Ветер над сопками - читать онлайн книгу. Автор: Егор Самойлик cтр.№ 48

Не прошло и пары секунд, как извне раздалось несколько автоматных очередей. Дверная сталь заплакала под градом пуль, разнося звонкий гул по всему ДОТу. Речкин и Николаев машинально прижались к стене, спотыкаясь о тела убитых.

– Какой вам Мурманск, сукины дети?! Какой, к чертям, Мурманск? Вы нас сначала возьмите! Шиш вам, а не Мурманск! Здесь все сдохнете, собаки! – зло прокричал Речкин в ответ, вытирая рукавом гимнастерки пот со лба.

Ярость и обида забушевали свирепым зверем в его груди. Мурманск? Неужели захватили Мурманск? Алексей не мог поверить в это. Он скорее смирился бы с тем, что у него помутился рассудок, нежели с этой беспощадной вестью.

Перед глазами вновь всплыли образы жены и сына. Что с ними теперь, если Мурманск действительно взят? Успели ли эвакуироваться или же остались в оккупации? Что сделают с ними немцы, узнав, что глава их семьи командир Красной Армии?

Алексей не спеша прошел в общую комнату, закинув автомат на плечо. Он замер серой тенью, раздавленный и задумчивый.

– Что они несут? Какой Мурманск? Артиллерия верстах в пятнадцати работает! – бегло зарыскал глазами Алексей по помещению, пытаясь найти спасительное согласие в глазах других. – Да я бы скорее поверил, что Москву взяли! Меня там нет! Но я же здесь! Я же слышу!

– Да брешут они все! Специально нам эту чушь втирают, чтоб мы сломались! – махнул рукой Макаров, который, бросив попытки заснуть, сидел теперь на подстеленной шинели.

– Даем вам на раздумье час! – вновь послышался уже знакомый голос с акцентом извне. – А потом пожарим вас!

– Иди, иди, пекарь! Пока самого не поджарили! – крикнул Макаров в ответ и чуть погодя добавил: – Не накушались покуда свинца нашего? Так мы вас еще накормим!

Немцы еще о чем-то недолго потрепались и спешно удалились, стуча ботинками по камням.

Речкин прошел в левую пулеметную ячейку. Тут же, возле «максима», вел наблюдение Цецкаев. Красными от усталости глазами он в полудреме смотрел, не отрываясь, в бойницу. Цецкаев сложил руки крест-накрест на казенник пулемета, поправ их своей угловатой головой. Так и дежурил, не то стоя, не то лежа на казеннике.

Вслед за лейтенантом проследовал Макаров. Он достал из помятой пачки папиросу и предложил угоститься Речкину. Несмотря на то что у Макарова оставалось всего несколько папирос, закурили по целой. Очень уж хотелось.

– Надо решать нам что-то… – устало размышлял Макаров, держа перед собой папиросу в грязных, тронутых мелкой дрожью, пальцах.

Он присел на пулеметный стол. Напротив стоял, облокотившись спиной о стену, Речкин и, задумчиво потягивая горький табачный дым, глядел в узкий разрез бойницы.

– Уже, поди, вторые сутки на исходе… Сколько еще мы осилим? – выдохнув из себя очередную порцию белесого дыма, тихо рассуждал Макаров. – Фрицы от нас не отстанут! Удивительно, что до сих пор бомбами не засыпали или из пушек не разметали!

– Думается мне все же, что доложили они начальству, мол, ДОТы все взяли давно! – задумчиво, приподняв брови, размышлял Алексей, не отрывая глаз от бойницы.

– Товарищ лейтенант, разрешите по малой нужде, пока вы здесь? – обратился вдруг к Речкину Цецкаев.

– Иди, конечно! – кивнул в ответ Алексей и шагнул ближе к пулемету, туда, где стоял секунду назад Цецкаев.

Так, вдвоем, Алексею даже было комфортнее поднимать подобные темы. Без лишних ушей. Макаров был старше всех по возрасту, взрослый мужик, повидавший жизнь. С ним было о чем посоветоваться. Возможно, что и Цецкаев просто нашел предлог на время удалиться, чтоб не смущать лейтенанта своим присутствием при подобной беседе.

– Возможно, что и так… – затушив недокуренную папиросу о металлический стол, согласно покивал Макаров.

– Нет, без вариантов! – повысил вдруг голос Речкин. – Иначе – давно б нас бомбами засыпали!

– Ну хорошо… – продолжал размышлять Макаров, убирая недокуренную папиросу в помятую пачку. – Но сколько продержимся еще? Воды нет, еды тоже… Боеприпасов, и тех кот наплакал! Сутки, двое, трое? Да и тоже… Навряд ли… И помощи, видимо, ждать нам неоткуда!

Речкин продолжал не спеша тянуть табачный дым, то и дело осторожно стряхивая пепел на пол указательным пальцем.

– Да, видимо, 112-й полк завяз где-то в боях… Шанс есть, конечно, но… – Алексей скривил кислую мину. – Может, и подойдут… Но когда? Хрен знает…

– Выбираться надо! – пронзительно зыркнул на Речкина Макаров, да так, что Алексей ощутил его взгляд на себе, будто прикосновение.

Алексей повернул голову в сторону красноармейца и покосился на него с налетом сомнения во взгляде.

– Выбираться? Но как? – пожал плечами Речкин. – У них, поди, на той сопке несколько пулеметов, да на дверь нашу наверняка еще не один смотрит! К тому же могли и заминировать выход… А раненых? На себе тащить?

– Раненых? – чуть колеблясь, отвечал Макаров, исподлобья смотря в глаза лейтенанту. – С ними все решено и так… Кто идти сможет – пусть с нами прорываются, неходячие – пусть сдаются, их совесть чиста.

– Их чиста. А наша? – Алексей вновь обернулся к бойнице, крепко затянулся и отбросил окурок прямо в амбразуру. – Что мы своим скажем, если повезет выйти?

– А что мы им скажем, когда нас, тех, конечно, кто смог уцелеть, в плен возьмут? – не сдавался Макаров.

Речкин молчал. В сложившемся разговоре было две правды. И обе имели под собой твердую почву. Конечно, бесчеловечно было бы бросить раненых, но и обрекать на гибель десяток человек из-за них вряд ли выглядело бы гораздо гуманнее. Попытка прорваться под дулами немецких автоматов и пулеметов больше походила на смертельную авантюру, но и ждать гибели в каменном мешке от голода, жажды и бесчисленных атак противника не представлялось делом куда более перспективным.

– Помозгуем еще над этим, все вместе помозгуем, – рассудительно ответил Речкин. – А пока надо готовиться… Егеря вроде как сжечь нас хотели!

Времени свойственно залечивать душевные раны. Если и не все, то многие из них. Старое уходит, и ему на смену иногда спешит, иногда нехотя ковыляет, но непременно приходит всегда что-то новое. То, что еще совсем недавно было важным, заставляло переживать, бороться, жить, наконец, незаметно замыливается, отходит на второй план, а затем и вовсе теряется за пеленой времени, оставляя в потаенных уголках памяти лишь крохотные вспышки, отголоски былого.

В суете дел насущных редко возвращаешься к прошлому. Пока молод, пока полон сил, жить надо настоящим, думать о будущем, а для того чтобы ворошить былое, существует старость. Память – вещь избирательная. С годами понимаешь, что запоминается больше хорошее, нежели дурное. И даже из того, что казалось плохим, она искусно выжимает и положительное. Зачастую это минуты, даже мгновения, но почему-то именно они впечатываются в задворки сознания из целой череды неприятных событий. Память словно бережет своего обладателя, отсеивая все негативное и оставляя лишь хорошее. Приятные воспоминания часто приходят в часы грусти, раздумий, когда натыкаешься на старое фото или же какую-нибудь памятную вещь.