Простить нельзя помиловать (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лавряшина cтр.№ 65

Осторожно подобравшись к ее постели, Дина, как в первый день, встала рядом на колени, стараясь не задеть капельницу, вернувшуюся на место, и робко заглянула в лицо, которое уже так хорошо знала. Слишком хорошо, чтобы спрашивать:

– Вы на меня не сердитесь?

Лилины пальцы вплелись в ее волосы:

– Да что ты, дурочка…

– Вы ни на кого не сердитесь…

– А на кого мне сердиться?

У Дины вырвалось:

– Я так и знала, что вы это скажете! Но ведь у них… у него же ничего не вышло! Он все вам испортил…

Резко сведя брови, Лиля мотнула головой:

– Ничего он не испортил! Даже не думай так. Он сделал все, что мог…

– Врачи вечно этим отговариваются! Если б все правильно сделал, не пришлось бы убирать этот сустав. Он же швейцарский, не мог быть плохим!

Улыбнувшись, Лиля снова потрепала ее макушку, но осторожно, едва двигая рукой, чтобы не сместить иглу, запущенную в вену:

– Протез был что надо! Это я до него не дотянула по качеству. Нахватала инфекций всяких…

Дина сразу сникла, вспомнив, что уже слышала об этой скрытой инфекции.

– И что теперь будет?

– То же, что и раньше. Никакой трагедии не произошло, Динка. Надо было раньше догадаться, что в такой деревенской девушке, как я, всяким импортным штучкам не прижиться. Несовместимость. Мой глубинный патриотизм отторгает их еще на уровне скелета.

– Очень смешно!

– Ну, я уже поплакала немножко, хватит.

Отклонившись, Дина осмотрела ее с недоверием:

– Вы плакали?

– А ты думала! Не такая уж я железная леди… От слез не заржавею.

– Он хоть извинился?

Лиля сделала строгие глаза:

– Девушка, вы мне бросьте на доктора нападать! Ему сейчас, может, еще хуже, чем мне. Знаешь, как обидно, когда хочешь помочь человеку и понимаешь, что ничего не можешь сделать!

– Не знаю. Мне в жизни никому не хотелось помочь. Ну, не то чтобы совсем, но вот так, чтобы прямо обидно было. Разве что вот сейчас…

Дине вдруг вспомнилось:

– Он ведь меня выписать хочет! Прямо сегодня хотел. Может… Может, вы его попросите, чтоб оставил меня тут, пока вас не выпустят?

– У них, наверное, коек не хватает, это же вечная больничная история…

Лилин голос прозвучал виновато, и Дине вдруг вспомнилось, как мама сказала по уже забывшемуся поводу, что интеллигентный человек чувствует свою вину за все, что происходит в мире не так. Она называла это сопричастностью. Дина тогда подумала: «Вот еще, дурость какая! Почему это я должна быть виновата за то, что какой-нибудь идиот, похожий на тупую обезьяну, творит на другом материке?» Но в случае с Лилей это, похоже, проходило. В глазах – просьба не держать зла на тех, кто уже устал ощущать себя виноватым.

– Тем более, солнышко, ты же в травме должна лежать. Но я спрошу у Игоря Андреевича. Может, все не так плохо.

– Сколько они еще вас продержат?

Ее взгляд ускользнул:

– Даже не знаю. Об этом мы пока не говорили. Думаю, пока швы не снимут. Что им потом со мной делать?

Протяжно вздохнув, Дина насупилась:

– А если попросить мне тут у вас какую-нибудь раскладушку поставить? Если им действительно койка так нужна…

– С твоим-то позвоночником на раскладушке? На это Игорь Андреевич в жизни не согласится.

У Дины нервно дернулась, поджалась верхняя губа. Ей самой будто со стороны увиделось, как она оскалилась, защищаясь.

– А ему-то какое дело? Пусть считает, что выписал меня. Он же не будет проверять, на чем я дома сплю!

– Это другое дело, пока ты здесь, он несет за тебя ответственность.

Лиле трудно было удерживать взгляд, так хотелось перевести его на темное окно, за которым, кажется, уже и нет ничего, ведь невозможно было отделаться от омерзительного ощущения, что это она не позволяет девочке остаться. Ей и самой хотелось, чтобы это строптивое и несчастное существо просто возилось рядом, бормотало что угодно, рисовало. Помогать не обязательно, на это больничный персонал есть! И хотя с ними тоже и разговоры за полночь, и секреты, но все же это совсем не то, что с Динкой.

И так трудно теперь разорвать ту невидимую другим связь, что возникла между ней и девочкой за время изоляции от мира. Может, потому, что по возрасту Динка могла быть ее дочерью, и Лиля неожиданно ощутила, как не хватает ей именно таких отношений… А может, совсем не поэтому. И рисунок не закончен, и так много еще не сказано… Даже не успели смоделировать ту жизнь, что ждет Дину за порогом больницы, а ведь это так важно для девочки. Как она сможет шагнуть в неизвестность, не преодолев страх?

– Вообще-то у меня были некоторые планы на твое время после выписки. Ты не смогла бы пройтись по школьным базарам, прикупить моей Татьянке всякие ручки-тетрадки? Деньги у меня есть. Боюсь, что они из деревни приедут только к сентябрю, у Танюшки же ангина, когда успеем приготовиться? А ведь первый класс – это ужасно серьезно, правда? Не хотелось бы наспех… Это не очень тебя напряжет?

– Да ну! Вообще не напряжет!

Лиля солгала. Этих планов у нее не было, только сейчас, минуту назад, осенило, чем занять Дину, чтобы ощущение ненужности не удушило ее в первый же вечер. А приготовление к новому учебному году – это почти так же радостно, как в декабре, когда опускается уточнение «учебному»… Пусть память поманит девочку картинками десятилетней давности, шорохом разноцветных листьев, запахом новых учебников, капроновой пеной бантов. Веселые воспоминания вызовут не только слезы, от которых еще долго не избавиться, но и улыбку, пускай она вновь войдет в Динкину жизнь и останется в ней после того, как девчонке наскучит навещать свою невезучую больничную знакомую… От этого ведь не уйти.

«Ага, перспектива проступила! Глаз заблестел», – отметила она с облегчением, увидев, как оживилась Дина, только представив ту праздничную суету, что предложила ей Лиля. А что будет, когда это все из будущего станет сегодняшним: два шага – и ты уже в нем!

И когда девочка распрощалась с ней почти весело и отправилась в свою палату, за которую уже не собиралась цепляться, Лиля увидела, что Динка совсем по-другому держит спину: не ожидая очередного удара сзади.

* * *

– Я почувствовала, что найду тебя здесь!

Румянец под смуглой кожей угадывается, как сдерживаемая страсть. Игорю Андреевичу нравилось видеть Надю разгоряченной, чуть запыхавшейся и все равно пахнущей свежестью, какой она, собственно, всегда прибегала из своего корпуса. Сейчас Костальский не ждал ее, просто вышел покурить под защитой старых дубов, глянуть, не позолотил ли начавшийся сентябрь их волнистую листву?

Но увидев Надю, неожиданно для себя обрадовался: она не приходила к нему после того не слишком приятного для обоих разговора возле второй палаты. Вчера опустевшей Лилиной палаты.