу пригласить именитого мастера. Пока что ничье мастерство меня не поразило. Многие откликнулись на мое предложение, я давал им тестовые задания, и они меня разочаровали. Я готов был ждать — и, как оказалось, не зря. Если Георгий Северов сможет мне помочь, это будет большая честь для меня. Я видел, как он делает ваши портреты. Он бесподобен.

— Он не подписывает мои портреты, — заметила Вероника.

— Это и не нужно. Ваша красота и его мастерство служат лучше любой подписи. Если кто и справится с задачей так, как я хочу, то только он!

— Возможно. Но мне не нравятся доски, на которых сделан портрет. Может, проще будет нарисовать картину с нуля, на холсте?

— Нет! — резко ответил Гарбушев, но быстро взял себя в руки. — Простите мою эмоциональность, но картина очень нравилась моему другу, и я считаю символичным то, что портрет будет нарисован именно на ней. Эта картина — единственное напоминание о нем, и я не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Поэтому портрет придется рисовать здесь, я не могу вывезти картину куда-то, транспортировка может ее повредить. Естественно, я оплачу Георгию это неудобство.

Возможно, он и был сентиментален, но не настолько. Скорее всего именитый мастер ему нужен был для того, чтобы картина перестала так откровенно выделяться в его доме. Наверняка он планировал оформить портрет в золотую раму, когда Север закончит.

Такая привязанность к картине не могла объясняться симпатией к другому человеку. Да и картина по себестоимости дорогой не была. Скорее, ее можно было назвать нелепой: эти корявые доски, на которые краска нормально не ложится, этот странный размер, излишняя толщина.

Но в этом, возможно, и скрывалась тайна картины. Она не была ценной сама по себе, зато была достаточно большой, чтобы хранить настоящее сокровище!

Это был финальный кусок мозаики. Ситуация предстала перед Вероникой настолько ясно, что даже ее выбила из колеи неизменного спокойствия. И тут она допустила ошибку, которую можно было объяснить только шоком.

— Палома. — прошептала она.

Ее голос звучал тихо, и она тут же прикусила губу, заставляя себя замолчать, но было поздно. Гарбушев ее услышал.

— Что, простите?

Он сделал вид, что ничего не понял, но по его глазам Вероника прочитала, что он все прекрасно слышал. Она поверить не могла, что произнесла это вслух! Глупая ошибка — но их все совершают. Она просто выбрала для этого весьма неудачный момент.

— Нет-нет, ничего! — нервно улыбнулась она. — Я так, о своем подумала.

Это был не самый лучший ответ с ее стороны, а иного она придумать не могла. Гарбушев все еще был вежлив с ней, не бросался на нее с разоблачениями, однако взгляд его уже стал колючим.

Вероника не сомневалась, что сейчас он выпустит ее из дома. Он умен, сдержан, он знает, что слишком многим может быть известно о ее визите. Он не подставится так просто.

Ну а потом. потом эта оговорка, эта ошибка может стать для нее роковой.

* * *

— Гори ты в аду, тварь бесполезная! Тебе один, один шанс жизнь дала! Всего один шанс оправдать свое жалкое существование, а ты и это не можешь сделать!

Кристина сжалась на кровати испуганной улиточкой, накрылась одеялом с головой, но спрятаться от криков все равно не смогла. Ей было страшно, ее колотило так, что домик из одеяла, который она себе создала, дрожал у нее над головой. Хотя на этот раз Госпожа кричала не на нее даже, а на папу.

Она так радовалась, когда он приехал! Кристина не ждала его сегодня, просто не могла заснуть, потому и услышала, как его автомобиль подъезжает к дому. Ей тогда хотелось сразу бежать к двери, встречать его, но она побоялась пересечься с Госпожой. И не зря. Потому что скандал разразился почти сразу.

— Я постоянно убираю этот дом, слежу за твоей дочкой, заменяю ей родную мать, а что делаешь ты? Что ты вообще полезного сделал? Ты даже не работал все эти дни!

Папа отвечал что-то, но тихо. Наверно, боялся разбудить Кристину. Это было наивно — и вместе с тем грело душу.

Кристина не сомневалась, что он ее любит, просто знала это. Он не умел говорить о своих чувствах, а ей и не нужно было слышать. Зачем, если это очевидно? Им было так хорошо вдвоем, еще до того, как появилась Госпожа! Не то что теперь.

И все равно Кристина не винила отца в своих бедах, не могла. Она даже не обижалась на него за то, что он не поверил ей, когда она пыталась рассказать ему правду. Пожалуй, никто бы не поверил. При других людях Госпожа вела себя совсем по-другому, у нее была хорошая репутация, монстр просыпался только когда они с Кристиной оставались наедине.

— Что? Да спит твоя дочь, спит! Наелась конфет на ночь, наигралась и отрубилась! Ты мне зубы не заговаривай, все, что делаю я, делается хорошо! А что можешь ты? Чего ты добился? Поверить не могу, что ты такой бездарный!

Это все было настолько несправедливо, что слезы сами брызнули из глаз, хотя Кристина сто раз обещала себе не плакать. Много чести для этой тетки! Но нет, слезы не желали отпускать ее.

Потому что звучала абсолютная ложь. Конфет Кристина не ела так давно, что едва помнила их вкус. Играть она не могла — во время очередного «наказания» Госпожа окончательно сломала ее протез, и теперь Кристина с трудом передвигалась. Дети в школе нашли это очень забавным. Хотя она и раньше была посмешищем, что уж тут. Госпожа ее кормила каким-то странным густым супом, а главное, прекратила давать таблетки. Кристина не знала толком, что от этого будет, но догадывалась, что ничего хорошего. Она уже чувствовала себя намного хуже, у нее часто кружилась голова, и невозможно было сосредоточиться на уроках.

Госпожа и это исказила: