Простить нельзя помиловать (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лавряшина cтр.№ 56

– Читательницам моим.

– Вы за них сочинения пишете?

– Сочинения! Да я уже с двумя заочно выучилась в разных вузах. И контрольные им делала, и дипломы писала. Это интересно.

– Они хоть платили вам?

Лиля тряхнула головой:

– Не-а!

И засмеялась, как бы признавая себя простофилей. Он в изнеможении простонал:

– Лиля, да вы что?! Другие этим на жизнь зарабатывают! И неплохо!

– Но это же мои девчонки! Как я могу брать с них деньги?!

Вздохнув, Костальский махнул рукой:

– Ладно, проехали. Вы неисправимы… Значит, не собираетесь писать о вашем дяде? А мне хотелось бы почитать. Или так расскажете?

– Да я не так уж много и общалась с ним… Как можно общаться с гением? Я даже тогда понимала, что он в другом измерении находится, даже если делает вид, что пьет с нами чай. Вот честное слово, никогда не могла понять, как он пишет свою музыку! Это просто выше моего понимания! Наверное, выше понимания любого обыкновенного человека.

Отставив стакан, Костальский поднялся, сунув руки в карманы халата, подошел поближе к кровати и остановился над собеседницей, рассматривая сверху.

– А себя вы всерьез считаете обыкновенным человеком?

– Нет, я, конечно, уникальна! – подхватила Лиля. – С точки зрения ортопеда…

Он дернул подбородком, как будто она чем-то его обидела:

– Да бросьте вы! К обыкновенным людям другие так не тянутся. Я ведь вижу, что в отделении творится: наши медсестры от вас часами не выходят, иногда даже гонять приходится, больные к вам то и дело шастают, посетителей толпа… Даже этого волчонка – Дину Шувалову – вы и то как-то приручили…

– Да ее просто надо было кому-то выслушать! Как и всех остальных… Но вам ведь некогда, а у меня времени – навалом. Чего-чего, а уж времени… Только читаю и слушаю исповеди.

Костальский сделал строгое лицо:

– А упражнения делаете?

– А то как же! Но сутки от этого короче не становятся.

Тут у него, неожиданно для самого себя, вырвалось потаенное:

– Жизнь вообще слишком длинная…

Лиля перестала улыбаться:

– Вам тоже так кажется?

– И вам? – удивился он.

С ее-то жизнерадостностью грезить об уходе…

– Я гоню эту мысль. Но иногда размечтаешься: а вдруг в следующей жизни мне достанется лучшее тело? За что-то меня наказали этим…

– Тогда за эту жизнь вам должно достаться тело Мэрилин Монро, – пошутил он, пытаясь вернуться к тому легкому тону, с которого они начали разговор.

И она поддержала:

– Я согласилась бы и на Софи Лорен!

– О! Тоже неплохо. Роскошная грудь у этой женщины. Недавно показывали ее визит в Москву: постарела, конечно, но все еще хороша. Так что если вы станете похожей на нее…

– Вы в меня влюбитесь!

Это должно было прозвучать шуткой, но у обоих отчего-то съежились улыбки, как будто они заглянули в окно и увидели чужую любовь. И стало неловко до того, что Лиля пробормотала:

– Такие вот дела…

А Костальский оглянулся на столик:

– Сока не хотите? А то я тут все выдул у вас…

– Нет, не хочется.

– Я вас утомил, похоже, а вам нужно набираться сил. Может, поспите?

Она покорно согласилась:

– Наверное, нужно поспать. Время быстрей пройдет.

– Вы так торопитесь покинуть меня?

– Но вы же не станете меня удерживать?

Так он и ушел, унося не высказанным ответ, который еще в нем не сформировался, не оформился ни в слова, ни в желание. Да и стоило ли что-то отвечать, она сама все понимает…

В любом случае у них остается их будущая жизнь.

* * *

– Можно я вас нарисую?

– Меня? – Лиля изумилась совершенно искренне. Никто никогда не предлагал ей этого. – А поинтересней лица здесь разве нету? Нашла на кого бумагу тратить…

Дина упрямо нахмурилась и стала похожа на обиженного бычка с крутым и смуглым от природы лбом. Забавная такая девочка. Даже представлять не хочется, каково ей одной в целом мире… Так Лиля сама жила до своей Танюшки. Нет, у нее все-таки были и родители, и сестра, и даже муж какое-то время. И все же только когда маленькое, еще не виданное, не названное шевельнулось в ней, быстрым пузырьком пробежало по низу живота, она почувствовала, как ощущение одиночества осыпается с души бесцветной пыльцой.

Если слабая память не изменяет, усмехнулась Лиля про себя, впервые она осознала одиночество, когда ее везли в госпиталь. Знать бы сразу, как там будет весело и скольких она обретет друзей, может, и не крючило бы так всю дорогу. Правда, и там иногда все же прихватывало и тянуло погрузиться в одиночество еще большее, лишенное детских голосов и беззлобных окриков нянечек. Чтобы изведать в полной мере и освободиться. Но как спрятаться от других, если загипсованная лежишь на кровати?

Дина, насупившись, продолжала настаивать:

– А мне хочется вас нарисовать.

– Ну, если так хочется… – не чувствуя желания продолжать борьбу, сдалась Лиля. – Не могу вам отказать, девушка! А мой изящный носик можешь подкоротить на портрете? Ну, хоть чуть-чуть!

– Да нормальный у вас нос, что вы к нему прицепились?!

– Я – к нему? Я всегда думала, что это он ко мне…

Дина деловито распорядилась:

– Лежите-ка и не шевелитесь.

– Господи, да я только этим и занимаюсь! Яки чурка с глазами… Такие вот дела, – так она говорила, когда разговор не клеился и следовало заполнить паузу.

Смешная девочка. Высунула кончик языка – так старается. Как может ребенок нарисовать портрет? Для этого нужно влезть в шкуру того, кто перед тобой, презрев его естественное желание покрасоваться перед будущей публикой. Разве это под силу семнадцатилетней, еще ничего толком в этой жизни не пережившей? Хотя как раз этой девочке может открыться большее, чем любой из ее сверстниц. Вот только Дина с радостью отказалась бы от этого страшного дара, можно не сомневаться…

Как Игорь Андреевич, не колеблясь, отрекся бы от таланта хирурга, лишь вернуть свою маленькую дочь… После их странного разговора Лиля ночью расспросила о Костальском медсестру, и вновь открывшееся об этом человеке то, чего она не знала до сих пор, словно высветило его особым, всепроникающим лучом, а ее сердце обволокло жалостью. И сразу стало понятно, почему он назвал свою жизнь невыносимо долгой… А она еще смела удивиться, к счастью, не высказав этого вслух, на что ему-то в этой жизни жаловаться?! Известный хирург, красивый мужчина, любимец больных и персонала. Бедный, бедный…