Великие завоевания варваров - читать онлайн книгу. Автор: Питер Хизер cтр.№ 119

Новая совокупность свидетельств, которая как минимум отчасти отражает этот процесс, состоит из кладбищ, на которых стали появляться пышные захоронения, вроде обнаруженных в Крефельд-Геллеп. Благодаря полувековой работе над хронологией меровингской материальной культуры эта закономерность была подмечена в ряде мест: Мезьер в Арденнах, Лавуа на Мёзе, Пре, Гутлинген, Шауйе в Лотарингии, Рюбенах, Эрувилетт и Бэйл-Бернинг. Очень хочется с ходу объявить, что в них покоились франкские иммигранты, но такие предположения нельзя принимать на веру без доказательств, как стало ясно после Френувиля в Кальвадосе. Здесь генетически обусловленная особенность черепных швов показывает, что в регионе жили одни и те же люди – как на пике популярности пышных погребений, так и когда он миновал, хотя новый обычай впервые появляется на совершенно новом меровингском кладбище. Он позже был заимствован во Френувиле. Судя по всему, этот обычай был взят на вооружение из-за одной высокопоставленной семьи, устроившей первые пышные похороны на новом кладбище, а к середине VI века уже прижился среди местного населения, которое тоже начало пользоваться новым кладбищем ^[413]. Следовательно, у нас есть неоспоримые доказательства того, что новый обычай захоронения с погребальным инвентарем получил такое широкое распространение в Северной Галлии отчасти и потому, что местное галло-римское население охотно его переняло.

Но каково происхождение этого ритуала и почему его перенимали? Одна археологическая теория, как мы видели, склоняется к тому, чтобы интерпретировать скопления сравнительно богатых захоронений как доказательство социальной нестабильности и соперничества. Поскольку статус их был не до конца установлен, семьи пытались произвести впечатление на своих соседей. Такое объяснение в текущих условиях кажется вполне правдоподобным. Становление Меровингского королевства навязывало, как мы видели, новые порядки в том, что касается социального статуса (по сравнению со старыми римскими), и он действительно мог стать причиной соперничества ^[414]. Но это не единственное возможное объяснение – и в данном случае даже не самое убедительное. Во-первых, подобная перестройка социального уклада имела место к югу от Луары, но она не привела к попыткам произвести впечатление пышными похоронными обрядами. Вы могли бы вполне логично возразить, что там, где уцелела старая элита, сохранив больше показателей статусных различий, не было причин состязаться; но это не единственное возражение против теории социальной нестабильности. Прежде всего, аккуратные ряды Reihengräber больше похожи на организованное общественное место, нежели на арену социального соперничества. Их ровные ряды указывают на то, что процесс захоронения так или иначе контролировался. О том же говорит и погребальный инвентарь. Отдельные категории усопших – взрослые, но не пожилые мужчины и молодые женщины в расцвете детородного периода – как правило, погребались с большим количеством предметов, чем другие. Опять же, было выдвинуто предположение, что так делали потому, что их смерти становились потрясением для общества и их больше оплакивали, но из сводов законов мы узнаем, что в тот период процветал вергельд, и вполне возможно, что дело скорее в нем.

В более общем плане законодательные источники действительно указывают на то, что в обществе меровингских франков существовало вполне четкое разделение на классы – свободных, вольноотпущенных и рабов (что в сочетании с возрастом определяет ценность каждого индивидуума) – и что у каждого из них были конкретные функции. Свободные и вольноотпущенные могли быть призваны на военную службу для сражения, к примеру, но рабы были лишены участия в деятельности, считавшейся привилегией. Другие законодательные источники также регулируют проведение публичных церемоний, если кто-то получает более высокий статус, и по большей части эти сельские сообщества были достаточно невелики, чтобы все друг друга знали ^[415]. Эти заключения приводят нас к другому объяснению ситуации с Reihengräber. Погребение мужчин, особенно с оружием, служило, разумеется, показателем их статуса, но в то же время было крайне нелегко пытаться претендовать на более высокий статус в небольших, до крайности тесных сельских сообществах.

Следовательно, утверждение, что главной причиной происходящих трансформаций была нестабильность в обществе, спорно само по себе, и исторические свидетельства, связанные с распространением обычая захоронений с погребальным инвентарем, говорят о другом возможном объяснении, хотя элемент социальной нестабильности в нем тоже присутствует. Богатейшим захоронением меровингской эпохи является как раз самое раннее – могила самого Хильдерика. За ней следует ряд богатых, но не столь пышных захоронений, известных как флонхайм-гюглинская группа – название не из тех, что легко слетают с языка. Точные их датировки не подлежат установлению. Стилевые особенности погребального инвентаря настолько схожи с тем, что был найден в могиле Хильдерика, что эти захоронения, скорее всего, совпадают по времени, однако они располагаются за пределами бывшей римской провинции Нижняя Белгика, которую, как традиционно считается, Хильдерик передал потом Хлодвигу. Логично было бы предположить, что это захоронения периода как минимум первых завоеваний Хлодвига, но вполне возможно, что владения Хильдерика вовсе не ограничивались Нижней Белгикой. В любом случае эти захоронения были сделаны в последней четверти V века ^[416].

Хронология дальнейшего распространения нового способа захоронения вполне ясна. Следующие на очереди – менее богатые, но содержащие очень ценные предметы захоронения, названные Райнером Кристлейном группой С – опять-таки не самое приятное название, но его хотя бы проще произнести. Эти могилы являются связующим звеном (по хронологии и имеющемуся погребальному инвентарю) между очень немногочисленными богатыми захоронениями, датируемыми концом V века, и более многочисленными, но куда более скромными могилами, характерными для собственно меровингского периода, которые датируются VI веком, а не концом V и принадлежат скорее к его второй половине, нежели к первой.

Эта хронологическая прогрессия говорит о том, что новый похоронный обряд завоевывал все большую популярность по принципу «просочившись сверху вниз» – от «вершины» роскошных захоронений Хильдерика и его непосредственных соратников к средним классам. Новый обычай разительно отличался от былой франкской традиции – кремации с развеиванием пепла, – а значит, нет ничего удивительного в том, что укрепился он только через пятьдесят лет.

Это ощущается скорее интуитивно – то, что пышное погребение распространялось в меровингском обществе по мере того, как население заимствовало (в куда более скромных масштабах) обычаи элиты. Подобный эффект встречается довольно часто, но он не дает исчерпывающего объяснения данному явлению. В случае с самим Хильдериком идея сделать богатое захоронение с огромным количеством золота наверняка была заимствована из захоронений в дунайском стиле, зародившихся в империи Аттилы в пору ее расцвета. Германский мир и до V века знавал богатые захоронения, пусть и не во франкских землях, но, как мы видели в главе 5, именно в империи гуннов входит в обычай в знак уважения к важным людям класть в могилу ценные вещи. Богатство империи кочевников и ее непосредственных преемников затмевает все, виденное ранее, – в том числе и по количеству золотых изделий, в прямом смысле слова зарываемых в землю. Франки не были в числе господствующих народов Гуннской империи, но они достаточно долго пробыли под властью Аттилы, который однажды даже лично вмешался в их дела, разрешив спор о наследовании, следовательно, дунайский стиль мог повлиять на похоронные ритуалы варваров.