– К нам здесь сестра Клара. Приведи себя в порядок и иди в дом.
Я отряхиваю от пыли штаны и следую за ней. В комнате жарко, и нана поставила под окнами чаши с водой. Сестра Клара стоит на пороге у открытой двери, но в дом не входит даже после меня. Доктор Томас объяснил всем, что стать Тронутым нельзя, если дышать одним воздухом, но сестра Клара, похоже, ему не верит, потому что никогда не приближается к нане и другим. С другой стороны, она и ко мне близко не подходит, хотя я и не Тронутая. Думаю, ей просто не нравятся дети, что странно для монахини, тем более монахини-учительницы.
– Здравствуйте, сестра Клара, – говорю я певучим, как нас учили, голосом.
– Амихан, – отвечает сестра Клара. Это она так здоровается, хотя получается бесстрастно и уныло.
– У нее неприятности, сестра? – грубовато спрашивает через тряпку нана. – Что на этот раз? Бегала по школе? Смеялась в церкви?
– Сегодня после полудня в церкви собрание. Служба будет сокращена, – холодно сообщает сестра Клара. – Ваше присутствие обязательно.
– Что-то еще?
Монахиня качает головой и уходит. Ее «благослови вас Господь» звучит едва ли не проклятием.
Нана толкает дверь своей палкой.
– И вас тоже.
– Нана!
На лбу у нее выступил пот. Она вытирает тряпицей лицо, вешает ее на дверную ручку и устало валится в кресло.
– Извини, Ами, но эта женщина… – Нана останавливается, чтобы не сказать лишнего, потом продолжает, но уже осторожнее: – Не нравится она мне.
– Что наденешь на службу? – спрашиваю я, стараясь отвлечь ее от опасной темы. Нана всегда расстраивается, когда люди относятся к ней вот так же, как сейчас сестра Клара: обходят брезгливо стороной, не смотрят в глаза.
– Наверно, то же, что и в прошлый раз.
Прошлый раз был давным-давно, когда монахини только-только начали здесь работать. Помогаю нане подняться, и она, бормоча что-то под нос, ковыляет в комнату – переодеться. Сердитая. Я даже не смею предложить ей помочь с пуговицами.
Сама тоже переодеваюсь – в голубое платье. Нана выбирает свое почти лучшее, вероятно, намереваясь таким образом показать, что думает о церкви.
– Маловато взяли цветочных семян, – говорю я, чтобы как-то заполнить тишину. – Засеем сад?
– Не собираюсь тратить время на это бесполезное занятие. Прошлым летом сюда не прилетела ни одна бабочка. Думаю, им просто не нравится на Кулионе.
Мы сидим молча – одна в лучшем, другая в почти лучшем платье, – ждем, когда подойдет время идти.
Собрание
Церковь – самое красивое здание на острове. Мне нравится, что там всегда прохладно, даже сейчас, когда песок на пляже горячий, как угли. Стены ее светятся белым, словно серединка коралла. Сияющая на верхушке холма подобно маяку, она придает сил путешественнику, облегчает последний крутой подъем, хотя нане восхождение далось в этот раз труднее, чем в прошлый.
Мы сидим за Капуно и Бондоком, живущими на одной с нами улице. Нана еще ни разу не произнесла «аминь» и ни разу не поднялась, когда это требовалось, хотя, может быть, дело просто в усталости. Другие дети сидят все вместе сзади, одной большой группой, как после урока. Увидев нас с наной, девчонки начинают шептаться. Знаю, они считают меня чудачкой, потому что я не остаюсь играть после школы, но ведь нане не обойтись без моей помощи дома. Я беру ее руку и осторожно пожимаю. Она – мой единственный друг, и никого больше мне не надо, хотя иногда и хочется, чтобы девчонки перестали шептаться.
Отец Фернан переходит к заключительной части проповеди. Она посвящена умеренности, которая, как мне думается, означает воздержание от алкоголя, потому что Господь печалится, видя, как человек громко распевает на улице. Хорошо бы Бондок прислушался к этим словам, потому что, хотя его имя переводится как «гора» и сам он похож на гору, пение его напоминает блеяние придушенной козы.
Капуно и Бондок – братья. Капуно – Тронутый, Бондок – нет, но он все равно отправился за братом на Кулион. Капуно – маленький, Бондок – большой, но в первом чувствуется спокойная, сдержанная энергия. Они – самые добрые люди из всех, кого я знаю, даже если и горланят на улице песни из-за недостатка умеренности.
– Итак, запомните, – нараспев внушает отец Фернан. – Когда будете в следующий раз проходить мимо таверны, поприветствуйте хозяина и обратитесь к Богу. Давайте помолимся.
Я склоняю голову, но нана разгибает мои пальцы и складывает руки на груди. Сестры этого не замечают, потому что, как нас учат, разговаривая с Богом, надо смотреть вниз, хотя ясно же, что Он вверху, над нами, на Небесах.
Отец Фернан осеняет нас крестом. На мгновение в церкви наступает тишина – все гадают, что же будет дальше. Хмурое выражение на лице священника сменяется улыбкой. Прихожане позволяют себе чуточку расслабиться и начинают перешептываться. Нана опускает немного руки. Сестра Клара встает рядом с кафедрой. Сестра Маргарита расставляет три стула и садится на один из них.
Звук шагов. Мимо нас, по проходу, идет человек, которого я никогда прежде не видела. Его сопровождает доктор Томас, лицо которого серьезно и торжественно. На незнакомце блеклый летний костюм, в руках – две деревянные планки. Идет он чудно, словно марионетка, высоко поднимая ноги, потом садится на стул. Голову держит напряженно, словно кукольник изо всех сил натянул управляющую ею нить. Все собравшиеся выжидающе смотрят на отца Фернана.
– Спасибо, что присоединились, – начинает он, как будто это мы только что пришли. – Нам предстоит обсудить некоторые весьма важные перемены, которые ожидают Кулион-таун. Эти перемены могут поначалу показаться странными, но нам нужно помнить, что у Господа свой замысел, и верить в Него.
Сестра Клара кивает с серьезным видом, зато у сестры Маргариты губы сжаты в тонкую линию, и рот похож на запечатанный конверт. Доктор Томас болезненно морщится, отчего его лицо напоминает пожеванную ириску.
– Сегодня у нас особенный гость, мистер Замора. – Все поворачиваются. – Мистер Замора работает на правительство в Маниле. Сейчас он расскажет вам о будущем нашего острова.
Незнакомец поднимается со стула. Как будто раскладывается. Худой и длинный, он напоминает стоящую на задних лапках саранчу. Вялые кисти рук болтаются, высунувшись из рукавов. Сделав шаг вперед, он начинает снимать шляпу, носить которую в церкви в любом случае не следовало.
– Пациенты и семьи, – начинает незнакомец, и я уже знаю, что ничего хорошего нас на этом собрании не ожидает. Никто из островитян не воспринимает Тронутых как пациентов, кроме, может быть, сестры Клары. – Спасибо, что приняли меня. Я получил большое удовольствие от службы.
Низкий, глубокий голос плохо сочетается с худой, костлявой фигурой и пухлыми, как у рыбы, губами. Чувствую, как рядом снова напряглась нана, а сидящий впереди Бондок откидывается на спинку жесткой деревянной скамьи и складывает руки на груди.