В означенный день Саша, Леон и Матье отправились в аббатство. Остальные рыцари остались на судне охранять золото. Вышли рано, подошли к аббатству, а там народа полно, в здание, где должен состояться суд, не протолкаться. Довольно много молодых и крепких мужчин, Саша предположил – из орденов. Госпитальеры всегда в походах и боях были верными союзниками, и судьба тамплиеров им была не безразлична. Интерес их не был праздным. Некоторые опасались, что, разгромив тамплиеров, король возьмётся за них. Оружия ни у кого не было, да при желании не пронесёшь. У ворот стояли королевские стражники и внимательно осматривали входивших. Остановились в толпе метрах в ста от здания суда, дальше продвинуться невозможно. Но люди передавали всё, что слышали, дальше. Конечно, получалась своеобразная игра в «испорченный телефон», но основное узнать удалось.
Сначала выступил Великий инквизитор, огласивший вину тамплиеров. Затем инквизиторы-цензоры зачитали показания обвиняемых. В толпе ахали, разражались ругательствами в адрес тамплиеров. А затем де Моле, как Великий магистр, отрёкся от показаний, выбитых пытками. Так же отреклись от оговора приоры и простые рыцари, доставленные из Тампля. Суд инквизиции был недолгим. После короткого совещания Великий инквизитор объявил вердикт – виновны! Сами инквизиторы марать себя кровью не хотели, осуждённых передали в руки короля в виде королевской стражи. На глазах толпы осуждённых вывели из суда, затолкали в железные клетки на подводах и повезли из аббатства.
В том, что Саша и рыцари не попали в здание суда, был свой плюс. Они пошли за обозом. На улицах парижане выкрикивали оскорбления, кидали в тюремные повозки гнилыми овощами, плевали.
– Гореть вам в геенне огненной, проклятые еретики!
Король специально хотел подвергнуть верхушку ордена унижениям, растоптать морально. Рыцари, видя беснующуюся толпу, стискивали зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не набить морду наиболее активным горожанам. Обоз по мосту через Сену въехал на остров Сите и вошёл в тюрьму Консьержери. Рыцари побрели на корабль, пересказали собратьям о суде.
– Если бы нас была сотня, мы могли бы напасть и освободить Великого магистра, – с жаром заявил один из рыцарей.
– А дальше что? Король двинет против нас всю армию и раздавит.
– Плевать! Зато умрём, как воины!
С этого дня Александр каждое утро ходил в город, посещал площади возле рынков, другие людные места. И дождался. Три дня спустя после суда появились глашатаи, объявившие о казни еретиков на Еврейском острове. В те времена был такой у западной оконечности острова Сите, их разделяла маленькая протока. Со временем протока заилилась, и острова стали единым целым. Казнь была назначена на 18 марта. Памятуя о огромной толпе на суде в аббатстве, Александр арендовал лодку с лодочником на весь день. Далеко за полдень вернулся на судно и пересказал рыцарям горестную весть. Помрачнели рыцари. Для них Великий магистр, хоть орден распущен папой, как знамя, символ, их старший товарищ.
– Надо быть, – решили рыцари.
Двоим надо было остаться у казны. Чтобы не было обид, бросили кости. Присутствовать на казни выпало Саше, Леону и Марку.
Между тем на Еврейском острове готовили эшафоты для казни и площадку из дерева, на которой будут установлены кресла для короля, свиты и папы. Они лично хотели насладиться казнью.
Поскольку суд уже состоялся и в вердикте никто не сомневался, по Франции прошли показательные казни сожжением. В самой Франции были сожжены 538 рыцарей-тамплиеров, на Кипре – 75, на Майорке – 25. Более тысячи тамплиеров были разосланы по монастырям, где заключены в темницы. Большинство из них прожили год-два, умерли от голода.
Так папа предал своих верных воинов. Наряду с госпитальерами и тевтонцами тамплиеры внесли наиболее весомый вклад в Крестовые походы и борьбу с мусульманами.
Кстати, Ногарэ, приложивший руку к смерти папы Бонифация, противостоявшего королю Филиппу, был папой проклят и умер в марте 1313 года, за год до казни тамплиеров.
Наступило утро самого чёрного дня для ордена тамплиеров. С утра народ стал собираться на Еврейском острове. Стражники выстроились цепью, чтобы парижане не заняли смотровую площадку для короля, папы и вельмож.
Саша с рыцарями с утра направились на набережную, нашли лодочника, получившего задаток, уселись в лодку. Такими предусмотрительными оказались не только они. У Еврейского острова уже стоял с десяток лодок, набитых в основном богатыми парижанами, ибо стоимость аренды резко возросла. С воды прохладой и сыростью тянуло, зябко. Александр, ещё толком не выздоровевший, начал кашлять. Время тянулось томительно медленно, час проходил за часом, а на Еврейском острове никакого движения. Солнце начало катиться к горизонту, предвещая близкий вечер. И только тогда из Консьержери вышла процессия. Впереди католический священник с большим крестом в руках, за ним несколько стражников, потом узники, обречённые на казнь.
У всех троих – де Моле, Ганневиля и Шарнэ – железные цепи на руках и ногах. На ногах кандалы короткие, только полшага сделать можно, из-за чего походка семенящая. За узниками идёт палач в красном балахоне и красном колпаке с прорезями для глаз, за ним его помощник, одетый в такие же одежды. И замыкает всю группу инквизитор с Библией в руке. Толпа безмолвствует. Саша и рыцари сразу узнали Великого магистра. Обросший, седой, одежда – просто рубище ветхое, но осанка прямая, даже горделивая. Приоры выглядели хуже, подавленными. Взошли на эшафоты, для каждого – свой. На деревянном помосте крест, к которому палач и помощник привязали обречённых. И снова заминка. Потом стражники проложили через толпу зевак, растолкав их, проход. Из королевского замка показалась процессия. Впереди сам Филипп в красном камзоле и меховой накидке. Отстав на полшага, по бокам самые близкие придворные – канцлер Пьер Флотт и адъютор королевства Ангерран де Мариньи. А уже на дистанции пяти шагов остальные вельможи, вроде военного маршала. Сбоку короля – папа.
Король прошествовал на площадку, уселся в кресло, остальные придворные стояли. Папа тоже сел в кресло. Филипп кивнул:
– Можете начинать.
К обречённым подошёл инквизитор, громко, чтобы слышал король, спросил:
– Признаёшь ли ты свою вину в ереси, Жак де Моле?
– Нет! – твёрдо ответил Великий магистр.
– Он упорствует в своих заблуждениях! – завопил инквизитор.
Инквизитор с таким же вопросом подошёл к приорам и получил ответ – нет! К осуждённым подошёл священник:
– Желаешь ли ты покаяться в своих грехах, сын мой?
– Нет!
Священник обошёл и приоров.
– Эти грешники не желают покаяться и попадут в ад! – подняв руки, громко сказал священник.
Король спросил у Великого магистра:
– Желаешь ли ты попросить у меня прощения и милости? Может быть, я тебя и помилую.
– Нет!
– Приступайте! – сказал де Мариньи палачу. Помощник палача стал подносить из приготовленной заранее кучи валежник, а палач обкладывал им приговорённых. Всё подготовив и взяв в руки факел, палач посмотрел на короля. Филипп махнул белой перчаткой, и палач поднёс факел к сухим веткам. Огонь вспыхнул сразу, затрещал. Пламя охватило де Моле снизу, а верхняя часть туловища скрылась в дыму. И вдруг, когда толпа ахнула, де Моле громко закричал. Не от боли, хотя она была жуткой, и не о пощаде: