— Интересно, а как мы отсюда выйдем? Может, подождем остановку?
— Следующая остановка может для нас стать последней! Я сейчас что-нибудь придумаю.
Виталий Николаевич отодрал с одного из диванов поручень и начал возиться с дверью вагона. Наконец дверь сместилась в сторону, в нос ударила струя свежего воздуха.
— Опа! А на улице-то вечер. Собираем вещи! Сейчас будем прыгать! — У следователя прорезался командный голос.
— Ты серьезно?
— Как никогда! Сбросим вещи — и сами следом. Потом найдем их.
Яна осторожно приблизилась к открытой двери.
— А поезд едет быстрее, чем казалось.
— Подождем, пока будет поворачивать, скорость при этом падает, тогда и прыгнем, — ответил Виталий Николаевич.
Наконец подходящий момент настал. Лебедев сбросил сумки и повернулся к Цветковой:
— Пора!
Однако сделать это оказалось не так-то просто.
— Сейчас! Подожди! Дай мне настроиться! — попросила она.
— Некогда настраиваться! — ответил ей следователь и придал ускорение.
Может, Яна и мечтала пролететь изящной птицей и упасть в поле с ромашками и васильками, однако на деле почувствовала себя мешком с картошкой, который швырнули на цементный пол в амбаре. После приземления вокруг нее поднялось облако пыли. Яна закашлялась и услышала глухой звук — прилетел второй мешок. Цветкова улеглась на землю и посмотрела в темное звездное небо, заодно стараясь понять, не сломала ли она себе что-нибудь. Поезд, стуча колесами, умчался вдаль.
«Докатилась… валяюсь как бомж и счастлива от этого», — подумала Цветкова.
— Чего разлеглась? Цела? — склонился над ней грязный, взъерошенный Виталий Николаевич. — Пошли вещи искать.
— Тебе только вещи и важны! — пробубнила Цветкова, поднимаясь.
— Конечно. Вон чемодан вижу. Поцарапался немного, а так ничего. А вон и сумка! Интересно, водка не разбилась?
— У тебя одно на уме! Ты алкоголик, что ли? — сплюнула пыль и песок Яна.
— А как ты хотела? Живу один в холостяцкой берлоге, никто не лелеет, вот одна радость!
— Слово-то какое — лелеет, — передразнила его Яна. — Алкоголик себе любое оправдание найдет. Нет никого — пью от одиночества, есть кто — пью из-за нее, потому что мозг выносит.
— А вот ты выходи за меня замуж и увидишь, как я изменюсь.
— Ох, не верю я тебе, товарищ майор. Сколько лет тебя знаю, ни разу еще не удивил меня.
— Так ты и замуж за меня не выходила ни разу.
— А я что, фея, если могу внести такие разительные перемены в твою устоявшуюся жизнь? — Яна попыталась взять чемодан.
— Иди уж! Я сам все понесу, — пробурчал Виталий Николаевич.
— А куда идти-то?
— Вперед, через поле. Видишь, там, огоньки, значит, село. Выберемся, поймаем попутку…
— Кто тебя в таком виде в машину пустит? Весь вагон изгадил, теперь на машину посягаешь.
— А где я сейчас могу помыться? Вот доедем до юга и искупаемся в море, — весело сказал Виталий Николаевич.
— Не пугай меня! То есть в том месте, куда мы едем, помыться можно только в море? — Яна, спотыкаясь о кочки, еле успевала за майором.
— Я не знаю. Если что, я не дам тебе пропасть. Устроимся где-нибудь поприличнее, — хмыкнул Виталий Николаевич.
— Быстрее бы уже на месте оказаться… Такая длинная дорога! Я думаю, в ад люди быстрее добираются, — вздохнула Цветкова.
— В ад? — переспросил Виталий. — Об этом нам еще рано знать, но я думаю, пойдем мы туда вместе, рука об руку. Потому что ты — мой ад, Цветкова!
— Здравствуйте, приехали! Что я тебе такого сделала? Я добрая и чуткая и представляла себя… — Яна задумалась.
— …с Мартином! — закончил за нее мысль Виталий Николаевич. — Представляла себя только с ним и больше ни с кем! А уж в раю он будет или в аду, ты этого даже не заметишь. Главное — смотреть ему в глаза.
— С чего такая пламенная речь? — У Яны от разговоров про Мартина даже пульс участился.
— Сегодня, когда нам в этих нечеловеческих условиях удалось немного поспать, ты, прижимаясь ко мне, все время произносила его имя. И мне было и приятно, и неприятно одновременно, — пояснил следователь.
Яна в сумерках южной ночи все же покраснела и не нашлась что ответить.
— Ладно, не тушуйся! Будем надеяться, что тебе снился кошмар, а добрый рыцарь лежал рядом и не смог спасти тебя от дурного сновидения, — хитро посмотрел на нее Виталий Николаевич.
— Если бы это было так… Воспоминания о Мартине рвут мне душу, — тихо ответила Яна чистую правду.
Настало время промолчать следователю. Ему не нравилось, что у его любимой женщины, когда она говорит о другом мужчине, в голосе появляется столько боли. Это означало, что чувства к нему очень сильные. Лебедев, конечно, очень надеялся, что они пройдут. Он долгие годы был рядом с Цветковой и уже точно знал, что другая женщина ему не нужна. Виталий Николаевич давно для себя решил, что будет или с ней, или ни с кем. Он ее выстрадал, он ее заслужил. Увлечений у Яны было много, но все они рано или поздно заканчивались, потому что возникали непреодолимые обстоятельства. А у Лебедева никаких непреодолимых обстоятельств не было. Виталий Николаевич не заставил бы Яну переезжать, не стал бы ломать ее душу, а просто терпеливо ждал и очень надеялся, что эти ожидания себя оправдают. Для майора Мартин был очередным красивым, харизматичным похитителем сердца его Яны. Оставалось только ждать, когда ее чувства остынут и она потеряет к нему интерес. Пугало другое: раньше такого за Цветковой не наблюдалось, она никак не могла забыть Мартина.
Тем временем они уже вышли на проселочную дорогу, впереди стояли покосившиеся домики. Только огней в окнах уже не было, деревня спала. Лишь придорожные столбы мерцали тусклым, мигающим светом.
Виталий Николаевич огляделся.
— Смотри! Водоем, — указал он налево.
— Какой-то пруд заросший, — заметила Яна.
— Я все же искупаюсь, — сказал Виталий Николаевич.
— Ты серьезно? В этой луже? — не поверила Цветкова.
— Да, я хочу смыть с себя пыль дорог, и не только… Ты со мной?
— Нет уж. Я на берегу подожду, — ответила Яна.
Виталий разделся и даже попытался вытрясти одежду, подняв облако пыли.
— Отвернись, я и трусы сниму, — подмигнул он Яне.
— Ой, что я там не видела, — фыркнула Цветкова, тем не менее отвернулась.
Виталий разбежался и с каким-то звериным криком плюхнулся в воду.
«Точно, не доберемся мы до места», — подумала Цветкова и словно сглазила, потому что после плюха в воду наступило затишье. Яна ждала, прислушиваясь, и наконец не выдержала и повернулась к пруду.