Кетану пришлось напрячь все силы, чтобы выдержать невыносимый гнёт сгустившейся над землёй Силы. Кое-как он сполз с седла и коснулся ногами земли. Почувствовав рядом движение, он взглянул направо — это была Эйлин, она подошла к нему, держа прямо перед собой лунный жезл. Цветок на навершии вяло опустил лепестки, словно из него высосали все живительные соки. Слева держался Хардин, а позади — Гьюрет и Лиро. Затем оборотень почувствовал, что действительно стоит на каменной мостовой, и убедился, что колонны сделаны из настоящего камня.
Сюда же потянулись туманные призраки, смутно походившие на живых. Однако лиц нельзя было разглядеть, и ни один не приблизился настолько, чтобы до него можно было дотронуться рукой.
Все трое, прискакавшие раньше остальных, стояли так же твёрдо, как Джаката. В середине — Ивик, обеими руками державший посох. Он возвышался над всеми, словно стал выше ростом; то, что воодушевляло его, не вмещалось в тесные границы человеческого существа. По левую руку от него стояла Элайша, её браслеты пламенели сверкающими огнями. Лицо волшебницы дышало таким спокойствием, которое достигается, когда человек соберёт воедино все силы своей души и знает, что готов встретить любые испытания.
Меч и шлем Фирдуна лежали на земле у него за спиной, как будто он отбросил человеческое оружие и доспехи, осознав их бесполезность в предстоящей схватке. В нём ничего не осталось от юноши, только-только покинувшего Гнездо Щеки осунулись, лицо посуровело, словно он собрал все силы для решающего поединка.
Тут вперёд вышла ещё одна участница, очень заметная благодаря своей чёрной шкурке. Она подошла с деловитым видом, точно её сюда позвали и она явилась на зов. Юта приблизилась к Элайше и замерла возле неё, как статуя.
Кетан шагнул вперёд, чтобы присоединиться к своим товарищам, вместе с ним это сделала Эйлин, она не отставала от него ни на шаг. Возможно, это окажется не их битва. Он чувствовал, как в его душе пробуждается пард, требуя выйти на волю, приняв зримый облик; хлынувшие на него волны энергии придали сил зверю, но Кетан удерживал его в подчинении, сохраняя человеческое обличье. Что-то подсказывало ему, если он сейчас уступит и выпустит на волю второе «я», то навеки утратит способность быть человеком.
Рядом с собой он слышал голос Эйлин, тихо напевавшей едва понятные древние слова. Хотя на небе не было её покровительницы — луны, Эйлин творила ритуальные заклинания. И лунный цветок на её жезле начал оживать.
Фирдун не сводил глаз с того, что открывалось перед его взором. Взгляд грифонийца был устремлён вовсе не на колдуна в красном плаще. Тот был не более, чем ключ во вратах; главная же опасность, с которой предстояло сразиться, таилась за его спиной.
Джаката давно заметил их присутствие. Весь воздух пронизывали магические токи. Но тёмный чародей ни разу даже не взглянул в сторону противников, сосредоточившись на магических действиях, которые должен был произвести.
Чёрный жезл Джакаты коснулся одного, затем другого волхва. По его мановению волхвы восстали, но не в телесной оболочке, а в виде двух призрачных теней. Эти призраки показались Кетану более материальными, чем те, которых он только что видел в древнем городе. Но все человеческое и светлое в этих существах отбросили за ненадобностью.
Призраки встали по обе стороны Джакаты и на глазах стали меняться — они росли и вырисовывались все отчётливее И вот обратили взоры на Ивика и его товарищей.
Перстень на руке мага загорелся яркими лучами. Он так крепко держал свой посох, словно тот служил ему единственной опорой.
— Нивор! — Призрак, возникший рядом с Джакатой по левую руку, обрёл ясно различимые черты В них не было ничего безобразного или пугающего — напротив, этот лик сиял безмятежной красотой, однако, при одном взгляде на него, на Фирдуна повеяло холодом смерти.
— Нивор! — произнесли эти уста с затаённой усмешкой. — Какая нечаянная радость!
Лицо Ивика оставалось суровым Его взгляд устремился мимо призрака, который силился привлечь его внимание к себе и Джакате.
— Здравствуй, братец! — снова обратилось к нему видение кротким и ласковым голосом. — Вот наши пути и сошлись!
— Нет! — возразил маг — Если в тебе и впрямь есть хоть капля того человека, личину которого ты принял, то пути наши разошлись давным-давно Мы расстались навсегда в Кар Ле Тарджене, а Кар Ле Тарджен с тех пор давно уже рассыпался, и от него остались одни обломки. Но я не верю тебе — ты не Моулин.
— Отказывайся от меня сколько угодно, но я здесь, брат мой!
Призрак окончательно воплотился и принял телесную оболочку исполинского человека, перед которым Ивик казался почти карликом; но маг поднял руку с перстнем и направил луч в лицо медленно приближавшегося привидения. Оно взвыло и скорчилось в судорогах.
— Нехорошо, братец! Ты насылаешь смерть, и сам смертью погибнешь!
— Ты плохо жил, — ответил Ивик, — и ещё хуже умрёшь. Больше ты не восстанешь из мёртвых.
Прекрасный лик исказила смертная мука, и Фирдун пошатнулся от пронзившей его страшной боли Боль была чужая, не своя, но ему показалось, что он причина страданий этого существа Фирдун посмотрел на Ивика и увидел, что тот тяжело опирается на свои посох, словно ему трудно стоять на ногах.
Перед самой аркой врат, приняв торжественную позу, возвышался Джаката, его ритмические движения напоминали фигуры ритуальной пляски.
— Ивик! — воззвало второе видение, рождённое из тени. Это был призрак женщины. Прекрасный лик, гибкий стан, роскошные формы… Взглянув на неё, Фирдун ощутил, что его тянет к ней с такой неодолимой силой, что он едва удерживался, чтобы не шагнуть ей навстречу.
— Любимый! — позвала женщина грудным голосом; она манила к себе, взор её светился обещанием. Какой мужчина мог противиться такому обворожительному соблазну?
— Нет, тень Эйтали! Любовь не пережила измены!
— Я — не тень, мой любимый! Я — живая Эйталь! — воскликнула она, простирая к нему руки.
Фирдун и сам готов был броситься в её раскрытые объятия, но она звала не его. Краем глаза он заметил языки лилового пламени, за которыми почти совсем скрылась Элайша.
А призрачная чаровница залилась звонким смехом, и влечение сделалось ещё нестерпимей. Томительное, пряное благоухание разлилось в воздухе. А взор все манил обещанием…
— Помнишь ли ты утро в просторной опочивальне, Ивик? Ты ведь клялся мне и много чего обещал! Клялся, что наш союз будет вечным. Помнишь ли ночь на берегу реки? Ведь ты говорил, что в моих глазах отражаются звезды, и ты чувствуешь небывалое могущество. Помнишь ли…
— А помнишь ли ты, — прервал Ивик её томное воркование, — что случилось в день последней битвы в Вейрнхолде?
На прекрасные глаза навернулись слёзы и покатились по щекам.
— Я твоя единственная любовь, Ивик. Вернись, любимый! Вейрнхолд принадлежит минувшему. Я была ещё так молода! Я испугалась.