Ревность - читать онлайн книгу. Автор: Селия Фремлин cтр.№ 22

Церемония подошла к концу, и озабоченное личико Норы просветлело, когда она обвела взглядом доказательства бесспорной победы: горы остатков и объедков, которые, как уцелевшие в бою солдаты умело развернутой армии, свидетельствовали о гении полководца. Началась дискуссия.

Началась как обычно — кто-то принялся рассказывать о каком-то путешествии, но уже через несколько минут все, включая рассказчицу, наперебой говорили о своих детях, сражаясь, как ораторы в Гайд-парке, за внимание аудитории.

Победили, конечно, матери подростков. У мамочек грудничков и малышей ясельного возраста в данном сражении не было ни единого шанса. Ибо обтрепались, поблекли за последние годы такие вещи, как приучение к горшку, свободное кормление, ревность ко второму ребенку — все те вопросы, что совсем недавно заполняли страницы газет и журналов, потрясали общество — от профессоров центральных клиник до робких молодых мамаш в благотворительной больничке. Прежде первостепенно важные, сегодня эти вопросы вновь задвинуты в узенький мир детской, откуда они так загадочно возникли. Обращайтесь к здравому смыслу, говорят нынче молодым мамам. Краткий час их славы миновал.

Иное дело — матери подростков. Им не предлагают такой скучищи, как здравый смысл. Слава (хоть и дурная) их сорванцов невольно сказалась и на них; ничем до сих пор не примечательные домохозяйки нежданно-негаданно оказались в центре всеобщего внимания и почитания (хоть и отраженного).

Так и получилось, что Розамунда, Нора и живая, очень молодо выглядящая брюнетка по имени Карлотта вышли в бесспорные звезды маленькой компании — исключительно благодаря тому, что каждая была обладательницей одного-двух удивительных созданий, о которых ежедневно пишутся статьи, произносятся речи, читаются лекции. Розамунда пребывала в этом качестве уже около трех лет, и оно ей еще не приелось. «А у нас есть!» — горделиво произносила она, словно Питер — яйцо Фаберже или система охранной сигнализации, которая легко превращается в журнальный столик. Тотчас же все внимание устремлялось на нее, и непосвященные уважительно задавали ей уйму серьезнейших вопросов. И неважно, что именно отвечала Розамунда: любые ее слова выслушивались с благоговейным изумлением, как в старину — истории путешественников. Ей внимали, как отважному первопроходцу, только что вернувшемуся из неизведанных и опасных краев. Ну что? Как? — спрашивали люди, округляя глаза.

Но сегодня незаслуженная слава не пролилась на душу обычным бальзамом — с некоторых пор Питер начал представляться Розамунде не просто неудобством, а проблемой. Не то чтобы он как-то сильно переменился. Он не сделался более ленивым или более непредсказуемым и вел себя не хуже, чем всегда; просто он и его выходки стали больше значить. Семейное счастье потихоньку утекало, а Питер, с его грехами, оставался торчать острой скалой прямо посередке некогда спокойной солнечной лагуны — ни поверх проплыть, ни вокруг обойти. Джефри наверняка тоже чувствовал перемену — его отношения с сыном ухудшались прямо на глазах. Нет, он не делал сыну замечаний чаще или строже, чем раньше. Если на то пошло, Джефри стал даже менее требователен. Но когда он все-таки выговаривал Питеру, то делал это без прежней решимости, уныло и раздраженно. «Как будто его раздражает, что приходится разбираться с проказами нашего парня, — думала Розамунда. — Вообще семья раздражает. Или как будто кто-то указал ему на наши недостатки, которых раньше, когда мы были счастливы, он не замечал. Видать, обзавелся хорошим учителем — отменно натаскивает на недостатки домашних».

Оттого-то выступление у Розамунды в то утро получилось мрачноватым. Как, впрочем, и у Норы. Нора, как обладательница самого трудного в их компании ребенка, если и позволяла себе радоваться престижному положению, то совсем чуть-чуть и ненадолго. Проступки Неда всегда вызывали значительный интерес и сочувствие к его матери, а могли бы вызывать и более сильный отклик, когда бы не постоянная привычка Норы оправдывать любые выходки сына и страшно нервничать по поводу каждой из них. Это здорово озадачивало и заставляло сомневаться: в каком случае сочувствие уместно, а в каком — послужит лишь поводом для лихорадочных оправданий и объяснений.

Затем слово взяла Карлотта. Здесь, как водится, никаких проблем, все тот же рассказ об успехах, непрерывная цепь которых, на зависть и удивление подруг, началась еще во времена противоестественно нормальных беременностей Карлотты, когда ее и тошнило-то меньше других, и детей-то она рожала крупнее, и управлялась с этим быстрее и легче, чем можно вообразить. Послушать, как она про это рассказывает, так дети всего-навсего побочный продукт процесса, не более чем случайный приз, призванный отметить ее выдающиеся материнские способности. Все время невольно ждешь, когда же что-нибудь пойдет не так, но у Карлотты все и всегда исключительно «так». И вот теперь первый из ее «побочных продуктов» с блеском и с наградой по физике заканчивал пятый класс — к вящей славе своей матушки.

— Мне, конечно, особенно приятно, что он неплохо справился, — объясняла Карлотта. (Ох уж эта «скромность» мамаш успешных сыновей!) — Потому что все твердили: дети, мол, будут страдать, когда ты начнешь работать. Дескать, будут расти без материнской ласки, станут недисциплинированными, а я замучаюсь рваться между домом и работой. А между тем у ребят все не так уж плохо. Да и я, по-моему, не выгляжу очень уж замученной по сравнению с моими сверстницами. А?

Она отлично знала, что выглядит по меньшей мере лет на десять моложе каждой из них, слишком молодо для матери шестиклассника; тем не менее все в который раз дружно ей подыграли, заявив в один голос, что она действительно ну очень молодо выглядит. А куда денешься? Играть надо по правилам, независимо от того, какие карты выкладывают партнеры, иначе что будет, когда придет твой черед?

Розамунда бросила взгляд на Линди, которая до сих пор молчала. Неужели в кои-то веки чувствует себя не у дел? Ведь она-то явилась без единой проблемки в запасе — хотя бы такой, как «малыш, не желающий есть шпинат». Сегодня, правда, эта тема уже вышла из моды, но несколько лет назад была настоящим хитом.

Однако Линди сидела со своим обычным благодушным и самодовольным видом — ни скуки, ни растерянности. Напротив, к досаде Розамунды, она смотрела на все происходящее с заинтересованным выражением стороннего наблюдателя, превратив, таким образом, бесспорный недостаток в явное свое преимущество.

И даже не потрудилась его использовать. На глазах Розамунды Линди начала собираться — взяла сумку, перчатки.

— Ужасно неловко, но мне пора, — поднимаясь, обратилась она к Норе. — Не надо меня провожать, я сама уйду. Не хочу вам мешать.

Нора, также вставая, разразилась тайфунчиком взволнованных протестов. Ах, неужели Линди должна идти? Ведь еще только половина первого!

— Правда, Линди, останься, — начала уговаривать Карлотта. — Ты ведь сама себе хозяйка, можешь работать когда захочешь. Не то что мы, несчастные.

Линди улыбнулась:

— Так-то оно так, но дело не в работе. Я обещала одной старой деревенской леди кое-что напечатать. Старушка — прелесть, и столько энергии! Как следует за семьдесят, а она затеяла написать книгу по археологии — хочет доказать, что Эванс абсолютно прав в отношении Кноса ^[6]. Если вам это что-то говорит… — извиняющимся тоном добавила она, обращаясь ко всей компании. — Я и сама ничего в этом не смыслила, пока с ней не познакомилась; а она так рассказывает — заслушаешься… Ну все, мне на самом деле пора. Обещала ей сегодня завезти готовый материал… Всем — пока!