Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга - читать онлайн книгу. Автор: Борис Алмазов cтр.№ 118

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга | Автор книги - Борис Алмазов

Cтраница 118
читать онлайн книги бесплатно

На первый взгляд совершенно барабанно — сталинская тематика «спортсмены-рекордсмены» и «ударники-стахановцы», но это всего на первый взгляд. В искусстве ведь важно не только то, что изображено, сколько, как изображено. Содержание — строго говоря, «не убеждает и не затрагивает» — «казенный оживляж»! (Так ведь и ренессансный праздник жизни XV века достаточно театрален и, с точки зрения реализма, весьма далек от действительности на доме постройки 1914 г.) А вот исполнение! Интереснейшие многофигурные горельефы, с безупречным знанием композиции, анатомии. Опять только ахну да руками разведу — Академия!

Не сталинской эпохе памятник создавали два мастера, достойные представители целого клана архитекторов, а памятник родителю! Это понимание высоты таланта и мастерства, почтительное сыновнее уважение к работе мастера и собственное, достойное мастерство! Это памятник мастерам, которые, несмотря ни на какие кошмары, включая прямое истребление, — выжили, не сломались, не переменились, не поглупели, не разучились работать и не утратили мастерства! И все-то они понимали, все видели и казенной пропаганде не верили никогда! Доказательства? А вот этот дом и этот фриз, где мастерство много глубже идеологического заказа! Где уверенность, что связь времен не может быть прервана даже революциями, даже голодом и лагерями, если сами мастера не сдадутся, не опустят руки, не растеряют способности и желания творить! А эпоха, надеюсь, прошла и содержание «сталинских барельефов» нынешним молодым малопонятно, а взволновать оно и прежде никого не могло! А вот мастерство, то затаенное, что исчезло во многих казенных шедеврах, — здесь осталось! Не побоюсь высоких слов — горельефы этого дома согревает самое главное человеческое чувство — любовь. Ее заваливают мусором анекдотов, подменяют ее духовную божественную сущность животными инстинктами, а ничего сделать не могут. Все так же рождаются дети и это все такое же чудо, как и тысячелетия назад, и матери все так же любят и ласкают их, а сыновья все так же преклоняются перед мужеством и мастерством отцов. А, скажут мне, — это один случай на миллион. Так ведь этим одним случаем и живы все остальные человеки, населявшие в тот момент и потом планету. И это величайшее счастье, когда подобный, пусть даже единичный случай запечатливается в искусстве. Кстати, и случай не единичный. Я знаю, по крайней мере, два! Вот Вайтенсы, а вот замечательные художники — Трауготы: все их работы помечены тремя инициалами — двух братьев и отца. Его уже давно не было на свете, а они так и подписывались — первая буква — имя отца, а две другие — братьев. И никакая эпоха, никакие запреты и даже насмешки ничего с этим поделать не могли! Эпохи приходят и проходят, — искусство, освященное любовью, живет много дольше. По меркам человеческой жизни — вечно, то есть — всегда!


Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга

Каменноостровский пр., 39


P. S.

«Что мы сажаем, сажая леса?» — было такое стихотворение С. Я. Маршака. В конце 1940-х — начале 1950-х годов вся страна осуществляла лозунг: «Превратим нашу Родину в цветущий сад!» Замечательный, кстати, лозунг! И он выполнялся, и как всегда с энтузиазмом. Горжусь, что шестилетним «клопом» ходил с ведерочком по Пороховскому кладбищу и собирал желуди. Потом относил их в ближайшую школу, там формировались посылки с семенами, которые отправлялись в засушливые районы. А я-то уж побывал тогда на Дону, на моей многострадальной казачьей родине, и что такое засуха и суховеи, еще тогда понял!

Тонны сосновых и еловых шишек, кленовых и других семян, что шли на юг вагонами! Я помню ежегодные весенние и осенние посадки деревьев около домов и вдоль школьных оград. Это было замечательно! С тех времен, теперь уже расширяясь самосевом, тянутся тысячи километров лесополос вдоль пахотных полей и вдоль железных и автомобильных дорог и даже состарившиеся фруктовые сады на питерских окраинах.


Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга

Большой Сампсониевский пр., 94


А при чем тут архитектура? А при том, что этот очередной подвиг советского народа нашел свое отражение в барельефах, которые приблизились в своем социалистическом реализме чуть ли не к газете. На новостроенных зданиях появились лесопосадочные сюжеты. Пребываю в гордой уверенности, что на барельефе на углу тогдашнего Кировского проспекта и улицы Мира, в какой-то степени отражен и мой трудовой героизм — уж больно была похожа на старшеклассниц моего детства девушка, сажающая дерево, да и юноша выглядел физкультурником. И вдруг я обнаруживаю, что появилось это произведение архитектора В. В. Шауба в 1912–1913 годах.

* * *

Каменноостровский пр., 13 (1912–1913 гг., арх. В. В. Шауб).

Большой Сампсониевский пр., 94 (1951 г., арх. А. В. Жук).

Маскарон умер! Да здравствует маскарон!

Пять нарисованных профилей, как бы отрубленных голов героев декабристов, с обложки герценовского журнала «Полярная звезда» красовались у нас в учебниках истории и литературы.

Четыре написанных масляными красками «под белый мрамор» или вылепленных, и даже действительно мраморных: Маркс — Энгельс — Ленин — Сталин, спутники моего октябрятско-пионерского детства. Чаще два профиля вождей революции. Иногда внахлест: Ленин — дальше, Сталин — ближе, иногда врозь, как на двух колоннах, обозначавших границу города на улице Коммуны, мимо которых меня возили в пионерский лагерь в Колтуши.

Я догадался, откуда пошла эта традиция «отрубленных голов», когда прочитал гомеровскую «Илиаду» в переводе Гнедича, с иллюстрациями Ф. Толстого и увидел его великолепные «тарелки» — медали, посвященные войне с Наполеоном, кои в свою очередь были подражанием античным медалям и геммам. Имперский сталинский стиль искал вдохновения в ампире XIX столетия, и нельзя сказать, что безуспешно.

Медальные профили вождей разной степени художественной ценности и полководцев [139], гипсовые пионеры с горнами и барабанами, летчики, глядящие в небо из-под гипсовых ладоней, а также тогда еще совсем новые солдаты в плащ-палатках с обнаженными головами на братских могилах недавней войны — мои современники.

Правда, иногда заметны в маскаронах веселые казусы, как, например, пуговица-заклепка на каске солдата-победителя, говорящая только о том, что блестящий и заслуженно прославленный архитектор Левинсон композиционно разместил ее правильно — требуется тут какая-то точка, а вот настоящей-то каски сам не носил и, скорее всего, даже не видел.

Среди профилей, голов и маскаронов, стандартных пионеров в галстуках, рабочих и колхозниц, солдат в пилотках и моряков в бескозырках, вперемешку с лавровыми венками и дубовыми ветвями, с колосистыми орнаментами и многочисленными гербами, порой помещенных в стародавнее обрамление вместо двуглавых орлов, нет-нет да и мелькало нечто, проскочившее сквозь сито партийной цензуры. Из роскошного куста декора с необыкновенными, никогда не произраставшими растениями и пятном, заключенным в рамку (где, казалось бы, должны красоваться какие-то пламенные слова правды, ан пусто! Что говорить-то, все и так понятно! Народ между строк читать научился!), по Московскому проспекту дом № 208 [140], вдруг высовывается чудовищная рожа! Никакой не бог античный и даже не маскарон «растительный». Из упорядоченной, стройной и покорной лепнины торчит демонический кошмар!

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению