Повседневная жизнь публичных домов во времена Мопассана и Золя - читать онлайн книгу. Автор: Лаура Адлер cтр.№ 43

"Вышеупомянутая Мария-Луиза Берто, во вдовстве Дебле, приговаривается к тому, чтобы палач провел ее по всем улицам и перекресткам Парижа, в частности, по площади Пале-Рояль, на осле, спиной вперед, с соломенной шляпой на голове, повесив ей на спину и на грудь таблички со следующей надписью: "Развратительница молодежи", а далее чтобы указанный палач высек указанную Берто в обнаженном виде на указанной площади Пале-Рояль розгами, а также чтобы выжег у нее на правом плече печать в виде лилии; а затем чтобы отвел ее в тюрьму при общественном госпитале Сальпетриер, в каковой она должна содержаться в течение трех лет".

После революции в документах парижской полиции значилось: "Если полиция прежних времен, не уважавшая ничьих прав, полагала, что может притеснять проституток и других униженных, то мы не станем брать с нее пример и быть хищниками, этакими бандами людей в форме, у которых эти женщины состоят в рабстве, ибо из того факта, что эти женщины безнравственны, никоим образом не следует, что они лишены гражданских прав и прав на законную защиту". Были назначены люди, которые должны были провести перепись проституток. В 1796 году была сделана попытка создать новый реестр проституток, в 1797-м перепись попытались сделать регулярной. Эта попытка провалилась. Директория же 7 января 1796 года потребовала от Совета пятисот признать проституцию преступлением и разработать соответствующую уголовную процедуру для работы с лицами, занимающимися ею. Созданная советом комиссия не смогла прийти к единому мнению и утвердить определение проституции… С тех пор законодатели больше не возвращались к этой теме, которая провоцировала столько недовольства и скандалов. Молчание законодателей продолжалось весь XIX век, что привело к самым разнообразным злоупотреблениям и породило мно- жество юридических коллизий. Исполнительная власть делегировала полномочия по контролю и управлению проституцией местному самоуправлению, каковое положение вещей даже было утверждено в 1884 году принятием соответствующего закона.

В Париже существовала полиция нравов — второе бюро первого отделения префектуры, она делала вид, что является поборницей общественной морали и стоит на страже общественного здоровья. Поэтому, когда с полицейскими чиновниками говорили о морали, они переводили разговор на тему здоровья, и наоборот. Вот как начальник этого бюро, г-н Делаво, определяет его основные задачи в циркуляре от 18 июня 1823 года: "Мы хотим сконцентрировать зло в известных домах, управляемых женщинами, которые бы отвечали за поведение девушек, работающих у них. Полиция полагает, что если ей удастся заточить проституцию в стены домов терпимости, над которыми установлен постоянный и бдительный контроль, то она тем самым сделает очень много на пользу общественной морали". Эта политика не менялась на протяжении целого века, но потерпела сокрушительный крах. Полицейские циркуляры пытались воспрепятствовать росту нелегальной уличной проституции. Так, 11 марта 1829 года вступил в силу запрет "женщинам известной профессии появляться в известных местах на бульварах во всякое время", 15 апреля 1830 года проституткам приказали "осуществлять свою профессиональную деятельность исключительно в домах терпимости". Но затем в 1843 году было опубликовано знаменитое постановление Делессера, которое можно считать признанием провала: "Действия местной власти и военных в отношении этих женщин должны осуществляться исключительно по справедливости и по закону, соответственно, активные действия в их отношении допустимы лишь тогда, когда совершенно очевидны посягательства на общественный порядок и лишь в случаях, не учтенных в законодательстве… Я оставляю за собой право определять сроки наказаний в случаях, когда таковые должны быть назначены".

Скандалы, однако, следовали один за другим, и полицию нравов стали обвинять в самых тяжких нарушениях закона и в подверженности самым грязным формам коррупции. Особенно часто критике подвергалась кадровая политика отдела, общество полагало, что все сотрудники полиции нравов — проходимцы, получающие деньги от бандерш, а вовсе не борцы за нравственность и мораль. Да, Паран-Дюшатле писал, что "сотрудники отдела нравов должны быть умными, беспристрастными, бескорыстными, кристально честными, уважаемыми, у них должно быть крепкое телосложение, им должно быть от тридцати до сорока лет"; разумеется, это вовсе не всегда было так.

Инспекторы нравов должны были следить за домами терпимости, а также за порядком в общественных местах, они должны были отыскивать нелегальных проституток, которые не проходят регулярные медосмотры. Весь Париж разделили на десять участков, каждые три месяца инспектор переходил с одного участка на другой. В сороковые годы XIX века инспектор получал 1200 франков плюс премии каждый квартал, размеры которых зависели от результатов его работы. Тем самым у инспектора появлялась материальная заинтересованность, что, естественно, приводило к тому, что инспекторы пользовались своими репрессивными полномочиями по собственному произволу. Даже среди полицейских лишь немногие отрицали это. Паран-Дюшатле, который всегда верил в силу закона, писал, что инспекторы полиции нравов стали подлинными повелителями подвластных им территорий: "От них никуда не скроешься, они имеют право входить в квартиры, где проживают девушки, без того, чтобы быть обвиненными в нарушении неприкосновенности жилища; если они желают войти в магазины виноторговцев, то им нельзя отказать… раньше они вели войну с сутенерами, теперь они победили и берут себе в помощники работников борделей и даже их хозяев". Газеты не уставали писать про то, что полиция осуществляет самый жестокий произвол в отношении "порочных женщин" и… даже женщин, не являющихся проститутками. Как верно писал Доллеанс, "порок пустил глубокие корни в полиции нравов, она вовсе не ведет нас к большей свободе, но является источником опасности, используя свою власть по собственному усмотрению". Полиция нравов служит как бы дополнительной бригадой мусорщиков и ведет себя соответственно, избавляясь от проституток так же, как мусорщики от грязи на улицах. Газета "Время" писала 20 июля 1881 года: "Метла мусорщика и кулак инспектора нравов, равно как и тележка первого и "воронок" последнего, с равным успехом побеждают как нечистоты, так и проституцию". Поэтому на бульварных девушек устраивают, без зазрения совести, массовые облавы, напоминающие охоту. "Нет парижанина, который бы не был свидетелем этих жестких и отвратительных сцен. Полицейские набрасываются на женщин, как стая бешеных псов, те бегут от них, крича и рыдая; в кафе устраивают подлинный разгром, несчастных проституток избивают, со сладострастием срывают с них одежду; тех, кто смеет сопротивляться, бьют ногами. Если кто-либо из окружающих решается протестовать, его тоже начинают избивать, пока несколько мерзавцев-зевак с удовольствием смотрят на происходящее и хохочут".

Всем известно, что число арестов резко возрастает в те моменты, когда тюрьме-больнице Сен-Лазар требуются новые работники. Команда из пятнадцати агентов может за один час арестовать и отправить в тюрьму до восьмидесяти женщин. Наиболее опасными местами в этом смысле являются в Париже бульвар Пуасонньер и бульвар Сен-Дени. "Если женщина оказывает сопротивление, ее бьют ногами и таскают за волосы, невзирая на то, что она, может быть, больна, беременна, истощена", короче говоря, полицейские делают из нее козла отпущения. Чтобы поддерживать число арестов на должном уровне, полицейские не скупятся на применение силы. Больше всего девушки боятся облав, так как от них нет спасения. Атлас и Нана дрожат при одной мысли, что могут "попасть в окружение". Они знают, что в этой ситуации у человека от страха подкашиваются ноги и он не может бежать: "Все бегут в разные стороны, слышно, как рвется ткань. Удары, крики. Какая-то женщина падает. Толпа смотрит на все и хохочет, пока полицейские со звериной жестокостью сгоняют девушек в круг". Эти операции часто заказывают местные торговцы, желающие "очистить квартал", их проводят и в борделях, и в домах свиданий. Когда однажды ночью Нана слышит крик: "Полиция!", она сходит с ума и предпочитает выброситься из окна отеля на улице Лаваль, где она укрылась со своей подругой Атлас, нежели быть арестованной. "Дом наполнился криками, в дверях какая-то девушка упиралась изо всех сил, стараясь помешать полицейским увести ее; другую застали в постели с любовником-сутенером, она притворялась честной женщиной, возмущенной подобным обращением, кричала, что подаст на полицию в суд. В течение целого часа на лестнице стоял грохот, люди ходили вверх и вниз, было слышно, как ударом ноги открывают двери, как девушки сопротивляются, дерутся, звуки борьбы заглушали рыдания. Проснулся весь дом, из него вывели группу девушек, их грубо толкали трое агентов под предводительством очень вежливого комиссара, блондина невысокого роста. Когда все закончилось, дом снова заснул".