Парижские тайны царской охранки - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Агафонов cтр.№ 57

Министр внутренних дел, статс-секретарь Столыпин.

Собственной Его Императорского Величества рукой начертано «Сг.» — согласен, в Царском Селе, 1 февраля 1911 года.

Статс-секретарь Столыпин».

Серебрякова ^[39] за четверть века своей «работы» в московской охранке предала сотни своих «товарищей» революционеров и разрушила десятки революционных организаций; столь продолжительная и «плодотворная» шпионская деятельность зачастую конечно переходила и в настоящую провокационную работу; последняя же в конце концов ценилась начальством больше всего и награждалась даже исключительными милостями и Высочайше пожалованными пенсиями (Ландезен-Гартинг, Гурович, Бейтнер, Жученко, Батушанский…).

Поэтому мы снова повторяем, что юридически бессмысленно привлекать к ответственности чиновников царского правительства за насаждение провокации, она насаждалась при благосклонном попустительстве самих царей, слова и воля которых являлись законом в Российской империи.

Жандармы, провокаторы, каторга для «политических» с целой гаммой и физических, и моральных пыток, смертная казнь и массовые расстрелы — все это было неразрывно связано с самодержавным режимом. Царь — высшая власть и закон; ему все дозволено и все сказанное и сделанное им священно. При такой юридической концепции самое слово — «беззаконие» становилось и юридической и фактической бессмыслицей. Государственная дума пыталась отвоевать у самодержавия некоторые уступки в этой основной области государственного права, но Николай II и его министры противились этому всеми силами и всеми средствами вплоть до самых ужасных и самых гнусных — массовой смертной казни и массовой провокации. Революция покончила с самодержавием навсегда, но в своем бурном развитии перегнула палку в другую сторону…

«Для торжества революции все средства хороши», — говаривал Нечаев, вывертывая таким образом наизнанку учение Макиавелли о правах государя. Правовое государство уже давно отказалось в теории от учения знаменитого итальянца, но на практике как все хорошо знают частенько возвращается к нему. В современных революционных теориях также нет единства в этом вопросе, и вообще он далеко не разработан.

Переживаемая нами российская революция в теперешней своей фазе видимо склоняется к нечаевскому лозунгу «для торжества революции все средства хороши, и во имя ее все другие ценности могут быть уничтожены».

Такой поворот российской революции чреват тяжелыми последствиями, которые мы уже начали переживать.

Во имя нарождающегося нового общественного строя, который не раз будет еще принимать разнообразные формы, нельзя давить несомненную, непререкаемую ценность — человеческую личность, борьба за свободу которой наполнила своим содержанием всю предыдущую историю человечества.

Если проводить точку зрения Нечаева, то после введения смертной казни и уничтожения свободы слова придется завести и своих жандармов, и своих «провокаторов». И сказка, печальная сказка человеческих заблуждений и кровавой борьбы за враждебные друг другу «истины» начнется сызнова… А ведь перед человечеством стоит такая масса неотложных творческих задач, требующих единения и систематической работы, а не взаимного уничтожения и бессмысленной растраты и культурных приобретений, и естественных богатств…

Лишь незначительная часть шпионской и провокаторской деятельности Евно Азефа касается заграничной агентуры; вначале я и предполагал ограничиться лишь этой частью, чтобы не нарушить задач и архитектуры всей нашей книги. Но когда мы с женой приступили к детальному разбору имевшегося в нашем распоряжении материала, то сразу увидели, что выделить заграничную деятельность Азефа из всей его пятнадцатилетней провокаторской «работы» невозможно. Хотя Азеф в течение всей своей охранной службы большую часть времени провел за границей, но это не потому, что он непосредственно связан с заграничной агентурой, — размах его провокаторской работы был всероссийский, и заграница являлась для него лишь удобным убежищем для установления своего alibi в террористических предприятиях.

Шпионские щупальца Азефа охватывали жизнь всей партии со-циалистов-революционеров за все время ее существования всюду, во всей России и за границей. Мало этого, Азеф часто соприкасался с центральными организациями и с деятелями других революционных партий; его роль в этой области еще очень мало выяснена, равно как и его несомненное злостное участие в организациях и провалах многих восстаний 1905–1906 годов.

Вся эта грандиозно-гнусная эпопея еще ждет своего историка, но кое-что можно наметить уже и теперь.

Таким образом перед нами дилемма: или совсем не касаться Азефа в этой книге, или попытаться хотя в кратком и к сожалению конспективном виде дать о нем все, что мы уже знаем. Мы приняли последнее решение, и прежде всего потому, что в современную бурную эпоху нельзя ручаться ни за продолжительность собственного существования, ни за сохранность даже того относительно незначительного и неполного материала об Азефе, который собран нами. Кроме того нам пришлось в Париже принять близкое участие в борьбе за разоблачение Азефа и в работе по выяснению размеров его провокаторской деятельности гораздо больше, чем какому-либо лицу «со стороны». Лица же, еще гораздо более нас компетентные во всей истории Азефа, видимо не интересуются полным освещением провокаторской роли Азефа в российском революционном движении, так как ни Судебно-следственная комиссия, разбиравшая в течение целого года азефовское дело, ни бывшие друзья и товарищи Азефа по центральному комитету не удосужились в течение девяти лет, прошедших со времени разоблачения и опубликования его как провокатора, не только дать нам полной картины его провокаторской деятельности, но хотя бы привести один новый факт, способствующий ее выяснению. Даже воспоминания Бориса Савинкова таких фактов сообщают сравнительно мало.

Все эти соображения склонили нас к тому, чтобы составить и напечатать в нашей книге прилагаемый очерк «Евно Азеф». Я работал над этим очерком совместно со своей женой — Юлией Михайловной, — и самая тяжелая главная часть этой работы легла на ее плечи.

Составляя этот очерк, мы с женой как бы снова пережили тяжелые годы, проведенные нами в Париже в борьбе с азефщиной; несмотря на весь кошмар переживаемого теперь нами развала России, все же тот прошлый ужас не побледнел перед настоящим; больше — они оба как-то слились вместе, дополнили друг друга и стали от этого еще ужаснее, еще грознее.

Наш очерк — лишь схема, лишь абрис. Мы стремились на основании как архивных, сравнительно незначительных, так и опубликованных уже материалов установить год за годом вехи провокаторской и «революционной» деятельности Евно Азефа, затем сравнить данные, извлеченные из архивов «охранки», с данными, полученными из революционных источников, и наконец проанализировать весь этот материал, сделать возможные выводы. Без этой основной работы немыслимо приступить к дальнейшему — к полной обрисовке всей провокаторской деятельности Евно Азефа на фоне русского революционного движения последних двадцати лет и борьбы с революцией романовского самодержавия.