– Но все это не совсем то же самое, – заметил он вслух. – Здесь есть сюжет, довольно тревожный. Я имею в виду, картина визуально обращается к некоторым внутренним страхам. А тут, – он кивнул на картину на стульях, – нет никакого сюжета.
– Я просто хочу сказать, что иногда картины оказывают странное действие на людей, – пожал плечами Марк. – Говорят, некоторые способны даже устраивать пожары в тех домах, где висят, не сгорая при этом сами. Например, «Плачущий мальчик»… – Он оборвал себя и снова посмотрел на стоящую на стульях картину. – Вы правы, здесь нет никакого сюжета, но мы не знаем, какие чувства и эмоции вложил в нее тот, кто ее рисовал. Что если она способна транслировать эти чувства тем, кто на нее смотрит? Если вы, конечно, верите в подобное. Могу я узнать, кто художник?
Войтеху не хотелось называть имя Катерины, ведь этот питерский художник наверняка знает всех местных коллег. Что если он расскажет ей? Вдруг они довольно тесно общаются? Они и так несколько раз были слишком близки к раскрытию и провалу. Незримый дух ЗАО «Прогрессивные технологии» все еще висел над ними и угрожал их жизням. И все же имя назвать стоило, вдруг это скажет Гронскому что-то важное?
– Ее написала Катерина Ляшина, – после недолгого молчания признался Войтех.
– Ляшина? – Марк удивленно приподнял брови и снова повернулся к картине.
– Вы ее знаете? – уточнила Саша.
– Не так чтобы близко… Встречались пару раз, по-моему, даже не разговаривали, но я знаю ее картины. Поверьте, это – не Ляшина.
– В каком смысле?
– Это совершенно не ее стиль. Она пишет акварелью, такой романтический реализм, картины у нее в основном… – он замялся, подбирая слова. – Как бы вам так попроще объяснить…
– Как для тупых.
Марк посмотрел на Сашу и усмехнулся.
– Заметьте, это вы сказали.
Она улыбнулась в ответ.
– Заметьте, без сарказма. Мы реально не очень в живописи.
– Понимаете, она очень хорошо умеет передать движение. Ее картины легкие, как будто воздушные. Она не всегда четко прорисовывает детали, но при этом вы, глядя на ее работу, видите движение: движение изображенных фигур, кисти по холсту, света, тени, воздуха. Если бы Ляшина хотела передать через картину какие-то чувства, она бы это сделала. И если это, – он кивнул на картину, – написала действительно она, то ее стоит отвести к психиатру на предмет клинической депрессии.
– Сурово.
– Я знаю, о чем говорю.
Саша и Войтех переглянулись, и последний понимающе кивнул. Это было уже что-то, пусть оно и не очень проясняло ситуацию. Но в каком-то смысле слова Гронского соотносились со словами Нева. Хотя его видение пока их напрямую не подтвердило.
– Что ж, спасибо вам за… консультацию, – он улыбнулся Марку. – Понятнее не стало, но было интересно и познавательно.
– Да не за что, – тот пожал плечами и посмотрел на Сашу. – Если вам действительно подарили эту картину, и она вас пугает, мой вам совет: избавьтесь от нее до того, как она начнет вам сниться.
Саша улыбнулась.
– Приму к сведению. Рите привет передавайте, надо как-то встретиться.
– Вытащить ее из дома определенно будет нелишним.
Они попрощались, и когда за Марком закрылась дверь, Саша вернулась в комнату к оставшемуся возле картины Войтеху. Он так и стоял перед полотном, глядя на него внимательно, как будто надеялся снова вызвать у себя чувства, которые испытал в первый раз.
– Кажется, он нам не поверил, – весело заявила Саша.
– Будем надеяться, что в честь вашей дружбы с его женой он не станет заявлять на нас в полицию, – хмыкнул Войтех, продолжая задумчиво смотреть на картину. – И все-таки непонятно, почему она… «сломалась». Если дело не в свете и не в определенном переплетении линий, значит ли это, что дело все-таки в Кате или ее квартире?
– Вероятно. – Саша закрыла окно браузера, чтобы больше не видеть жуткую картину с руками. – Если это художество транслирует ее чувства, может быть, трансляция идет только рядом с автором или в месте, где оно было написано. Вайфай фиговый.
Войтех улыбнулся такому сравнению. Возможно, в Сашиных словах была доля правды.
– Сейчас Сидоров вернется, выскажет свое мнение по поводу общения с ведьмой, могла ли она реально навести порчу, – продолжила Саша. – А пока не хочешь за чашкой сладкого чая с шоколадкой рассказать, что ты узнал у Кати?
Войтех кивнул и наконец перестал гипнотизировать картину.
– Пойдем. Чай с шоколадкой никогда не бывает лишним. Особенно в твоей компании.
Лиля и Нев приехали ближе к вечеру. К этому моменту вернулся Ваня, выслушал рассказ о видении Войтеха, визите художника и заказал несколько коробок с пиццей. Он как раз забирал их у курьера, когда из лифта вышли и его сестра с Невом. Ваня все еще испытывал двоякие чувства, видя их вместе, хотя откровенный разговор с Невом несколько успокоил его. По крайней мере, он вроде бы не собирался делать Лиле предложение и создавать ситуацию, когда она лет через двадцать внезапно останется либо вдовой, либо привязанной к дряхлому старику.
– Братец, что у тебя за отвратительный свитер? – с чуть брезгливым выражением лица поинтересовалась Лиля, входя в небольшую прихожую.
– Последний писк моды! – возмутился тот. – Весь Питер в таких ходит, ничего ты не понимаешь в высокой моде.
– Куда уж мне, – Лиля позволила Неву снять с себя пальто и снова повернулась к Ване. – Но будь добр, не надевай его больше при мне, не оскорбляй мое чувство прекрасного.
Ваня проигнорировал ее замечание, заходя с коробками на кухню, где Саша и Войтех как раз заваривали чай.
– Жратва прибыла, – объявил он. – Нев и Лилька тоже. Можем совещаться.
– Очень интересно послушать, что нового вы узнали, – улыбнулась Лиля, входя на кухню следом за братом и с некоторой брезгливостью глядя на жирную пиццу. Она порадовалась, что уже перекусила дома у Нева более здоровой пищей и теперь может ограничиться чашкой чая.
– Мы с Сашей почти на сто процентов исключили картину из списка подозреваемых, – сообщил Войтех, который против жирной пиццы ничего не имел. После обеда в виде чашки чая и шоколадки ему страшно хотелось есть.
Ваня быстро порезал пиццу, Саша поставила чашки, и все компактно уместились за обеденным столом, немного мешая друг другу, но им приходилось совещаться и в менее комфортных условиях. Войтех в двух словах пересказал новоприбывшим визит Марка Гронского, а также упомянул, что после этого они с Сашей еще некоторое время пытались смотреть на картину ближе к вечеру, но волшебное гипнотическое воздействие так и не вернулось.
– Очевидно, что картина не главное звено в цепочке, – резюмировал он, доедая первый кусок пиццы. – Вероятно, все-таки место или сама Катя выступают катализатором воздействия.