Огонь и ярость. В Белом доме Трампа - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Волф cтр.№ 65

Джаред с Иванкой всегда подначивали президента, но даже они не знали, что топор опустится совсем скоро. Хоуп Хикс, верная тень Трампа, обычно осведомленная обо всех мыслях президента – прежде всего потому, что он сам не сдерживался и высказывал их вслух, – сейчас ничего не знала. Стив Бэннон, хотя давно опасался, что президент вот-вот нанесет удар, сейчас тоже не знал ничего. Не знал и глава администрации. Не знал пресс-секретарь. Президент, собираясь развязать войну против ФБР, против МЮ и против множества конгрессменов, занялся самоуправством.

Во второй половине дня Трамп наконец поделился своим планом с дочерью и зятем. Они немедленно сделались его сообщниками и стали жестко отсекать любые сторонние советы.

В остальном этот день проходил в Западном крыле на удивление гладко и безмятежно. Марк Хэлприн, политический обозреватель и хроникер, освещавший ход предвыборной кампании, ждал в приемной Хоуп Хикс, которая около 17.00 вышла к нему с кое-какой информацией. Там же сидел Говард Кертц с Fox News, дожидаясь назначенной встречи с Шоном Спайсером. А помощник Райнса Прибуса только что выходил к журналисту, приглашенному на пять часов, чтобы сообщить, что придется подождать еще несколько минут.

А почти ровно в пять президент, незадолго до того известивший Макгана о своих намерениях, спустил курок. На первой минуте шестого личный охранник Трампа Кит Шиллер доставил в кабинет Коми в ФБР уведомление о снятии его с поста директора. Во втором предложении этого письма были такие слова: “Настоящим документом вы освобождаетесь от должности и немедленно слагаете с себя полномочия”.

Вскоре после этого почти у всех сотрудников Западного крыла ненадолго создалось впечатление – из-за ошибочного сообщения Fox News, – что Коми подал в отставку. И лишь после того, как разные кабинеты Западного крыла обменялись информационными искрами, до всех дошло, что же случилось на самом деле.

“Тогда на очереди – государственный обвинитель!” – сказал ошеломленный Прибус, не обращаясь ни к кому в отдельности, когда узнал незадолго до пяти часов о происходящем.

У Спайсера, которого позднее будут винить в том, что он не догадался в позитивном ключе пропиарить увольнение Коми, было лишь несколько минут на осмысление этой новости.

Мало того что президент принимал решение единолично, почти ни с кем не советуясь, кроме ближнего семейного круга, – и дальнейшая реакция, и объяснения, и даже юридические оправдания принятой меры поступали почти исключительно от самого Трампа и его родни. О параллельном расследовании Розенстайна и Сешнса, которое могло бы послужить мотивом увольнения, вспомнили лишь в последний момент, и тогда – по указанию Кушнера – его выдвинули в качестве предварительного объяснения отставки Коми. Получалось, что президент действовал исключительно по рекомендации прокуроров. С таким неправдоподобным оправданием вынудили выступить Спайсера и вице-президента. Однако это притворство вскрылось почти немедленно – и не в последнюю очередь потому, что почти все, кто работал в Западном крыле, не желали иметь никакого отношения к увольнению Коми и потому сами помогали разоблачать обман.

Трамп вместе со своими родственниками оказался по одну сторону от трещины, расколовшей Белый дом, а с другой стороны – раскрыв рты и лишившись дара речи – на него изумленно глядели все сотрудники президентской администрации.

Но, похоже, одновременно президенту хотелось, чтобы все знали: да, это он, обозленный и грозный, лично снял Коми. И Розенстайн с Сешнсом тут ни при чем – это его личное дело. Он всемогущий и мстительный президент, его невыносимо бесят и оскорбляют все, кто под него копает. И он намерен защищать свою семью – и она, в свой черед, требует, чтобы он ее защищал.

“Дочь еще погубит отца”, – сказал Бэннон, настроившийся на шекспировский лад.

А в Западном крыле многие прокручивали альтернативные сценарии. Ведь если уж так нужно было избавиться от Коми, то наверняка оставались политически приемлемые способы это сделать, – и их Трампу не раз подсказывали. (Один любопытный вариант – который задним числом выглядел очень забавно, – состоял в том, чтобы устранить генерала Келли из службы внутренней безопасности и посадить Коми на его место.) Но дело, конечно же, было в другом: Трамп желал непременно унизить и оскорбить директора ФБР. Жестокость была важным трамповским качеством.

Снятие с должности произошло публично, на глазах у родственников: самого Коми новость застигла врасплох, он в ту минуту выступал с речью в Калифорнии. А затем президент нанес еще один удар, сделав уже личный выпад в адрес директора ФБР: он дал понять, что сами фэбээровцы солидарны с Трампом, что они тоже презирают Коми.

На следующий день, как будто желая заново упиться нанесенной обидой и заодно покрасоваться собственной личной безнаказанностью, президент встретился в Овальном кабинете с российскими важными чинами, среди которых был и посол России Кисляк, остававшийся в фокусе расследования связей Трампа с Россией. Президент заявил русским: “Я только что снял главу ФБР. Он совсем рехнулся – просто с катушек слетел! Так и навалился на меня из-за России. Теперь вопрос снят”. А затем он поделился с ними сведениями, которые США получали из Израиля от агента, имевшего доступ к секретной информации в Сирии. Речь шла о том, что ИГИЛ, используя лэптопы, тайно проносит бомбы на территорию авиакомпаний. Трамп наговорил достаточно, чтобы скомпрометировать израильского агента. (Этот эпизод очень повредил Трампу в разведкругах, так как в шпионском мире сами агентурные источники принято оберегать старательнее всех прочих секретов.)

“Это же Трамп, – говорил Бэннон. – Он думает, что может уволить хоть все ФБР”.

* * *

Трамп считал, что, уволив Коми, сделается героем. В течение следующих двух суток он излагал свою позицию множеству друзей. Позиция была проста: он дал отпор ФБР. Доказал, что не намерен выпускать из рук государственную власть. Он, чужак, способен выстоять против “своих людей”. Потому-то его и выбрали.

В каком-то смысле он был прав. Обычно президенты не увольняют директоров ФБР потому, что опасаются последствий. Это синдром Гувера: любой президент может стать заложником ФБР, которое что-то о нем знает, и президент, который посмеет обойтись с ФБР недостаточно почтительно, сильно рискует. А этот президент не побоялся дать отпор федералам. В одиночку выступил против той непостижимой силы, против которой давно протестовали левые, – и на которую с недавних пор ополчились еще и правые. “Все должны за меня болеть”, – твердил президент друзьям все жалобнее и жалобнее.

Здесь сказалось еще одно свойство Трампа – неспособность видеть собственные действия со стороны, глазами большинства. Или до конца понимать, чего от него ожидают. Представление о президентстве как о некоем правовом и политическом понятии, которое подразумевает важность ритуалов, внешних приличий и символических сигналов, оставалось для Трампа совершенно недоступным.

Вслед за увольнением Коми правительство охватил какой-то бюрократический спазм. Бэннон пытался растолковать Трампу, что такое профессиональные правительственные чиновники: это люди, которым уверенности придает принадлежность руководящим организациям. Они сознают, что служат высокому делу, и очень, очень отличаются этим от других людей – тех, кто стремится к личной известности. Кем бы еще ни был Коми, в первую очередь он – чиновник. И изгнав его с таким позором, Трамп в очередной раз оскорбил чиновничество в целом.