Скифы. Исчезнувшие владыки степей - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев, Александр Инков cтр.№ 32

Бляха в виде оленя, найденная в станице Костромской

С поклонением высшим богам и Таргитаю были связаны многие другие скифские ритуалы. Среди них — и обычай «священного брака» с Богиней-Матерью. Первоначально у разных народов первобытный «царь», вступая в брак с Землёй, становился залогом плодородия почв, — и приносился в жертву за урожай по истечении года. Но скифское общество уже достаточно далеко ушло в своём развитии для сохранения этого обычая в первоначальной форме. Потому царя заменяло другое лицо. Геродот описывает эту ситуацию так.

Каждый год происходил у скифов праздник в честь священного золота, на котором лично цари приносили посланным с неба золотым реликвиям Колаксая «большие жертвоприношения». Эти величайшие святыни скифов, дары Папая, сами почитались как живые боги и являлись залогом грядущего благополучия. К золоту на празднике приставлялся охранник, который должен был охранять его и ночью, под открытым небом. Если он уснёт, то, «как считается у скифов, не проживёт и года. Поэтому ему дают столько земли, сколько он сможет объехать на коне за один день». Очевидно, что Геродот не вполне понял сущность скифского обычая. Охранник, заночевавший на лоне Земли рядом с дарами её божественного супруга, как бы совершал «священный брак», заменяя в этом качестве царя. Он и становился символическим царём на год — получая даже некоторые «владения». Однако к следующему празднику земная жизнь его завершалась — надо думать, вовсе не естественным путём, — становясь законной жертвой Земле и Небу за благо скифов.

Что касается лично царя, то он выступал теперь как супруг Табити, «царицы скифов». Именно ритуал приобщения этому высшему браку, как полагают, изображён на бляшках из Чертомлыка. Табити выступала как хранительница защищённого огнём священного золота, а само оно — как её частичное воплощение. Совершая подношения золоту и испивая в честь богини ритуальный рог, царь скреплял свой союз с вечной царицей всего своего племени.

Бляшка, изображающая битву греков со скифами. Курган Чертомлык

Другим пережитком «священного брака» был совершавшийся какое-то время в знатной скифской среде брак кровнородственный — когда цари и воины символически или действительно вступали в первый брак с матерями. Этим они подражали первопредку Таргитаю. Память об этом в античном мире дожила до рубежа нашей эры, когда скифов ещё упрекали в подобном противном естеству обычае. Однако на практике он тогда уже отмер. Возможно, в притчевой форме об отмене кровосмешения рассказывает передаваемая Аристотелем скифская легенда. Будто бы скифский царь, имея в своём табуне редкостную кобылу, решил свести её с лучшим из рождённых ей жеребцов. Однако жеребец упорно сопротивлялся, и только когда кобыле накрыли голову, покорился заводчикам. Но когда кобылу после случки открыли и он увидел её, то вырвался из рук людей, безумно понёсся и бросился с обрыва.

Как бы то ни было, ко временам Геродота обычая кровосмешения не существовало уже и в царском роду. Правда, скифские цари брали в жёны старших супруг своих отцов — не являвшихся их матерями. Не исключено, что с этим связано появление и наследования власти младшим сыном, существование коего у скифов предполагают многие учёные.

Кое-что можно сказать о том, как в скифских мифах представала картина мира. Скифы представляли свою страну (а изначально, вероятно, и всю землю) в виде идеального равностороннего квадрата. Ограничивали ведомую им землю с юга море, а с севера — горы, достигающие небес. Путь к ним закрыт заснеженной пустыней, — в которой, как думали скифы, ни один человек жить не может из-за постоянных снегопадов. Белые перья, — как образно говорили скифы, — там «наполняют воздух и из-за них невозможно ни видеть, ни пройти вглубь страны». С северных нагорий стекают великие реки Скифии, набирающие силу от снегов и впадающие в море. У гор и за горами, на крайнем северо-востоке, располагали скифы мифические страны блаженных. Но ближайшие к ведомому миру с севера и востока страны населены враждебными народами — оборотнями, людоедами, одноглазыми исполинами и чудовищными грифонами, стражами горного золота.

Жречество у скифов делилось на два разряда. Одни составляли наследственные жрецы авхаты, «светлые», жреческая каста, происходившая от Липоксая. Жрецы, собственно, являлись скорее шаманами, и основным их назначением являлись прорицание и гадание. Соответственно, Геродот и называет даже потомственных «от отцов» священнослужителей «прорицателями». По его словам, «они прорицают с помощью большого числа ивовых прутиков следующим образом: принеся большие пучки прутиков, они, положив их на землю, разъединяют и, вкладывая прутья по одному, вещают, и, произнося прорицания, одновременно снова собирают прутья и опять по одному складывают их».

Другая разновидность прорицателей принадлежала, однако, к воинскому сословию паралатов. Это были, по общему убеждению, потомки разорителей храма Астарты (по-скифски Аргимпасы) в Аскалоне, периодически поражаемые за это преступление женоподобием. Болезнь эта нередко встречалась собственно в царском роду, начиная с Анахарсиса. Название женоподобных прорицателей «энареи» чётко толкуется из древнеиранских языков как «немужчины». При устойчивых признаках полового бессилия знатный скиф объявлял себя энареем и в знак этого переодевался в женскую одежду. Энареи возводили своё пророческое искусство к Аргимпасе и, в отличие от наследственных жрецов, гадали по коре липы. При этом кусок коры разрезался на три части, и «прорицатель» пророчествовал, «переплетая и расплетая их вокруг своих пальцев». Энареев почитали и боялись, воздавая им настоящее поклонение.

Стоит отметить, что в трактате «О воздухе, водах и местностях», приписываемом знаменитому врачу Гиппократу, «божественной болезни» энареев даётся вполне рациональное объяснение. Древнегреческий врач считал, что она вызывается, с одной стороны, поражением бёдер вследствие постоянной верховой езды, с другой — неверным лечением через кровопускание. «Лечатся они следующим образом: при первых признаках болезни разрезают с обеих сторон жилы позади ушей; когда прекратится кровотечение, от слабости впадают в дремоту и засыпают; затем пробуждаются одни здоровыми, другие — нет». Не всё это согласно с современной наукой, но рациональное зерно в построениях древнего медика есть. Во всяком случае, он справедливо указал в доказательство своего вывода, что болезни подвержена знать, проводившая на коне наибольшее время.

Самым важным и самым рискованным делом для прорицателей обеих категорий было гадание о царской болезни. Вообще считалось, что болезнь царя вызывается ложной клятвой какого-либо скифа «царскими очагами». Такая клятва, разумеется, вызывала гнев божественной супруги царей, Табити. Соответственно, прорицатели должны были назвать виновника происходящего. Для гадания приглашали трёх самых «знаменитых» шаманов. Когда они кого-то называли, то обвиняемого доставляли к царю. Чародеи обвиняли его затем публично — в ответ получая, конечно, чаще всего отпирательство и негодование (независимо от справедливости обвинений). Тогда призывались другие шесть прорицателей. Если они подтверждали приговор первых, то обвиняемому отрубали голову, а имущество его по жребию отдавалось первым трём обвинителям. Если же нет, то призывались ещё две партии шаманов поочерёдно, каждый раз большая. В случае, если большинство выносило решение в пользу обвинённого, саму первую тройку осуждали на смерть. Геродот в красках описывает процедуру расправы над несправившимися в этом или в других случаях лжепророками. Связанных по рукам и ногам, их буквально запихивали в груду хвороста, наваленного на запряжённый быками воз. Затем хворост поджигали и гнали быков. Во время казни иногда гибли и быки. По приказу царя расправлялись также и со всем потомством мужского пола, оставшимся после горе-прорицателей.