Конечно, Юлий Цезарь не был таким идеальным правителем, ибо не существует идеальных людей, но он был одним из самых способных людей в истории, и в Риме того времени он не знал себе равных. Случалось, что он вел себя как суетный, нечестный или жестокий человек, способный на предательство, но зачастую он проявлял проницательность, энергию, мягкость, умение прощать. Более того, он очень хотел создать в римском государстве хорошую систему управления, а для этого ему требовалась вся полнота власти. Иного выхода он не видел.
Когда Цезарь был избран пожизненным диктатором, он получил в свои руки необходимую власть, но ему хотелось стать царем. В этом тоже заключался глубокий смысл. Оставаясь диктатором, он не без оснований опасался, что его смерть станет сигналом к новому этапу борьбы за власть; если же он будет царем, то власть унаследует его сын или какой-нибудь другой родственник, и в государстве сохранится мир. (Конечно, история других царств того времени свидетельствует о том, что почти всех их раздирали на части междоусобицы, поскольку за престол дрались члены правящей фамилии, но можно было надеяться, что римляне, издавна привыкшие подчиняться закону, не пойдут по этому пути.)
Однако слово «царь» со времен Тарквиния вызывало у римлян инстинктивный ужас. Все римские дети учили историю своей страны, и рассказы о Тарквинии и создании республики воспитывали в них неприязнь к царям. Помимо всего прочего, история Рима свидетельствовала о том, что республика постоянно одерживала победы над всеми восточными царствами. Поэтому никто не сомневался, что республиканская форма правления лучше монархии.
Поэтому, когда Цезарь вернулся из Испании, против него начало зреть тайное недовольство. Члены старой сенаторской партии считали, что его реформы разрушают старую систему управления, которая сделала Рим великим. Другие люди опасались установления монархии. Третьи — завидовали Цезарю как человеку и бесились при мысли, что полководец, некогда бывший одним из многих, теперь будет почитаем и едва ли не обожествляем как верховный владыка. И вправду, Цезарю уже начали оказывать божественные почести, и те, кого возмущало его желание стать царем, еще больше возмущались тем, что к нему относятся как к Богу.
Одним из членов заговора против Цезаря был Марк Юний Брут, родившийся в 85 г. до н. э. Он был племянником Катона Младшего и сопровождал его на Кипр, когда Катон был изгнан из Рима Цезарем и Помпеем. На Кипре Брут проявил себя не с самой лучшей стороны — он безжалостно выколачивал деньги из жителей этой провинции.
Пожалуй, было вполне естественно, что племянник Катона встал на сторону Помпея. Он сопровождал Помпея и Катона в Грецию и воевал на стороне Помпея в битве при Фарсале. Брут оказался в плену, по Цезарь простил его и отпустил на свободу.
Когда Цезарь уехал в Африку воевать против Катона, он оставил Брута наместником в Цизальпинской Галлии. Катон, не желая подчиняться Цезарю, совершил самоубийство, зато его племянник предпочел работать на победителя и трудился на славу в долине реки По.
Когда Цезарь вернулся из Испании, Брут женился на своей двоюродной сестре Порции, дочери Катона, и получил от Цезаря высокий пост в самом Риме. Здесь он вступил в ряды заговорщиков, возможно, именно потому, что боялся момента, когда Цезарь объявит себя царем.
По традиции Брута считают патриотом, человеком возвышенных устремлений — в этом повинен Шекспир, создавший такой его образ в своей трагедии «Юлий Цезарь». В ней он называет Брута «самым благородным римлянином из всех» (имеется в виду заговорщиков), ибо он один, по мнению Шекспира, присоединился к заговору из чисто идеалистических соображений. В это еще можно было бы поверить, если бы данные соображения возникли у Брута чуть пораньше и заставили бы его отказаться от милостей и должностей, которые он до самого последнего момента получал из рук Цезаря.
Другим заговорщиком стал Гай Кассий Лонгин. Кассий сопровождал Красса в Парфию и после разгрома римлян у города Карры привел остатки римской армии в Сирию. Когда же парфяне сами вторглись в Сирию, он разгромил их и отбросил назад.
Кассий был сподвижником Помпея, командовал эскадрой в его флоте и одержал ряд побед. Однако после битвы при Фарсале он решил поменять хозяина. Он отправился в Малую Азию и, встретив Цезаря, который воевал против Фарнака, отдался на милость победителя. Цезарь простил его и разрешил служить под своим началом.
Кассий, очевидно, возглавлял заговор. Он женился на Юнии, сестре Брута, и, познакомившись с ним благодаря этому, убедил его присоединиться.
В число участников интриги входил и Децим Юний Брут, один из военачальников Цезаря в Галлии, одно время бывший ее губернатором. Цезарь даже объявил его своим наследником. Среди заговорщиков был и Луций Корнелий Цинна, сын и тезка второго консула при Марии и брат первой жены Цезаря.
К февралю 44 г. до н. э. (709 г. AUC) заговорщики почувствовали, что надо торопиться. Цезарь уже несколько раз устраивал эксперименты, проверяя, как римский народ отнесется к его воцарению. 15 февраля, во время некоего праздника, Марк Антоний, преданнейший друг Цезаря, протянул ему диадему (полотняную повязку), которая на Востоке символизировала монаршую власть. В наступившей за этим гнетущей тишине Цезарь отбросил ее и воскликнул: «Я — Цезарь, а не царь!» — и народ разразился громом аплодисментов. Эта попытка не удалась.
Тем не менее заговорщики были уверены, что Цезарь попробует еще раз, и очень скоро. Он собирался вместе с легионами пересечь Адриатику и, возможно, начать войну против парфян. Но перед отплытием он непременно объявит себя царем, а присоединившись к своей армии, будет окружен преданными ему солдатами, и убийство станет невозможным.
Сенат собирался 15 марта (мартовские иды по римскому календарю), и все были уверены, что в этот день Цезарь объявит себя царем. О мартовских идах рассказывали многое — Цезаря якобы предупредили, чтобы он опасался этого дня; что его жене, Кальпурнии, приснился дурной сон, и она умоляла мужа не ходить в сенат, и так далее.
Вероятно, Цезарь провел утро в раздумьях, не следует ли прислушаться к словам жены, пока, наконец, за ним не послали Децима Брута. Брут сказал ему, что его престиж сильно пострадает, если он останется дома, и Цезарь, хорошо понимавший, как важно в такой ситуации «сохранить лицо», решил идти.
По дороге кто-то вложил ему в руку письмо, где сообщалось о заговоре, но Цезарю не представилось случая прочесть его. Входя в здание, правитель продолжал держать этот листок.
Заговорщики, все хорошо известные Цезарю, а многие — его друзья, окружили его, когда он вошел во дворец и занял свое место у подножия статуи Помпея. Марка Антония, который мог бы броситься на помощь Цезарю, специально отозвал в сторону один из заговорщиков и отвлек его внимание разговором. (Некоторые предлагали убить и его, но Марк Брут выступил против, заявив, что лишняя кровь им не нужна.)
Цезарь был один; неожиданно все выхватили ножи. Безоружный диктатор отчаянно пытался вырваться из рук убийц, по вдруг увидел среди них Марка Юния Брута, своего любимца.