Медальон Великой княжны - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Алейникова cтр.№ 16

— Скинемся, — кивнул Павел. — Только ты скажи, чтоб постарался, и когда в дом понесешь, тоже осторожнее.

— Да я в мешок положу, скажу, что мать харчи передала.

И два приятеля уснули крепким счастливым сном.

Утром Иван чуть свет помчал в кондитерскую и на службу опоздал. Павел стоял в карауле как на иголках. Сегодня Авдеев запаздывал, опять, видно, в Уралсовет подался. После вчерашнего разгона митингующих в городе по-прежнему было неспокойно. Чекисты шныряли по дворам и закоулкам, вылавливая белую контру и анархистов, хватая «бывших», не разбирая правых и виноватых.

В доме Ипатьева было тревожно. Никто не бренчал на балалайке, неслышно было похабных шуточек, никто не задирал арестантов. Все словно бы чего-то ждали. В уборной появилось объявление, говорят, сам царь составлял: «Убедительно просят оставлять стул таким же чистым, как его занимали». Никто даже не сорвал.

А Ваньки все не было.

— Слышь, Лушин, Скороходов куда подевался? Не видал я его сегодня, — проходя мимо, спросил Мошкин.

— Что я ему, нянька?

— Ты мне поговори еще, сейчас Авдеев вернется, он всем покажет, кто здесь няньки, а кто нет, — рявкнул на него Мошкин, утирая рукавом новой кожанки сопливый нос. «Видно, сбегал вчера на барахолку и сменял на царское добро. Не зря в сарае в сундуках рылся», — с презрением оглядел начальство Павел.

— Вона, Ванька бежит, — кивнул он на спешащего через двор Скороходова.

— К матери за гостинцем бегал с утра, — тут же объяснился Иван, показывая вещевой мешок. — Заодно бельишко чистое захватил.

— Живо на пост. И что б у меня… — грозно свел брови Мошкин, продолжая изображать большого начальника.

Ванька пожал плечами и потопал в караулку, успев незаметно подмигнуть Павлу.

— Надо успеть, пока Авдеев не вернулся. Он сейчас злой как черт ходит, лишний раз на глаза попадаться не хочется.

— А латыши? Может, на прогулке лучше? — с опаской предложил Павел, боязливо косясь на здоровенного латыша с отсутствующей миной возле дверей в царские комнаты.

— Да че он? Палить небось не начнет. А вот Авдеев, тот может и к стенке приспособить, не сам, так сдаст товарищам, — не согласился Скороходов. — Давай так: я зайду, а ты на стреме постоишь. Я скажу, как положено, мол, от нас с Павлом Терентьевичем, с именинами, и все такое. А?

— Точно скажешь? — В Павле осторожность боролась с ревностью и дурацким желанием посмотреть на Марию Николаевну, когда Скороходов ей пирог отдаст. Послушать, как она их благодарить станет.

Вышло все даже лучше. Латыш пошел на двор перекурить, а Павел с Иваном, прикрыв дверь в караулку, захватив пирог, постучали в комнаты семьи.

Но лучше вышло только в первые три минуты.

Кода они, неловко улыбаясь, вошли в залу, княжны в ней не было, она в спальне читала вслух матери и брату. Анастасия сбегала за сестрой, с ней вместе вышли бывший император и Татьяна. Иван, до этого бойко рассуждавший, как он поздравит княжну с днем ангела, вдруг замер, словно камень, вцепившись в пирог.

— Добрый день, — поздоровалась Мария Николаевна, с радостным любопытством глядя на пирог.

— Здрасте, — еле выдавил из себя Павел, которому передалось волнение приятеля.

Пауза затягивалась, княжна молчала, Павел с Иваном тоже. Да еще Николай с Татьяной таращились на них, и Анастасия в сторонке хихикала. Вот это самое хихиканье и помогло Павлу справиться с собой. Обидно стало, что даже девчонка над ним потешается.

— Это вот, значит, вам, — кое-как выговорил он, кивая на пирог. — С именинами. От нас то есть.

Тут Иван ожил и широко шагнул к Марии Николаевне, неся на вытянутых руках пирог. Пирог был румяный, караваем, с завитушками из теста и цифрами «девятнадцать».

Взять пирог Мария Николаевна не успела. Распахнулась дверь, и на пороге появился красный от злости Авдеев. Павел едва успел в сторону отпрыгнуть. Получилось, что за дверь. За спиной Авдеева маячил Василий Курносов. Донес, сволочь. Как есть, донес!

— Это что еще? Заговор? Сочувствие самодержавию? Побег готовите? — Грохотал, яростно вращая глазами, Авдеев. — Свикке! Этого арестовать и живо ко мне! — выхватывая у растерявшегося Ваньки Скороходова пирог, орал комендант.

Пирог выскользнул из его трясущихся рук и, упав на пол, разлетелся, превратившись в бесформенную кучу.

— Сволочь! Расстреляю! — продолжал орать Авдеев.

Павел от страха словно окаменел и продолжал стоять за дверью как истукан.

— Послушайте, товарищ комендант… — проговорил своим тихим голосом Николай. — Произошла ошиб…

— Молчать! Какой я тебе товарищ?! Арестованных на прогулку не выводить! Немедленно провести личный досмотр и обыск!

Когда дверь за Авдеевым с грохотом захлопнулась, Павел все еще продолжал стоять навытяжку, молча тараща глаза на семейство. Лицо у Марии Николаевны было несчастное, Анастасия смотрела с испугом на отца, даже Татьяна, всегда высокомерная и холодная, с жалостью и сочувствием взглянула на Павла.

— Ужас, как все вышло, — прошептала Анастасия.

— Павел Терентьевич, что же теперь будет? — робко спросила его Мария Николаевна, и он от этого обращения наконец ожил.

— Сами виноваты, — вздохнул он. — Глупо придумали. — Он с грустью и неловкостью взглянул на пропавший пирог. — Извините.

— Нет, нет, что вы. Это было так приятно и мило. Спасибо вам, — поспешила его утешить Мария Николаевна.

Павел кивнул и потянулся к двери.

В коридоре царила шумная кутерьма, кто-то бежал по лестнице вниз, кто-то поднимался, лез, толкаясь локтями, к караулке, толпились латыши с винтовками, Мошкин с Суетиным лезли в кабинет к коменданту, остальные ребята из заводских галдели на пороге кабинета, на Павла никто и внимания не обратил. Он тихонько пристроился к своим, стараясь разобрать, что творится у Авдеева, и только тут заметил стоящего в стороне Курносова. Тот, неприятно ухмыляясь, поглядывал на него и даже подмигнул, гадина, мол, всех вас выведу на чистую воду. Павел с трудом взял себя в руки и, отвернувшись, постарался в его сторону больше не смотреть, гадая в душе, видел Курносов, как он из царских комнат выходил, или нет.

Потом приезжало начальство, военный комиссар и прочие, Павел в это время прятался в сарае.

Ваньку, конечно, не расстреляли, просто посадили под арест как подозреваемого в сочувствии к самодержавию. Павла он не выдал, только когда его уводили, глянул на приятеля без всякой обиды, мол, держись, браток. А на все вопросы, зачем царю пирог притащил, глупо ухмылялся и говорил, дурак, мол, влюбился. Девка больно красивая.