Парижские тайны царской охранки - читать онлайн книгу. Автор: Валериан Агафонов cтр.№ 46

Эти маленькие служебные неприятности с лихвой покрывались громадными выгодами, как чисто материальными, так и более духовными, — в виде чинов и орденов, которыми наградила Красильникова война. Дело в том, что во время войны было не только не отменено запрещение заграничной агентуре заниматься военным шпионажем, но Красильникову сначала графом Игнатьевым, начальником русской контрразведки в Париже, а затем и самим министром внутренних дел Протопоповым было даже дано специальное поручение заняться многими вопросами, носящими характер настоящей военной контрразведки.

Красильников завел своих собственных агентов, специально отданных военному шпионажу (фамилии их в данный момент мы не считаем возможным опубликовать), но кроме того привлек к этому делу и агентов заграничной агентуры — постоянных своих сотрудников как французов (Бинт и Самбен), так и русских секретных сотрудников. Такое «смешивание» двух различных «ремесел» не только не принесло пользы делу военной контрразведки, но даже думается нам повлекло за собой весьма печальные последствия, досель еще не выясненные: укажем здесь хотя бы на опубликованные в предсмертной исповеди провокатора Долина (см. список) переговоры его и полицейского чиновника Литвина с немецким посланником в Берне. Приводимый нами ниже документ наводит нас на весьма тяжелые сомнения.

«Доношу, — пишет Литвин Красильникову 1 июня 1915 года, что 11–12 мая текущего года лично я и секретный сотрудник «Шарль» явились в германское посольство в Берне, где были приняты военным атташе посольства полковником фон Бисмарком с целью переговоров по известному делу.

Последнему мы заметили, что в ноябре месяце прошлого года были командированы в Россию и были связаны по делу с константинопольским послом, с майором Ляфертом, полковником Шеллен-дорфом и Люднером. Возложенное на нас поручение мы выполнили по независящим от нас обстоятельствам лишь в ночь на 1 / 14 апреля месяца текущего года, но что независимо от сего дела мы завязали сношение с Охтенским заводом, в котором нам удалось произвести известный взрыв, происшедший 16 / 29 апреля сего года.

За все время нашего взрыва моста нами было послано в Бухарест специальное лицо, которое нами было лично уполномочено подробно переговорить с полковником Шеллендорфом и Люднером в Бухаресте, но лицо провалилось и задержано на границе. Вследствие этого случая из боязни личного задержания мы пробрались в Финляндию, откуда через Англию и Францию добрались до Швейцарии как пункта, более удобного для дальнейших переговоров.

В подтверждение всего вышеизложенного, мы представили французские газеты с описанием взрыва моста в России, имеющего стратегическое значение, и вырезки из газет об охтенском взрыве. Мы объяснили, что вероятно по цензурным условиям о взрыве моста сообщено в русских газетах не было, так как это произошло далеко от центра России, а сообщение о взрыве мастерской завода объяснили тем, что это произошло на виду у всех, и что поэтому скрывать это происшествие было невозможно, и что для оправдания этого факта нужно было издать правительственное сообщение, которое указало в происшествии как причину, — несчастный случай.

Во время рассказа о взрыве мастерской на Охтенском заводе немецкому полковнику фон Бисмарку я заметил его удивление и тонкую ироническую улыбку, не сходившую с его лица за все время нашего повествования об этой мастерской. Для меня стало ясным, что об этом происшествии у него имеется какое-нибудь совершенно определенное понятие, и что нашим словам он не верит.

Психологические мои догадки подтвердили дальнейшее поведение Бисмарка, который не перешел к расспросам о мосте. Показывались газеты с заметками о взрыве; говорилось, что со всех мест России посылались телеграммы по данным нам адресам; указывалось на массу препятствий, какие пришлось преодолеть, пока удалось совершить взрыв моста; упоминалось, что в первоначальной организации этого дела произошел «провал» взрывчатых веществ, которые были захвачены полицией, вследствие чего само совершение взрыва моста пришлось оттянуть до более удобного момента, которым и воспользовались 1/14 апреля сего года и так далее.

После этих объяснений по-видимому о нас создалось более или менее благоприятное впечатление, вернее не чисто деловое, официальное, так как он сказал, что, к сожалению, майора Ляферта уже нет в Константинополе, откуда он переведен. Куда переведен, не сказал. Спрашивать было неудобно. После всего этого он нам обещал немедленно послать телеграмму в Берлин за указаниями, высказав предположение, что о нас последуют запросы в Константинополь, но что ответ о нас последует вероятно дней через пять.

Для сношения с нами я дал ему адрес до востребования в г. Цюрихе на имя Тибо. При этом просил посылать только простые письма, так как у меня нет паспорта и эта фамилия вымышленная. Адрес этот я собственноручно записал карандашом (измененным почерком) в записную книжку упомянутого немецкого полковника, который, вынув книжку из кармана, попросил записать меня свой адрес. Я пояснил, что не живу в Цюрихе, но что буду там через 3–4 дня, а что теперь я еду в Женеву, где должен буду иметь свидание с некоторыми товарищами, которых думаю пригласить с собой в будущем на дела. В этот момент полковник Бисмарк заметил мне: «Сколько уже лиц являлось по делу этой Охты», и — махнул при этом рукой, усмехнувшись. Мы сделали удивленные лица и ответили, что очень хотели бы видеть этих лиц.

На основании вышеизложенного у меня сложилось убеждение, что у немцев по делу взрыва на Охтенском заводе имеется какое-нибудь, как я уже говорил об этом, совершенно определенное понятие, а именно:

1) Либо им известно, что это происшествие действительно несчастный случай.

2) Либо, что это дело рук их агентов, хорошо им известных.

При таких обстоятельствах мы расстались. Не получая никакого ответа в течение девяти дней, я решил еще раз повидаться с Бисмарком и поторопить последнего с ответом, исходя из тех соображений, что Бисмарк в разговоре может о чем-нибудь проболтаться, что может оказаться полезным для наших общих соображений. Отсутствие ответа из Берлина я начал истолковывать тем, что немцы через свою агентуру наводят справки относительно взрыва моста в России.

Во второй раз мы сначала спросили его по телефону, не получено ли им каких-либо известий для нас. Узнав, что у него ничего для нас не имеется, попросили его назначить нам время для личных переговоров, так как мы хотим оставить ему наш новый адрес. После некоторого колебания он согласился нас принять, и мы были приняты вторично 16 / 29 мая сего года в субботу в 5 часов пополудни в той же самой комнате посольства, но в присутствии какого-то господина, который занимался в той же комнате какими-то чертежами. Судя по внешности и манерам, господин этот производил впечатление военного. В наш разговор он не вмешивался.

При этом вторичном свидании фон Бисмарк любезно объяснил, что его роль в данном случае сводится только к посредничеству, что он своевременно сообщил в Берлин обо всем по телеграфу и что неполучение ответа вероятно задерживается массой работы и рассылкой нужных людей, поэтому нам надлежит терпеливо ждать. Если же нам нужны деньги, то он еще раз протелеграфирует в Берлин и испросит указаний.